Closer

Накануне битвы за Винтерфелл ей приснилось лето. Бескрайние поля, простирающиеся до самого горизонта. Длинные, словно лучи света, стебли травы, колыхающиеся под порывами ветра. Она чувствовала себя такой свободной, идя сквозь поле, отливающее золотом, к самому горизонту. Мягкие пшеничные колосья щекотали кожу, когда она касалась их подушечками пальцев. Воздух, пропитанный ароматом цветов, медленно плавился на солнце. Когда она делала вдох, ей казалось, что по лёгким растекается тягучий вересковый мёд. Губы сами собой расплывались в улыбке. Она убирала волосы, которые ветер неистово бросал ей в лицо. Пряди так сильно нагрелись, что походили на расплавленный металл. Она поднимала руки к небу, и на фоне его голубого купола кожа казалась белее снега. На ней было светлое платье, украшенное богатой вышивкой. Она присмотрелась: подол походил на гобелен, там были изображены гирлянды из синих роз и темноволосая девушка в венке, турнир и рыцари, кони и знамёна, башня, замки, армии, драконы, лютоволки, её братья, стреляющие из лука во дворе Винтерфелла, её мать, сидящая у кровати Брана, её отец под топором палача. Далее, до самого края, растекалось тёмно-красное пятно. Она дотронулась до ткани — и на её пальцах остались следы крови. Всё внутри сжалось в невероятной тоске, и она с горечью приложила окровавленные пальцы к губам, чувствуя, как сердце разрывается от боли, которую она не в состоянии вынести. Как будто это была не её боль. Будто в одно мгновение она услышала предсмертные крики тысяч умирающих. Будто в единый миг она сама умерла сотни тысяч раз. По щеке катилась единственная слеза, а ей казалось, будто кожу рассекает лезвие. Она видела мечи, пронзающие её плоть, видела глаза своих убийц, их лица перекошенные яростью. Она чувствовала петлю на шее, хватала губами воздух, не в силах вдохнуть. Она захлебывалась кровью с пеной у рта. Ощущала вкус яда в своей гортани. А затем кто-то холодный и сильный подошёл к ней сзади, и она увидела тень от занесённого оружия. Она закрыла глаза, молясь богам лишь о том, чтобы её страдания прекратились. Она почувствовала, ярче, чем что-либо когда-либо, как обжигающий, словно лёд, металл рассекает плоть, как голова отделяется от тела, касается нагретой земли её мокрая щека. Её оглушил звук падения собственного тела. Она видела, золотистые тернии пшеничных колосьев, тончайшие линии травинок переплетающихся и стелющихся по земле. Ей было жаль, что она не может смотреть на небо. Она всё ещё чувствовала абсолютно всё, когда черви стали пожирать внутреннюю часть её головы, когда муравьи проложили тропу по глазному яблоку. Когда её тело вспыхнуло на солнце, словно в пожаре, ноздрей коснулся запах палёной плоти. Наблюдая, как волосы сливаются с пламенем, она чувствовала абсолютно всё. Невыносимо медленно тлея под яростным солнцем. Когда от её тела ничего не осталось, сознание продолжило существовать, будто раздвоившись. Часть его впиталась в землю, а часть подхватил ветер, унося куда-то ввысь. Она видела и чувствовала ещё многое, уже не воспринимая себя собой. Постепенно растворяясь в невероятной чистоте ясного летнего неба, постепенно увязая в тёплой почве, влажной от крови, она в последний раз ощутила себя человеком. Если бы только она могла плакать.