***
В чулане душно. За ночь воздух здесь нагрелся, и стало душно. Гарри вскакивает с кровати, выворачивается из спального мешка, который он украл из гаража дяди, падает на пол. Он ударяется спиной о кафель и чувствует, что дыхание на мгновение перехватывает, становится трудно дышать. Хриплый смешок вырывается из глотки, Гарри в голову приходит отличная идея. Дверь в чулан, конечно, заперта. Вернон всегда её запирал на ночь, сначала просто для того, чтобы «Поттеровское отродье» не смело выйти ночью и взять еду в холодильнике, но год назад Вернон стал это делать из соображений безопасности. Взломав замок шпилькой, Поттер выскользнул из своей каморки и, крадучись, стал подниматься вверх по лестнице. Дадлика будить. Крошку Дэдди. — Уже год, год прошёл, Петуния, — голос у Вернона злой и одновременно умоляющий. Гарри замирает на лестнице и прислушивается. — Становится хуже. Ты же видишь. Хуже. Я предлагал сдать его в школу святого Брутуса ещё в прошлом году, мы больше не можем терпеть это… чудовище в нашем доме! — Ты прекрасно знаешь, Вернон, что мы не можем его отдать! — Петуния отвечает устало, Гарри понимающе ухмыляется, думает о том, что надо обязательно проверить, на месте ли дохлая кошка. — Потерпи, дорогой, осталось совсем чуть-чуть, я тебе уже объясняла, всего несколько месяцев. Вернон восклицает что-то невразумительно, Гарри продолжает подниматься по лестнице, останавливается возле спальни Крошки Дэдди. Это иронично. Гарри любил давать прозвища, чем ироничнее, тем лучше. Крошка Дэдди, по габаритам больше напоминающий кита-убийцу, спал, раскинув руки на кровати. Да. Вскрыть дверь в его спальню тоже очень легко. Дурсли меняли замки на дверях с завидным постоянством, но всякий раз он изощрялся их вскрывать, как консервные банки. — Крошка Дэдд, крошка Дэдд, с днём рождения, Крошка Дэдд, — Поттер подавляет смешок, примеряется к телу брата. Подавляет острое желание вогнать шпильку в закрытый глаз Дурсля-младшего. Это потом. Шпилька в глаз — это Фулл хаус. — С днём рождения, крошка Дэдд… Бах. Столкнуть жирное тело Дурсля легко, оно со смешным звуком падает на пол, как мешок с картошкой. Гарри сгибается пополам, его визгливый, по-детски ясный хохот пересиливает крики Дадли. Это не Фулл хаус, но это весело. Если была бы возможность записать звук падения Дадли на кассету, то Гарри слушал бы эту мелодию каждый день для поднятия настроения. — Мама! — Дадли кричит, и Гарри с острым удовольствием слышит в его надтреснутом голосе страх. Страх — это как кровь. Ощущаешь чужой страх, и желание вогнать шпильку в чей-то глаз становится непреодолимым. — Вставай, кузен, твою мамашу убило током! — Что ты творишь?! — Петуния врывается в комнату и бежит к сыну. Она тоже боится. По бледной роже видно, что боится. Может быть, и ей шпильку в глаз? Или подождать? Сегодня они поедут в кафе и в зоопарк, а значит, с Фулл хаусом стоит повременить. Вредить всему живому, находящемуся в зоне твоей гнусной досягаемости, гораздо легче, когда желудок полон мороженным. — Изгоняю из Крошки Дэдди дьявола! — Гарри хохочет, выскакивает из комнаты и закрывает дверь. Зря Петуния оставила ключ в замочной скважине. Нарушила безопасность. У них в доме правила безопасности были особенными. Не оставлять острых предметов на столе. Не оставлять вообще никаких предметов в зоне досягаемости. Прятать все ключи. Запирать все двери на ночь. — Открой дверь, Гарри! Немедленно открой дверь! — А мой бекон? — Гарри вертит шпильку в руках. — Какой бекон?! — голос у Петунии, кажется, вот-вот сорвётся. Дадли тихо поскуливает, Гарри даже из-за двери слышит, что Крошка Дэдди здорово наложил в штанишки. — Мой бекон. Или ты не приготовила мне бекон?! Я сниму с Дадли кожу и зажарю её в арахисовом масле, если вы решите морить меня голодом! Впал в ярость. Такое случалось, он впадал в ярость. Все дети иногда капризничают, не так ли? Голодом его не морили уже год, с той самой поры… психиатр, потирая укушенную руку тогда, сказал, что его лучше не провоцировать. А Фулл хаусу сегодня было суждено сбыться. Шпилька плавно вошла в ладонь Вернона, когда он подкрался к Гарри сзади и схватил за шиворот. — Маленький паршивец! — Вернон ревёт, как арктический морж, пытается вытащить шпильку из руки и выпустить Петунию и Дадли наружу. Поттер быстро спускается вниз. К бекону. На кухне успокаивающе пахнет беконом. Человек с зелёными волосами внутри удовлетворённо потирает руки. Скальпирование Дадлика откладывается на неопределённый срок.***
В зоопарк его не хотели брать, но всё равно взяли. Потому что оставлять его дома одного было ещё опаснее. Как-то раз Дурсли попытались сплавить его к миссис Фигг. Тогда Гарри закрыл одну из её кошек в микроволновке и поставил режим разогрева. «Это же здорово, миссис Фигг! Это символично. Вы и я. И одна кошка каждый раз, когда я буду у вас гостить. Вам ведь для гостя ничего не жалко?» — он тогда спросил у неё, а потом получил звонкую затрещину от дяди Вернона. Зато с тех пор к миссис Фигг его никто сплавить не пытался. Сегодня Дурсли, наверное, пожалели о том, что не отдали его миссис Фигг. Кошек ведь у ней много, а Дадлик у Дурслей наличествует в единственном экземпляре. Хотя Гарри казалось, что ради такой шутки даже единственного Дадлика не жалко. Змеиные клыки входят в человеческую кожу так же легко, как нож. Гарри об этом не знал. С ножом он уже экспериментировал, а со змеями как-то не доводилось. Он не особенно удивился, когда заговорил со змеёй — он часто разговаривал. Со стенами, стульями, мухами, человеком в фиолетовом костюме. Так что он не удивился, а змея укусила Дадли за сарделеобразную руку и уползла восвояси. Гарри почему-то даже немного змею стало жаль. Она, наверное, рассчитывала мясца отведать, а вцепилась в тонны жира. Человеческий жир — это очень питательно, но невкусно. И зубы вязнут. — Я знаю, что это ты сделал! Ты! — Вы ко мне обращаетесь, дядя? — вкрадчиво поинтересовался Гарри, сдёрнул с дивана покрывало. Вернона трясло от бешенства и пережитого волнения. — Маленькое чудовище! Да ты… — Нерон? — Гарри завернулся в покрывало на манер тоги и выразительно поиграл бровями. — Теперь я похож на Нерона? М? Дядя, что вы об этом думаете? В этот раз Дурсль оказался намного, намного умнее. Он не стал накидываться на племянника сразу, как обычно это делал. Когда мальчик, завернувшись в покрывало, пошёл на кухню, игнорируя полный ненависти взгляд Дурсля-старшего, Вернон резко сзади заломил ему руки и завёл в чулан. Дверь за спиной громко хлопнула, Поттер задолбил в неё кулаками: — Выпусти! Я ещё не съел свой бекон! — Ты просидишь здесь до конца своих дней, маленькое отродье! — Бекон принеси, и для тебя я стану хоть самим Дьяволом! Принеси мой бекон! — голос у Гарри стал истеричный. Фиолетовый человек злился. Тело почти что одиннадцатилетнего мальчика — это хуже Аркхэма. Хуже любой клетки. Оно ничтожно слабо и тщедушно, и ты ничего не можешь с этим сделать. И это злило. Человек не любил, когда его внезапные желания не удовлетворялись сиюминутно. Ещё больше человек не любил, когда его игнорировали. Как сейчас. Вернон направился в зал, где Петуния тряслась над перепуганным бледным Дадличком, ничего не ответив своему племяннику. Никто из Дурслей не заметил, как истеричные крики, раздававшиеся из-за двери чулана, постепенно перешли в детский визгливый хохот, лающий, яростный и нечеловечески злобный.***
Слышишь чьи-то тихие, тихие шаги? Крадучись, кто-то вдоль идёт красной колеи. Выну я точёный нож тихо из тебя, Белым нарисую на лице, чёрным обведу глаза… Месть — блюдо для людей с животным аппетитом. Оно вообще любым подаваться может. Горячим, холодным, едва тёплым, замороженным. Когда ты зверски голоден, тебе всё равно. Гарри в этом уверен. Он не доел сегодня свой бекон, он был зверски голоден. Дурсли прятали ножи, вилки, отвёртки, ручки, карандаши, они по своему опыту знали, что нет практически ни одного твёрдого предмета, которому Гарри не нашёл бы применения. Но это всё было и не нужно. От злости он не выпил успокоительные лекарства сегодня, весь вечер просидел неподвижно на одном месте, бездумно пялясь на запертую дверь. Иногда смеялся, но смех выходил каким-то не таким. Гарри надеялся, что фиолетовый человек явит свою уродливую харю и что-нибудь придумает. Человек явился ночью, Гарри захихикал и сразу почувствовал себя увереннее. Выход из чулана Дурсль предусмотрительно заколотил дощечками, и Гарри ободрал себе все руки, пока пролезал через узкую щель между косяком и дверью. Он был послушным мальчиком и пил таблетки, которые год назад выписал доктор. Таблетки стоили дорого, но всегда жадные Дурсли в этот раз проявили щедрость и покупали все лекарства, которые были выписаны. Гарри был хорошим мальчиком. Он даже ссорился из-за этого с фиолетовым человеком. Человек яро ненавидел таблетки и каждый раз после приёма дозы обиженно рычал внутри и клялся снять с тупоголового Поттера кожу. Сегодня человек торжествовал. Таблетки Гарри не выпил, и человек, впервые с того инцидента со «светофором», почувствовал себя свободнее. Ножей на кухне не было. Но у Гарри всё ещё оставалась при себе шпилька. Красной кровью я твоей губы подведу, Нарисую и тебе улыбку я свою Тонким лезвием узоры расчерчу на коже, Вечность, вечность, будешь мне улыбаться тоже.***
Жила-была Петуния Эванс. Серенькая девочка с лошадиным лицом. Жила себе, ничем от других девочек не отличалась: в куклы играла, платьишки носила. А ещё любила читать книги про магию, драконов, принцесс и рыцарей - про всякое, короче. Однажды Петуния узнала, что магия действительно существует. Петуния обрадовалась сначала, а потом ей сказали, что магия — для избранных. Не для сереньких девочек, а для избранных. Для красивых и умных, таких, как Лили Эванс, например. Ей часто снится, что она лежит в кровати, а умершая сестрица — Лили — нависает над ней, сжимая волшебную палочку в руке. На Лили почему-то надеты красные перчатки до локтей, а палочка горит зловещим зелёным светом. Сестра говорит, что очень сожалеет, но иначе просто не может, ведь Петуния знает про магию, а это недопустимо — статус секретности намного важнее, чем одна маленькая серенькая девочка. Лили взмахивает палочкой, и зелёный свет отражается в зелёных глазах… — Лили?! Она сегодня после ужасно проведённого дня рождения сына поссорилась с Верноном и легла спать отдельно. В другую комнату. И пожалела об этом. Нет, это, конечно, не сестра была; её глаза, зелёные, чуть подсвеченные изнутри, принадлежали не ей. Бледное детское личико с недетской широкой ухмылкой, как будто отпечатавшейся на лице. Он похож на маленького злого духа, выбравшегося из преисподней. В руках, вместо палочки, шпилька для волос. Навис над ней, смотрит. Стёкла круглых очков блестят в темноте. — Гарри? — Петуния ощущает, как слабеет её голос, где-то внутри бешено бьётся пульс, страшно, в ушах шумит. Он пугает её до чёртиков. — Сладко спали, тётя Петуния? — есть что-то в его взгляде такое, что заставляет миссис Дурсль замереть неподвижно. Она хочет закричать и позвать Вернона, но не может. Не может оторвать глаз от его улыбки. — Вы не переживайте, я только про бекон зашёл спросить. Поттер садится к ней на кровать. Руки у него в крови. Вертит в тонких пальчиках шпильку. — Ты пил сегодня таблетки, Гарри? — Петунии кажется, что за неё говорит кто-то другой, настолько чужим ей кажется собственный голос. — А вы знали, что бекон улучшает состояние сердечно-сосудистой системы и способствует правильному формированию скелета? Он поворачивает голову. Смотрит на неё долго, вопросительно. Что-то не так. Что-то в нём меняется, как будто-то нечто совсем недетское, нечто безумное проклюнулось в его лице, превратив мягкие черты в зловещую маску. Начинает хихикать внезапно. Петуния вздрагивает и, прежде, чем она ощущает острую боль над ключицей, Гарри произносит: — Я не буду убивать тебя! Я просто сделаю тебе очень, очень больно.***
Бэтси, Бэтси, Бэтси, Бэтси, Бэтси. Бэтмен. Я скучаю. А ты? Ты помнишь обо мне? Я уверен, Бэтс, ты тоже скучаешь. Петуния начинает визжать, и визг её на секунду оглушает человека с зелёными волосами. Гарри хлопает глазами и вскакивает с кровати. Это случайно вышло. Он просто хотел поесть бекон и вымазать зубной пастой монолитные дядины усы. Простая детская месть. Но что-то пошло не так. Гарри и сам испугался, человек внутри него хохочет и говорит о том, что шпильку надо было в глаз или в горло, тогда эта свинья бы так не визжала. Тогда был бы Фулл хаус. Человек раньше часто толкал Гарри на нехорошие поступки. Люди — это не кошки. Шрам на лбу жжёт. На ватных ногах Поттер выбегает из дома под номером четыре на Тисовой улице и устремляется прочь. На бегу смотрит на ободранные руки и сам не слышит, как из груди вырывается смех. Месть — это блюдо, которое способно утолить голод даже самого страшного и большого волка.