Closer

Слишком поздно он понял, сколько нежности, которую она пыталась скрыть, было в письмах из Хайгардена, сколько досады. Было бы ложью утверждать, что он не видел того, что с ней творится. Не хотел замечать? Он посчитал, что она сама должна в себе разобраться. Что ж, она определённо попыталась. Не мог же он вечно доказывать ей свою любовь и преданность. А верила ли она в его любовь? А были ли доказательства преданности? Он давно усвоил, что не существует ничего незыблемого, отчего же в отношении этой хрупкой несостоявшейся девушки он повёл себя так небрежно? Возможно, потому что ошибочно переносил на неё глубину собственных чувств. И что же мне с тобой делать, любовь моя? Что мне с тобой сделать? Она не прольёт из-за него не единой слезы. При мыслях о произошедшем (о происходящем) его продолжали душить приступы паники, но он старался держать себя в руках. Он начал было ездить верхом, это успокаивало нервы и помогало привести мысли в порядок, но быстро понял, что подобное поведение выглядит подозрительным, ему пришлось прекратить. Гораздо сложнее, чем терпеть боль, её не показывать. Что с тобой в самом деле? Ничего такого не произошло. Она всё ещё писала ему, возможно давая понять, что их деловые отношения остаются на прежнем уровне. Он не понимал, как далеко она собирается зайти. Как он вообще позволил этому случиться? Благодаря Тессе, он знал, когда и сколько времени его жена проводит с этим… сиром Флорентом, и находил извращённое удовольствие в том, чтобы читать об этом снова и снова, несмотря на ощущение тупой боли, которая отзывалась в нём так, как если бы стальной молот целовал ребра неумолимыми равномерными ударами в ритме биения сердца. Разве ты когда-нибудь боялся боли? Знание — это сила. Он знал, что у них ещё не было близости. Что его жена не раздвигала ни перед кем ноги. Его Санса… Но с каждым днём эта информация делалась всё более и более сомнительной. Письма с юга шли не так уж быстро. Нельзя было ничего утверждать. Он пытался думать об измене, как ни о чём не значащем развлечении для неё, зная, что Санса тщательно скрывает эту связь. В прочем, если за ней действительно следят, их недоброжелателям известно почти всё то же самое, что и ему. Мысленно он сделал пометку о том, чтобы отправить служанке больше золота, чем обычно: нельзя было позволить, чтобы её перекупили. Но ещё… он знал, что Санса не из тех, кто стал бы пускаться в сомнительные авантюры на любовном поприще. Кто стал бы опускаться до них. Каждый день он просыпался с ощущением тошноты, заливающей холодом внутренности и глотку. О, эти сладкие мгновения перед пробуждением! Всего пара секунд, когда его сознание ещё находилось в томительной полудрёме, и лишь после до него, раз за разом быстрее и каждый раз так же болезненно, как в первый, доходило осознание того, что всё это правда. Рискуя простудиться, он широко раскрывал окно и впускал в комнату запах мороза, затем садился за расчёты, чтобы успокоиться, чтобы вновь стать собой, тем, кем он хотел быть, хотя больше всего ему хотелось бы разбиться о землю. Больше всего ему хотелось, чтобы она была рядом. По-настоящему рядом. Он тешил себя мыслью о том, что для поездки в Хайгарден всё готово. Скоро они тронутся в путь. Скоро он окажется там. Скоро всё закончится. В глубине души он конечно же знал, что нет.