***
На неделе Салли Донован поспешно уехала в Квебек. Поговаривали, что одна из ее тетушек многодетная мать, тяжело заболела, и Салли поехала ей помочь. – Поездка может затянуться на несколько месяцев, – говорила мать Салли всем, кто попадался под руку, – моя сестрица никогда не отличалась крепким здоровьем, ей повезло иметь такую преданную и отважную племянницу, ибо ее дети невыносимы. Как только Салли с матерью, которая должна была помочь ей устроиться, уехала, в лавку явился Джонатан Андерсон со своей версией событий. – Салли беременна, – доверительно сообщил он одному из своих соседей, но достаточно громко, так, чтобы слышали все, кто находился в магазине. – Ее родители не хотят, чтобы люди увидели, как ее разнесет, так что она будет прятаться в Квебеке, пока снова не обретет нормальную фигуру. Это заявление поразило всех, кто находился в лавке, люди немедленно начали шептаться. Воодушевленный, Андерсон заявил, что когда лодку Салли бурей отнесло в Восточную Березовую Бухту, на нее напал Зверь. Он также утверждал, что первым обнаружил Салли и проводил ее домой. – Ее юбка была порвана, волосы растрепались, она была вне себя. Зверь настоящий бессердечный дикарь без стыда и совести. Будь я отцом Салли, я бы пожаловался властям, но он, наверное, просто не хочет портить дочери репутацию. Грегори стало противно. Больше всего ему хотелось уличить Андерсона в наглой лжи, но, сказав хоть слово, он предал бы Шерлока. Потому-то Грегори и оставался внешне спокойным, но не мог не высказать своего мнения. – Но ведь то, что ты говоришь, уже неизбежно вредит репутации Донован. Андерсон пожал плечами. – В конце концов, правда всегда выходит наружу, а я просто ускоряю этот процесс. Я надеюсь, что это убережет других бедных девушек от домогательств Зверя, и, может быть, вдохновит мужчин на то, чтобы покончить с ним раз и навсегда. – Ты прав только в одном, Андерсон, – сказал напоследок Грегори, – правда всегда выходит наружу. Грегори пообещал себе, что будет сообщать Шерлоку обо всех сплетнях, которые Андерсон распускает по городу; теперь он просто ждал подходящего момента. Такой момент представился десять дней спустя, когда в лавку пришла Гарри Уотсон. Она возвращалась из поездки, в которую отправилась, чтобы установить деловые контакты с охотниками на тюленей. Ее брат прятался от мира еще тщательнее, чем раньше, а она часто посещала самую оживленную часть города и тут услышала, в чем обвиняют Джона. Войдя в лавку, она села за шахматный стол, за которым за годы их дружбы сыграли не одну партию Шерлок и Грегори. Из кармана она вытащила флягу с виски и предложила всем, кто был в магазине. Оставалось несколько недель до Рождества, до поста было еще далеко, так что большинство горожан выпили по глотку. Как только фляга вернулась к Гарри, она сделала большой глоток, откашлялась и заговорила. – Мой брат урод, но не слепец, – с горечью сказала Гарри, – он никогда бы не заинтересовался такой девушкой, как Салли Донован. Если бы он так сильно хотел, то нашел бы себе кого-нибудь на пару ночей. Кое-кого поумнее, чем шлюха, которая сбежала в Квебек, потому что не знала, как трахаться и не забеременеть. Если бы здесь присутствовал священник, он тут же бы рухнул замертво. Все в магазине были ошеломлены, но не говорили ни слова, желая увидеть, как далеко заведут Гарри ее возмутительные речи. Напряжение почти физически ощутимо висело в воздухе; сам дьявол, реши он сейчас зайти в лавку, вызвал бы меньший переполох. – Моего брата не в чем обвинять, кроме как в наивности. Он почти угодил в сети жадной до денег вертихвостки, – продолжила Гарри, ее голос был пропитан гневом, будто ядом. – А есть люди, гораздо более опасные, чем Салли Донован; они чуют богатство, они подбираются к нему, пока не вонзят зубы в свою добычу. Этот ублюдок Холмс сделал все, чтобы обольстить моего брата, но я успела схватить его, пока не стало слишком поздно, и если он еще вздумает виться вокруг брата, я застрелю его быстрее, чем неповоротливого тюленя. – Успокойся, Гарри, – вскричал лоцман. – То, что ты говоришь, это серьезно! Если с Холмсом что-то случится, первой заподозрят тебя. А вообще это не наше дело, даже если он бродит вокруг твоих земель, хотя я бы очень сильно этому удивился. Всем известно, что Молли Хупер по уши в него влюблена, ему стоит только пальцами щелкнуть, и она тут же примчится. А кроме того, если он похож на свою тетушку, миссис Хадсон, твое богатство его не интересует. – Правда? – заорала Гарри. – Значит, в тот день, когда я застукала его запертым в маленькой библиотеке с моим братцем, я бредила? И мой самый верный слуга, который, в конце концов, признался, что Холмс тайно виделся с моим братом несколько месяцев, в любое время дня и ночи, тоже псих? Посетители лавки были шокированы, и Грегори решил, что настало время рассказать Шерлоку все те ужасные вещи, что болтают по городу о нем и Джоне. Лейстреду было противно от мысли, что придется это сделать, но он хотел, чтобы Шерлок услышал это именно от него и только от него. И Грегори отправился в Парусную Бухту, где и обнаружил Шерлока: тот сидел на сугробе, завернувшись в несколько тяжелых шерстяных одеял наистраннейшего оранжевого цвета. Он невидящими глазами смотрел на замерзшее море, полностью погруженный в свои мысли. На губах у него играла легкая улыбка – Грегори не видел, чтобы Шерлок улыбался с тех пор, как его изгнали из поместья Уотсонов. Теперь его серые глаза почти всегда омрачала пустота. Грегори часто пытался разговорить его, помочь выбраться из депрессии, но все усилия были тщетны, и они почти всегда заканчивали играть в шахматы в молчании. Грегори подошел к Шерлоку и молча сел рядом, стараясь не нарушить очарование. – Я видел большую хищную птицу, похожую на тех, что выкармливал Джон, – вялым голосом произнес Шерлок, не оборачиваясь к другу. – Ты когда-нибудь замечал, что эти птицы летают выше, чем все остальные? И кажутся более уверенными. Грегори не хотелось говорить ни о чем, кроме птиц, неба и ветра. Но вместо этого он рассказал Шерлоку о сплетнях, которые распускает Андерсон и о том, как на них отреагировала Гарри Уотсон, обвинив Шерлока в покушении на их богатство. Шерлок слушал, не двигаясь. Сначала Грегори испугался, что его друг опять затаился в тайной темной келье, далеко от окружающего мира, но, взглянув на него, он увидел капельку на губе. Шерлок не сказал ни слова, и внешне казался таким же спокойным, каким и был, но он так прикусил нижнюю губу, что пошла кровь. – Что ты обо всем этом думаешь? – спросил Грегори. – Гарри кричала: «Посмотри на него! Посмотри!» Я посмотрел, и увидел это в его глазах. Это была правда; он любил меня. Можешь себе представить? Он любил меня, – сказал Шерлок ровным, безразличным тоном. – А потом он меня возненавидел, – добавил он после некоторого раздумья. Он на секунду замолчал, глядя в небо. Грегори боялся, что друг больше не станет изливать ему душу. Однако Шерлок снова заговорил. – Я много об этом думал. Теперь я понял, почему Джон решил слушаться приказаний сестры, почему предпочел жить и прятаться, даже если маска и без того все прячет. Понимаешь, ведь так трудно найти какую-то опору, найти счастье, когда воспоминания о людском отвращении и воплях так свежи. Постепенно он научился не чувствовать себя одиноким среди животных, растений, звезд – так же, как герои, обитающие в его книжках. С ними он, наконец, почувствовал себя человеком, живым. Он забывал о своем изуродованном лице. Так было, пока я все не разрушил. Грегори хотел что-то возразить, но Шерлок оборвал его. – Когда я закрыл глаза, то заставил его поверить, что он был никем иным, как отвратительным чудовищем, что даже самая крепкая дружба рухнет от ужаса, который он внушает. Я самым жестоким образом напомнил ему о том, что было под маской, о том, о чем он нашел столько способов забыть до того, как я вторгся в его жизнь и все испортил. Грегори неуклюже обнял Шерлока за плечи, надеясь его утешить. Но Шерлок, кажется, даже не заметил этого жеста. – Сестра Джона сравнила меня с моей матерью и была права; все, что делала моя мать – только портила жизнь отцу. Теперь я все понял, и позабочусь о том, чтобы больше никому не досаждать. Что-то в тоне Шерлока заставило Грегори вздрогнуть, внутренности сжал неприятный спазм. Казалось, Шерлок дал какую-то серьезную клятву, и Грегори задумался, что же это была за клятва. Ясно было одно – она не сулила ничего хорошего.Глава 16
14 июня 2013 г. в 15:48
Пока на дворе бушевала неистовая вьюга, миссис Тернер, тихо напевая себе под нос, мыла посуду. Это была часть ее ежедневного распорядка, закончив с посудой, она хотела отнести чай Себастьяну и Джиму в гостиную, а после уж готовиться ко сну. Она удивилась, когда-то кто-то постучал в дверь – к ним редко заходили гости, а если и заходили, то никогда так поздно. Положив полотенце для посуды на стол и вытерев руки о передник, миссис Тернер пошла открывать дверь.
Отворив, она изумленно застыла. На крыльце стоял Шерлок, весь в снегу, с бешеными глазами и посиневшими от холода губами. Казалось, будто его принесло сюда самим снежным вихрем.
– Мистер Холмс! – воскликнула миссис Тернер. – На вас нет пальто, что случилось?
Он не ответил. Путь от поместья Уотсонов был не близкий, но он даже не почувствовал ни свирепого ветра, продувающего сквозь одежду, ни льдистого снега, постоянно хлещущего в лицо. Он шел будто в дурном сне, не замечая ничего вокруг, целиком сосредоточившись только на том, чтобы идти вперед, невзирая на боль. Он упорно шел, шаг за шагом, не обращая внимания на то, что все самые кровожадные чудища из всех лесов всего мира навалились на него и грызли его внутренности.
Не зная, что делать, миссис Тернер решила провести молодого человека в гостиную, где недавно растопили камин. Наверное, Джим или Себастьян придумают, как поступить. Она открыла дверь, и оба супруга подняли головы. Они сидели на диване, Себастьян облокотился на подлокотник и обнял Джима, который сидел между его раздвинутых ног, держа в одной руке книгу, а другой поглаживая мужа по бедру. Увидев их, Шерлок издал тихий всхлип, напоминающий рыдание, и упал на пол.
Себастьян, как самый сильный, поднял Шерлока и понес наверх, в спальню для гостей, где осторожно положил на кровать, снял мокрую одежду, чтобы он не заболел, и укрыл его, дрожащего, несколькими одеялами.
Шерлок несколько дней провел в маленькой спальне, борясь с жестокой лихорадкой и невидимыми врагами. Порой он кричал так, будто его заживо клевала стая чаек. Тогда он просыпался и садился в постели – силы у него бралась от тоски и подпитывались тоской.
– Посмотри на него, посмотри на него! – испуганно кричал он одно и то же.
Он отказывался от еды. Грегори, который от Джима узнал о состоянии своего друга, приходил каждый день и приносил любимые лакомства Шерлока, которые специально для него приготовила Сара, но все было впустую. На третий день Моран пригласил доктора, он прописал горчичники и припарки из камфары, но они уже и без того ставили их много раз, и без видимого эффекта.
На четвертый день Шерлок по-прежнему был слаб и вял. Марта, которая только что вернулась из Римоуски, долго сидела у постели племянника. Она понимала, что у Шерлока выбили почву из-под ног, что он чахнет в холодной и мрачной темнице, что весь свет покинул его тело. Потом она встала и подошла к окну, посмотрев в ночное небо.
– Полярная Звезда сегодня бледнее, как и в предыдущие несколько ночей. Думаю, где-то на Еловом Мысе случилось нечто столь ужасное, что даже звезды растеряли часть своего света.
Грегори, Себастьян и Джим пытались успокоить Шерлока, рассказывая ему, что все будет хорошо, что они надеются – скоро он к ним вернется. Марта понимала, что она должна войти в ту келью, в которой прятался Шерлок, и прорубить из нее дорогу к свету. Другого выхода не было.
– Раз такое случилось с самим небом, наверное, это было что-то по-настоящему страшное, да, дорогой? То, отчего больно дышать, то, что лишает всех сил. Я уже переживала такое, я знаю, как это больно. Ты каждый день просыпаешься с развороченной грудной клеткой, раздавленными легкими и лопнувшим сердцем. Я знаю.
Шерлок смотрел на тетю и слушал ее, затаив дыхание. Он впитывал ее слова, как заблудившийся в пустыне припадает к воде.
– Кажется, ничто не сможет утихомирить боль, что ты обречен выносить ее день за днем, и мысль об этом невыносимо ужасна.
Она помолчала мгновение, но Шерлок, не отрываясь, смотрел на ее доброе лицо.
– Для некоторых людей так всё и заканчивается. Но, тем не менее, некоторые обращают лицо к небу. Чудом или по ошибке, неважно. Им кажется, что они уже наполовину завязли в трясине, они молятся, они надеются, чтобы побыстрее засосало и другую половину. А потом внезапно они смотрят вверх и видят, что небо, темное, как волчья пасть, усеяно звездами. Сотнями, сотнями крошечных поблескивающих и мерцающих серебристых глаз.
Она медленно отошла от окна, но не села, как раньше, возле Шерлока. Уходя, она посмотрела на него и улыбнулась ему полной надежды улыбкой.
– Только тебе решать, дорогой. Можешь оставаться на дне или посмотреть вверх. Пока ты думаешь, я буду ждать тебя дома и надеяться, что ты выберешь путь вверх и вернешься ко мне.
В эту ночь Шерлока немного отпустила тревога, мучавшая его изо дня в день. На следующее утро он выпил овощного бульона, принесенного Мориарти, и съел несколько кусочков хлеба. Потом он снова на несколько часов уснул, и лихорадка его отпустила.
На следующий день выпала суббота, у Грегори был выходной, и он весь день провел у постели друга, который в немного сжатом виде изложил ему то, что произошло в усадьбе Уотсонов. Шерлок умолчал о своем желании, о поцелуе, о тепле губ Джона на его губах, потому что не знал, как со всем этим разобраться и как облечь в словах то, что чувствовал. Но он рассказал Грегори всё о ярости Гарри и ее уничтожающих словах.
– Он подумал, что мне противно, – рассказывал Шерлок другу, – что меня напугало его лицо. Но это не так. Я не мог пошевелиться, всё это было слишком. От непрекращающихся криков Гарри и ее полных ненависти слов я просто оцепенел. Меня потрясло, сколько злобы и отвращения было в ее лице, когда она сорвала с него маску.
– Насколько там было всё ужасно? – спросил Грегори.
Он еще не свыкся с тем, насколько Шерлоку было плохо, и потому чувствовал себя немного неловко, но он часто обнаруживал, что разговор о проблеме помогает с ней справиться, и потому старался помочь своему другу и разговорить его.
– Я видел рытвины и зажившие рваные раны, это выглядело по-настоящему ужасно. Но в то же время, всё было не так уж ужасно, потому что я видел только его глаза. Мне казалось, я смотрю на страшное грозовое небо, прямо посреди которого сияет солнце. И я видел только это солнце.
Раньше Шерлок не говорил метафорами. А все из-за Джона и его прекрасных сокровищ. Из-за Джона, который показал ему прежде уже виденные вещи, но научил смотреть на них совершенно другими глазами. Джона, который слышал, как его растоптали, подумал Шерлок, и сглотнул ком в горле.
В тот же день Шерлок вернулся домой, но первые несколько дней он никуда не выходил, лежал, свернувшись калачиком, под пристальным осуждающим взглядом черепа. Через неделю, в следующее воскресенье, Марта убедила его сопровождать ее на воскресный обед к Лейстредам. Сара теперь была официальным членом клана Лейстредов, и Молли тоже, и в первый раз к обеду пригласили Морана и Мориарти, которые так помогли Шерлоку и были так добры к нему.
Обед удался на славу; миссис Лейстред приготовила любимый десерт Шерлока, мистер Лейстред откупорил одну и лучших своих бутылок вина. Велись приятные разговоры, но Шерлок, как всегда, держался особняком, лишь изредка бросая насмешливые взгляды на Молли, болтавшую без умолку, и, причем, такую чепуху, от которой Шерлок всегда был готов съесть собственную голову. Однако в тот вечер, казалось, он слушал Молли. Сара, конечно, заметила это и взволнованно толкнула локтем своего мужа, но Грегори и сам быстро всё понял и обеспокоенно наблюдал за разворачивающейся сценой. Он видел на лице Шерлока то же самое выражение, с которым тот говорил о препарировании животных – было понятно, что его интерес к Молли добром не кончится.