***
Мэган пекла мясной пирог, и от запаха Гарри сносило крышу. Он пришёл в гости только ради него, если честно. Есть хотелось просто ужасно, и даже несмотря на то, что было опасение, что она опять решится помирить их с Дэном, пирог победил. Сам он на такие кулинарные подвиги способен не был, а то, на что он был способен, осточертело ещё в сентябре. Девушка натянула толстую рукавичку и распахнула духовой шкаф. Запах усилился, и Гарри пришлось сглатывать интенсивнее — риск закапать слюной стол был слишком велик. — Вот ты и готов, наконец, — нежно проворковала она, вооружившись второй рукавичкой, достала пирог. — Надеюсь, ты голодный? — Я бы на твоём месте надеялся, что я не сожру его вместе с противнем. — Тебе не стоило столько тратить на очки, — она вздохнула, отрезала кусок побольше, примерно четверть пирога, и положила на тарелку. — Они того не стоили. — Они стоили, — упрямо ответил он и подул, стараясь охладить быстрее. — Ты же видишь, какие они классные? — Да, но триста баксов за «Ray Ban»?! — Двести восемьдесят пять! — он наконец откусил и зажмурился — горячо и вкусно. — Это не важно, — она налила чай и села напротив, обхватив ладонями чашку. — Гарри… Может, ты поговоришь с ним? — С папой? Да не, он прав, я потерплю до Рождества… — С Дэном. — С Дэном… Я не смогу, Мэг. Я бы хотел, но… — Ты бросил его… — Как мудак? Я знаю. Понимаешь… — Нет, — оборвала она, — не понимаю! Он переживал и звонил мне, не мог понять, что произошло. Ты оставил ему записку со словом «извини» и все! Ты хоть понимаешь, что он чувствовал или нет? Ты даже не объяснил ему ничего! — Что я мог ему объяснить? Что он милый и хороший, но у меня к нему нет никаких чувств и особо-то и не было?! Что я расстроился, когда он объявился с вывихнутой ногой и извинениями? Или что съездил в Сан-Франциско с одним мужиком и понял, что дальше так не может продолжаться? — Ты бы мог не продолжать с ним… — А я не смог не продолжать! — он запихнул остатки куска в рот, прожевал и выдохнул: — Вот поэтому я и не знаю, что сказать ему! От разговора лучше не станет, а хуже — запросто. — Может, — она покрутила чашку, — все равно… Не нужно было так. А как нужно было? Сама бы она как поступила? Неужели она понять не может, что он сам не в восторге от того, как все получилось?! — Уж как вышло. — Он хочет знать, что сделал не так… — Он ничего не сделал. Это все я. — Ты… — Да, я! Зря, блядь, родился! Вот и все, ясно?! Мэг опустила голову и ничего не ответила. Оба молчали, и от звенящей тишины закладывало уши. Гарри хотелось орать и трясти её, схватив за плечи, попытаться объяснить, что ему так хуево от всего этого и что нихрена не помогает. Ни шоппинг, ни попытки окунуться в учебу, ни длинные пробежки в темноте по набережной, и только от сигарет, от которых она брезгливо морщит нос, чуточку становится легче. Они напоминают о том, что когда-то в его жизни все было хорошо. Он достал пачку, открыл, закрыл и снова спрятал в карман. Тут курить нельзя. — Спасибо за пирог, я, наверное, пойду. — Гарри… — Да все нормально, я тоже был бы на его стороне, — он уже повязывал шарф и натягивал пальто. — Давай зав… Блин, завтра никак… Она растерянно смотрела на него, и ему было жаль, что он снова ведёт себя как свинья. Просто, блядь, никто не понимал его. Никто не хотел ничего понимать. И так хуево, когда на сто километров вокруг нет ни одного человека, с кем можно было бы просто поговорить. — В другой раз. И Рону привет. Он быстро чмокнул её в щеку и шагнул за порог, дождавшись, когда провернется замок, сбежал по лестнице и подкурил. Все так дерьмово в этот четверг. Так же, как и в тот. Неделя прошла, а казалось, что лет сто — время тянулось жвачкой.***
Гарри разглядывал столб с объявлениями на остановке, в ожидании автобуса. «Новая квартира — новая жизнь» — проходили, знаем. Старая жизнь лучше. «Приходи и получишь прощение» — вот уж нет, туда он точно не придёт. Сам пока как-то разберётся. «Выгуляй собаку — обрети друга» — а вот это интересно. Он сорвал корешок объявления и сунул в карман. Волонтёрская работа в приюте – это здорово. Мимо проехал пустой автобус — наверное, в парк. И он снова вернулся к столбу. «Ярмарка в честь…» «Выставка выпускников…» «Стриптиз-клуб „Фламинго“ приглашает…» Это — фу… А вот, наконец, и автобус, к его счастью. Людей было много, и все стояли, тесно прижавшись, как в том клубе на танцполе, куда они с Луи ходили. Он старался не думать о нем, но тот постоянно лез в голову. Словно глубокая заноза, которую не вытащить, как ни ковыряй палец — только больнее. Воспоминание о клубе окутало плотно, он даже слышал дыхание Луи, и как наяву видел смятую трубочку от коктейля на углу стола. Раз уж не отбросить воспоминание, нужно переключиться. И он попытался вспомнить парней, которые танцевали, и звуки из туалетных кабинок, цвет волос бармена, название коктейлей на мерцающем табло и музыку. Но в голове издевательски звучал раздраженный голос Томлинсона: «…идиотов не любят, а не девственников, Гарри!». Он потряс головой, отгоняя воспоминание подальше. Но с этим умозаключением поспорить он ни тогда, ни сейчас не мог. Он такой идиот. По жизни. Окна запотели, и остановки угадывались только интуитивно. Ехать ещё далеко. Он прошёл в конец автобуса и втиснулся на пятачок у окна, всунул наушники и врубил звук погромче. Не важно, что играет, только бы не думать и не вспоминать. Было слишком больно, воспоминания лезвиями резали по коже, сердцу, нервам. Хотелось забиться под одеяло и реветь в голос, как тогда, когда ушла мама. Он не помнил толком ничего, только то, что было очень страшно, когда она исчезла. Надо же, он не помнит никаких подробностей, ссор родителей и сестру тоже слабо помнит, а свой страх — как вчера было. Его снова словно в чёрную дыру засасывало, в которой нет ничего: ни радости, ни любви, ни какой-нибудь надежды на лучшее, только холодная липкая темнота, которая не давала дышать. — С вами все в порядке? — парень, на вид чуть младше его, трогал за плечо. — Да, спасибо, — ответил он и потеснился к выходу. Уже почти его остановка, надо же, так загрузился мыслями, что и не заметил, как доехал. Надо взять себя в руки, не думать ни о маме, ни о Луи, а лучше думать о тестах и куче всего, что нужно сдать. Нужно позвонить Эндрю и попросить помочь, раз уж он совсем забил на обещание. Автобус остановился, и Гарри спрыгнул со ступеньки. Он не торопясь, несмотря на холодный воздух, пошёл в сторону дома и, выйдя на аллейку, притормозил. Знаменитое трио, почти Гриффиндорцы, выходило из подъезда. Софи первая — юркнула на заднее сидение, следом Лиам — было видно, как он зацепился пальто за машину, и видно, как Луи покачал головой — очевидно, отвесив колкий, в его стиле, комментарий, влез следом. Гарри шумно выдохнул — не дышал, оказывается, все это время, словно они могли его вычислить. Идиотизм какой. Но хоть один плюс — домой он вернётся с нормальным сердцебиением и без паники, что начищенный туфель втиснется между почти закрывшихся дверей лифта, и придётся ехать с Луи аж до самого сорок четвёртого этажа.***
До приюта «Барк шелтер» было близко от Мэг, но довольно долго ехать от его дома. Впрочем, он не мог сказать, что ограничен во времени. Он либо учился, либо спал. Удивительно, как сильно он был занят, разрываясь между Луи и Дэном, да ещё и Мэг. Сейчас от всех троих он был абсолютно свободен. Вчера, пятничным вечером, впервые с сентября, проведённым дома, он написал два эссе на английский и подготовился к тестам по истории Америки, а еще набросал план на историю архитектуры. Пусть он и состоял из двух пунктов: а) позвонить Эндрю и б) заставить его помочь. Даже спать лёг относительно рано, ещё часу не было. Сначала Гарри не собирался всерьёз идти, но, просмотрев сайт, решился. Развеется и дело хорошее сделает, опять же. Он никогда не бывал в приютах раньше и, если честно, ожидал, что его будут рады видеть в любое удобное для него время. А оказалось, нет — у собак свой график, и даже есть время выгула для каких-то особых волонтерских групп. И сегодня нужно было успеть до девяти двадцати, чтобы взять собачку. При учете дороги и завтрака встал он так же рано, как и на учебу. Семь утра плюс завтрак чемпиона — овсянка и сок, а следом не очень полезный растворимый кофе и сигарета. Гарри с нетерпением ждал, когда подъедет автобус, было давно забытое ощущение радостной встречи, почти свидания. Он надеялся, что в приюте найдётся кто-то вроде его бигля. Форестер был активным и подвижным, все время уходило на то, чтобы следить за псиной. Сейчас как никогда хотелось погрузиться в активное общение с четырехлапым другом, отвлечься хоть на пару часов от всей ерунды, что его окружала. Автобус явился вовремя, и через полчаса Гарри уже вышел на нужной остановке. Он покрутил головой, взглянул на часы и решил ускориться — лучше прийти чуть заранее. Кроме того, у приюта как он увидел издалека, уже стояли люди. — А помоложе никого? — не то чтобы он не любил старичков, но… Девушка, цеплявшая поводок на шлейку толстого английского бульдога, посмотрела на него, и в её взгляде явно читалось неприкрытое возмущение и даже негодование. — Извините. — Это Бубба, ему шесть, вес шестьдесят девять фунтов и пять унций, при норме пятьдесят пять, — Гарри присвистнул — многовато! — Да, он у нас толстячок. Любишь покушать, а? Девушка — согласно бейджику на груди — Алана, — нежно потрепала английского бульдога по холке. Бубба — кто придумал такую кличку вообще?! — радостно хрюкнул, услышав слово «кушать», и заплясал на месте. Выглядело это забавно, и Гарри, рассмеявшись, присел на корточки и протянул ладонь, позволяя собаке обнюхать и привыкнуть к нему. — Ему нужно худеть, поэтому прогулки обязательны, — Алана заполняла анкету, — будь с ним построже, не давай орехов, пирогов, кофе с молоком и прочей ерунды, у него строгая диета. — Кофе? — Гарри, нахмурившись, поднялся и потянул за поводок, пёс нехотя подошёл и тут же плюхнулся на задницу. — Кто даёт собакам кофе? — Бывшие хозяева, например. К двенадцати возвращайтесь, буду ждать. Он кивнул и потащил бульдога — похоже, Бубба не разделял никакого энтузиазма прогулки.***
— Тебе нужно худеть, малыш, мы ведь всего полчаса гуляем, — уговаривал Гарри грустно сидящего на тротуаре пса. — Пойдём, пройдёмся к мосту, хочешь? Или, может, в тот скверик? Или хотя бы дорогу перейдём? Собака только грустно смотрела на него и щурилась от солнца. Гарри лишь вздохнул, подошёл и, слегка крякнув, поднял бульдога на руки: — Да тут все пятьдесят кило, мне кажется, у вас весы врут, — пёс, высунув язык, радостно посмотрел ему в глаза. — Хитрая ты жопа, Бубба. Ладно, пойдём поищем лавочку. Он перехватил животное поудобнее и потащился в сторону сквера. Всего полтора квартала, как-нибудь дойдёт.***
Когда он возвращал собаку Алане, то ощущал острое чувство вины. Бубба смотрел грустно и укоризненно из-под мощного лба. Наверное, думал, что после всего, что произошло в парке: валяний в листьях, многоразового почухивания пуза и сырой морковки, которую они купили в овощном ларьке и съели пополам, Гарри точно заберёт его себе. И ему было стыдно, что не заберёт. Куда ему собаку? — Английские бульдоги очень быстро и сильно привязываются… — грустно улыбнулась девушка. — Я вернусь к тебе, честно. В понедельник или когда у вас будет очередная прогулка. Не скучай, ладно? — он потрепал пса за ухом и, быстро подписав бумажку, подсунутую Аланой, выскочил за дверь. Гарри отошёл от входа и закурил, опираясь на стену. Бубба чихал от дыма, и он затушил сигарету в парке, как только понял, что она мешает псу. Бульдог оказался не слишком подвижным, толстеньким, но игривым и изголодавшимся по ласке и вниманию. Все два часа Гарри то и дело что чухал, носил на руках и разговаривал с ним. И казалось, что к концу прогулки пёс повеселел и не считал Гарри наказанием, как при знакомстве в приюте. Впрочем, это было взаимно. Гарри тоже перестал относиться к нему как к бестолковому созданию, с которым и не поиграть толком. Он не такой, как его Форестер или как лабрадор Майки — его соседа. Он не создан для активных игр и фрисби, утренних пробежек и игры в мяч. А даже если не такой – не значит, что никчёмный. Гарри рассмеялся своему умозаключению и, покачав головой, пошёл по улице. Наверное, он тоже не такой плохой, просто не для Луи. Наверное, он когда-то перестанет об этом думать, ну а пока… Пока он не может понять, чем не угодил. Он чувствовал себя так же, как Бубба — быстро и сильно привязался, кофе Луи тоже его поил, и оба — они с Буббой — англичане в Америке. Идиотское сравнение с собакой на самом деле не такое уж и идиотское. Зачем Луи нужны были другие? Чего ему не хватало? Если бы он хоть раз дал понять, что Гарри нужен не только для секса, он и с Дэном бы расстался раньше. Всем было бы только лучше. Но Луи… Просто мистер Мудак Томлинсон, который все делает с выгодой для себя. И хуево скучать по такому человеку. Даже хуже, чем быть таким. Гарри прошёл мимо дома Мэг и достал телефон, но тут же передумал и пошёл дальше. Он даже уже не обижался на неё, он её понимал. И даже верил в то, что они снова смогут дружить. Чуть позже, когда все уляжется. Ветер пронизывал насквозь, и он застегнул куртку повыше, до самого носа. Нужно пуховик ещё какой-то купить. Зря он свой дома оставил. Но везти ещё и пуховик летом было безумием. Он все думал о ветре, грустном бульдоге, долгой зиме и о снеговике во дворе своего дома, который слепил с отцом, когда ему было шесть. И понимал, что мёрзнет вовсе не от ветра, а от банальной недостачи человеческого тепла. Вот только где его взять, в огромных каменных джунглях, где все находят себе других, а тебя вышвыривают за дверь? Где найти тёплый приют с добрыми и понимающими, как Алана из «Барк шелтер», только для людей? ------ *примерно тридцать два килограмма, при норме веса двадцать пять.