Smile or Die .

      «Когда на улицу опускается ночь, из дома ни шагу, одному Господу известно, кто стоит у тебя за спиной и терпеливо ожидает, пока ты обернёшься».       Тимми Бастон любит сбегать из дома, он думает, что это круто, это по-взрослому. Его старший брат часто сбегает из дому, и Тимми думает, что брат — это тот самый пример для подражания. Частенько, когда Тимми чем-то недоволен, он ворует из дома сухари и бежит, выходит из дома и бежит так быстро, как только может.       В Лондоне почти нет бездомных собак, их отлавливают и отправляют в приюты для животных. Тимми очень удивляется, когда натыкается вдруг на озверевшую свору; их, наверное, голов шесть, здоровенные, бойцовой породы. Они щерят пасти, и в лунном свете блестят крупные белые клыки. Прежде чем развернуться и побежать, что есть мочи, Бастон успевает подумать о том, что собаки, наверное, откуда-то сбежали. От нерадивого хозяина, из приюта, из гостиницы для собак. Сбежали, а теперь хотят жрать, и тринадцатилетний мальчик, одиноко бредущий по тёмным закоулкам, напоминает им сочный кусок мяса.       Тимми везёт. Он бы ни за что не сумел унести ноги от своры, но Тимми повезло, потому что он успел забраться на крышу одноэтажной магазинной пристройки, и псы с разочарованием улеглись подле неё, выжидающе поглядывая на Бастона. Думают, что рано или поздно мальчишка с крыши слезет, и тогда ему несдобровать. Глупые шавки. Да Тимми здесь хоть до утра просидит, а завтра его кто-нибудь непременно спасёт. Хочется закричать и позвать на помощь прямо сейчас, но это совсем не по-взрослому, поэтому Бастон молчит, наблюдая в темноте за десятком блестящих глаз.       — Я тоже собачек люблю, — Тимми вздрагивает, когда слышит подле себя чей-то тонкий ясный голос.       — Что значит «тоже»? — Бастон оглядывается. Мальчик со шрамом на лбу кажется ему очень знакомым. — Погоди, ты же племянник Дурслей? Тебя же разыскивают, я сегодня видел в местных новостях, тебя уже неделю ищут!       — Мне показалось, что ты с ними играл в салки, я подумал, что ты любишь собак, и решил поддержать тебя… — мальчик со шрамом игнорирует слова Бастона, он сидит на другом краю пристройки, свесив ноги, болтает ими в воздухе. Не оборачивается. Тимми точно не помнит, как зовут этого со шрамом. Дадли говорил, как-то на «Г». Дадли часто говорил, что этот его кузен «Г» ненормальный, и что его давно хотят в школу имени святого Брутуса сдать. Когда Дадли рассказывал, Бастон и остальные мальчишки дружно ржали, им казалось это весёлым. Сейчас почему-то весело не было.       — Все думают, что тебя похитили киднепперы, или что ты сбежал и уехал во Флориду! Думают, что ты утонул в Темзе, и вообще, версий много.       — Собаки бойцовых пород вообще салки любят, если желаешь поиграть в салки, то лучше друзей тебе не сыскать.       — Возможно, но я не об этом. То есть ты не про то говоришь, — Тимми запнулся, один из сидящих внизу, под пристройкой, ротвейлеров огласил улицу яростным лаем. — Не про то. Я говорю, что ищут тебя, понимаешь?       — «Чем больше я узнаю людей, тем больше мне нравятся собаки» — так Генрих Гейне говорил, но, по-моему, это одно и то же. Все говорят об их преданности, но никто не говорит о том, как собаки нападают на хозяев. Людей, кстати, резать проще, они кричат громче, а чуть зазеваешься, руку «откусят» по локоть, как иной бойцовый пёс. Здорово, да? Если бы я решил завести собаку, то я завёл бы себе человека. Люблю людей.       «Г» хихикает, принимается отколупывать от крыши гудрон, и Тимми вдруг думает о том, что лучше позвать на помощь. Пусть это не по-взрослому. Тимми думает, что мальчик со шрамом, наверное, правда сумасшедший. Бастон достаёт из пакетика сухарь и кидает вниз, сухарь бьёт по лбу гавкающего ротвейлера, тот замолкает, и морда у него делается глупая.       — Не то, — Бастон, сам не зная, почему, продолжает настаивать на своём:        — Ты меня слышишь? Я говорю, тебя ищут, тебе домой надо. Там твои родственники волнуются, они уже в полицию написали заявление.       — Тимми, так ты и не ответил мне: ты любишь собак?       — Нет, я терпеть не могу собак, одна из них в прошлом году за руку тяпнула меня. Сорок уколов в живот — после этого на собак смотреть не сможешь, — Тимми грызёт сухари. Если «Г» не хочет говорить про свой побег, то и не надо. Завтра с утра Бастон всё расскажет Дурслям, расскажет, где видел этого сумасшедшего, и его обязательно найдут.       — А что, по-твоему, лучше? Сорок уколов в живот или один удар ножом? Я всегда задавался этим вопросом…       — Нож, определённо лучше, — Бастон ухмыляется, а этот шрамоголовый ничего, умеет шутить. — Тебя на «Г» как-то зовут, я никак не могу вспомнить.       — Неееет, ты ошибаешься, Тимми, — Бастон слышит позади себя шаги, его сосед встал и теперь, наверное, решил сесть рядом с ним. — Ошибаешься. Не на «Г», на «Д». Ты буквы перепутал, Тимми, буквы перепутал.       Прежде чем его со силой сталкивают с крыши, Бастон успевает вспомнить. Гарри! Кузена Дадли зовут Гарри, и он, кажется, в тот раз порезал Дурслю лицо.       Его зовут Гарри!       Улица оглашается яростным визгливым лаем, Тимми ощущает, как его рука хрустит в собачьей пасти, и проваливается в темноту.

Вы можете называть меня Джокером.

***

      — Жил-был один человек. Он очень любил шутить, но люди его шуток не понимали. Человеку очень хотелось поиграть, но глупая летучая мышка не имела чувства юмора! Какая досада! И однажды…       — И?       — Потом расскажу, у меня вдохновения нет.       — Скажи хотя бы, как тебя зовут!       — На «Д», меня зовут как-то на «Д».

***

      — Тебе пришли письма…       Гарри достаёт из холодильника тарелку с оладьями, холодные, но это даже лучше. Петуния стоит в дверях в ночной сорочке, обнимает себя руками. Ей зябко. И страшно. Над ключицей белеет сложенный вчетверо кусочек марли, закреплённый пластырем. Поттер чувствует, что миссис Дурсль хочет наорать на него, схватить за грудки и тряхнуть хорошенько.       Она злится. Гарри это нравится, он демонстративно поедает оладьи и запивает соевым молоком. От соевого молока хочется блевать, но Гарри упорно пьёт. Знает, что молоко специально для Вернона покупают.       — Мы тебя обыскались, тебя неделю не было, мы подали заявление в полицию, сбились с ног, и ты… ты не принимал лекарства. Письма, — она подходит к Поттеру, кладёт на стол стопку бумажных конвертов и сразу отшатывается назад.       Гарри молчит. Специально молчит, знает, как это нервирует тётку. Он молчит, а потом вдруг резко встаёт, берёт все конверты и, не глядя на них, швыряет в камин. Зал оглашается смехом. Гарри со смехом ворошит угли, создаёт приток кислорода, нераспечатанные конверты горят хорошо. Поттеру приятно видеть перепуганное лицо тёти. Таблетки он выпил на самом деле сразу, как только пришёл. Он не хотел, чтобы человек в фиолетовом костюме снова взял верх над его телом и совершил что-то страшное. Таблетки выпил сразу. Но Петунии лучше об этом не знать. Страх ей к лицу. Человек внутри корчит рожу и неприличными жестами показывает, что он сделал бы с женщиной. Гарри, невольно начинает смеяться искренне. Человек с зелёными волосами умеет рассмешить.       — Там сказано про Хогвартс, Гарри, в этом году ты должен будешь поехать в особенное место и…       — Да мне и здесь нравится, тётя, с вами, — он заглатывает последнюю оладью, наблюдает за тем, как догорают в камине письма. Ему самую чуточку интересно, что там было внутри. — Я же вас люблю, как родную мамулю!       Он подходит к Петунии. Знает, что Дадли и Вернон спят — никто ей не поможет. И она тоже знает и вся сжимается. Глупо выглядит со стороны. Взрослая тётка боится одиннадцатилетнего ребёнка. Гарри обнимает Петунию за пояс и говорит. Голос у него теперь почему-то кажется хриплым и более низким:       — Хогвартс звучит так же по-идиотски, как Аркхэм. Вы знаете, что такое Аркхэм, тётя? Нет? Вам повезло, а я знаю. Я не поеду в Хогвартс.       Гарри сам не знает, что это такое. Зато знает человек с зелёными волосами. Он часто говорит вместо Гарри, даже чаще, чем сам Гарри. Это иногда пугает, но иногда, наоборот, это кажется спасением. Дурсли перестали его обижать только благодаря человеку со шрамами, и за это Гарри любит человека.       Бах.       Неожиданно. Правда, когда в дверь врезается что-то, по габаритам больше напоминающее динозавра, Петуния взвизгивает.       С лестницы спускается Дадли и дядя Вернон, в руках дядя держит ружье, на секунду замирает, видя, что сбежавший из дома неделю назад Гарри теперь объявился снова.       — Кто там?! — крикнул Вернон. — Предупреждаю, я вооружён!       Стук стих, а потом…       Бах.       Дверь слетает с петель, и внутрь дома входит скала. Правда, скала. Даже Бэтси не был таким огромным! Да что там, Бэтси вообще показался теперь крохотным, по сравнению с ЭТИМ. Человек, наверное, под три метра ростом, то ли жирный, то ли просто мускулистый, заросший бородой, косматый, чем-то смахивает на гориллу. Гарри так и застыл в обнимку с Петунией. Выпучил глаза. Человек с зелёными волосами внутри замолчал и притаился.       — Ну чего, может, чайку сделаете, а? А то я так устал… — скала садится за стол, смотрит на Дадли. — О, а вот и наш Гарри! Ты казался мне… немного меньше, Гарри.       — Я не… не… не… — Дадли обделался. Слышно по голосу, что Дадли обделался. Гарри становится страшно, но человек со шрамами внутри него вдруг выпрямляется, хлопает в ладоши, и Гарри произносит:       — Ну что вы, сэр, этот жирлян никакой не Гарри! Гарри — это я! Чаю у нас нет, но вы можете выпить соевого молока, я уверен, что дядюшке Вернону для гостей ничего не жалко!       — Немедленно уходите из моего дома!       — Дурсль, заткнись! — Горилла, как мысленно прозвал великана Гарри, выхватил ружьё из дядиных рук и свернул в узел. Это было мощно. Монументально. Поттер радостно взвизгнул и захлопал в ладоши — ТАК даже Бэтмен не умел делать!       — Вы смахиваете на гориллу. Вы знали, что горилла — самая большая обезьяна в мире?       — Забирайте его! Забирайте и уходите из нашего дома! — Петуния, кажется, вот-вот должна была упасть в обморок. Её всю колотило. — Забирайте и уходите!       — А я боялся, что вы будете сопротивляться, — Горилла удовлетворённо потёр руки. — Рад, Дурсли, что вы хоть немного поумнели за это время! Не отдавали Гарри письма и думали, что мы так просто это оставим? Вставай, Гарри, пойдём!       — Вы вообще кто? — Поттер с раздражением поморщился, поднял с пола ружьё, попытался разогнуть, ничего не вышло.       — Я Рубеус Хагрид — хранитель ключей Хогвартс, ты, конечно, наслышан про Хогвартс…       — Ну да, наслышан. Вы психиатр, а Хогвартс — это психушка? — Поттер со злостью почувствовал, что ничего не понимает. Он не любил, когда он ничего не понимал.       — Ты что, не знаешь, что такое Хогвартс?! — взревел великан, Поттер инстинктивно стал оглядываться в поисках ножа. — Дурсли что, ничего тебе не рассказали?       — Неа, они вообще со мной не разговаривают, я у них, как мебель. Они меня не кормят, избивают и ничему не учат. Я даже писать не умею, — Гарри сделал несчастное лицо.       — Что?!       Поттер залился визгливым хохотом, когда озверевший от негодования Хагрид подскочил к Вернону, а потом… нет, это было неожиданно. Правда. То есть Бэтси мог избить, убить, но… Вообще лягушками Дурсли смотрелись намного симпатичнее.       Магия. Хагрид оказался волшебником. Человек в фиолетовом костюме зашептал внутри о том, что Хогвартс — это, наверное, не Аркхэм, и свалить из дома Дурслей вместе с Гориллой не такая уж тупая идея.