Нелюбимый

От Лорана пахнет одиночеством. У него сегодня аккуратно расчесанные волосы и кожа со здоровым блеском. Флориан испытывает к Лорану симпатию, когда он не такой. Растрепанный, болезненно-бледный, с темными кругами под глазами, он, конечно же, напоминает Флориану его самого. Разве что Лорана Флориан еще не ненавидит. Лоран улыбается. Лоран — почти Питер Пен, только (еще) не умер. Лоран говорит: — Был один мальчик, который звонил на телефон доверия и молчал. (Пока там не кидали трубку.) Лоран смеется (давится смешком), и трещины в его улыбке сочатся кровью. Флориан жадно и голодно смотрит на него из-под длинных густых ресниц — невинные глаза с хищным взглядом. «Расскажи, как тебя бросили», — думает Флориан. «Расскажи, как тебя ненавидели», — думает Флориан. «Расскажи, как тебе пекло и болело», — думает Флориан. «Расскажи, как от кома в горле тебе трудно дышать», — думает Флориан. «Разверзни передо мной свое нутро», — думает Флориан. Они оба — изуродованные нелюбовью и жестокостью дети. Они оба обезображены ледяным одиночеством. Флориан не знает, чего хочет больше — любви или внимания. Он не знает, насколько хорошо понимает Лорана. Флориан знает, что мир несправедлив, — и он несправедлив к ним обоим. Флориан ненавидит красивые фильмы, потому что возвращаться в свою реальность ему невыносимо, хотя он всегда хотел разбираться в хорошем и красивом кино. Как Марк. Флориану страшно, Флориану грустно, Флориану хочется набить желудок куриными бургерами так, чтобы трудно было дышать. Вещи перестают радовать через пару секунд после покупки; ничто уже не забивает зияющую в нем дыру. Флориан ищет надежду в лицах прохожих, Лоран ищет мессию вовне, потому что внутри у него никакого мессии нет. Лоран вспоминает детство. Когда Лоран закрывал глаза, он, бывало, представлял себя на театральной сцене — в главной роли, конечно же. И кроме него на ней — только картонные декорации, только картонные декорации, — ниточка дергается, и они двигаются, и они двигаются, и больше ничего нет, и больше никого нет — ни за кулисами, ни в зрительном зале. В зрительном зале пусто, и Лорану хочется плакать, он отыгрывает свою роль так хорошо, как только может, пусть никому это не надо, пусть никто не смотрит, пусть никто не видит, и давится желанием разрыдаться, и слезы проступают у него на глазах, и из-за слез софиты слепят его сильнее. Лоран пахнет болью. Раньше Флориан казался подбитой птичкой, а Лоран — хищной стаей. Лоран затягивается крепкими сигаретами. Флориан тоже хочет закурить. Он курит только ментоловые — потому что раньше их курил Марк. Сейчас он курит какие-то вишневые, но Флориана от них тошнит слишком сильно. Лоран достает новую пачку ментоловых Мальборо. У Флориана с губ едва не срывается «Господи, кто мы теперь друг другу?!». Лоран улыбается, и сквозь трещины в его улыбке просачивается кровь. Флориан все еще думает, что Лоран скорее и есть хищная птичья стая и ничего не мешает ей разорвать его на части — не от зла, а от голода. Флориан чувствует влечение; не к Лорану — а к его боли, не к Лорану, а потому, что они похожи, не к Лорану, а его личику, не к Лорану, а… Лоран заправляет прядь волос Флориана ему за ухо и говорит: — Твоя защитная оболочка — целлофановая обертка. Кровящая улыбка Лорана становится шире, и трещины расходятся еще больше.