***
Рождество — самое дурацкое время, потому что ты постоянно ждёшь чего-то. Подарков ждёшь, веселья, рождественского духа ждёшь, ждёшь чего-то незабываемого, тёплого и приятного до дрожи. Ждёшь-ждёшь, а в итоге ничего не происходит. И так из года в год. Праздник просто проходит, и всё. И пусто. Потом ты начинаешь ждать чего-то ещё. Джокер ненавидел Рождество, больше Рождества психопат мог бы ненавидеть только свой день рождения, если бы помнил эту дату. Поэтому с раннего утра день не задался, Гарри Поттер проснулся с непреодолимым желанием выколоть кому-нибудь глаза. — Доброе утро, — сонно пробормотал Рон, высунув рыжую макушку из-под одеяла. — И тебе не сдохнуть, — Гарри тяжко вздохнул, поймал на лету подушку, запущенную в него Уизли, и сел в кровати. Рядом на тумбочке стояли коробки, обёрнутые праздничными лентами. Гарри с недоумением покосился на соседа и заметил, что рядом с ним тоже стоят коробки. Какой-то кретин подкинул им в комнату бесхозные коробки. Вероятнее всего, заминированные. — У меня глюки или здесь правда стоят долбанные, хрен пойми откуда взявшиеся коробки? — Здравствуй, дерево, с добрым утречком! Очки надень, это же рождественские подарки! — Почему возле моей кровати? — Поттер растерялся. Рон мог бы поклясться, что Поттер совершенно искренне растерялся. — Потому что это твои подарки, не тормози, — Уизли принялся жадно распаковывать презенты. Гарри нахмурился. Что-то в его лице изменилось, как бы дрогнуло. Когда рыжий закончил разглядывать подаренные ему вещи, он обернулся и увидел, что Избранный неподвижно сидит на кровати, свесив с неё ноги, и с тупым выражением на лице смотрит на цветастые коробки. Пару раз он нерешительно протягивал руки, как бы собираясь распечатать их, но тут же отдёргивал и хмурился ещё сильнее. — Ты почему не распаковываешь? Решил на них так любоваться? — Кто мог прислать мне… это? — Тебе? Ну… я сам в шоке. Тут вроде от Хагрида, — Уизли быстренько развернул толстую неопрятную упаковку первого подарка и извлёк наружу самодельную флейту. Такую флейту… если на такой флейте играть, то можно, наверное, слуха лишиться, ну или там из могилы упыря поднять. — А это от… Дрс… Друс… Дрлдр… от твоих дяди и тёти, короче. Гарри протянул руку и взял маленькую белую упаковку. И расхохотался так внезапно, что даже Рон вздрогнул. — Во, орки! Во шайка дебильная! Я так и думал! — Что это, Гарри? — Рон с любопытством вертел в руках упаковку. — Галоперидол? Что такое Галоперидол? Что-то вроде конфет или?.. — Витамины, — Поттер ухмыльнулся. — Заботятся о моём здоровье родственнички, блин. — Гарри, смотри, смотри, это похоже на мантию-невидимку!***
Пивз любил смеяться и шутить. Пивз обожал отбивать статуям в Хогвартсе носы и швыряться в малолетних студентов подкисшими помидорами. Когда томаты со смешным хлюпаньем разбивались о детские спины, полтергейст приходил в дикий восторг и оглашал древние стены замка визгливым смехом. Никто не знал его историю: откуда взялся полтергейст, зачем он сюда пришёл и пожелает ли он однажды покинуть школу. Этого никто не знал. Ни один человек. Зато все знали, что Пивз — воплощённый символ разрухи, крайнего, возведённого в квадрат кавардака и дионисического хаосизма. Полтергейст не особо симпатизировал смертным — он с оговорками выполнял просьбы директора школы и деканши Гриффиндора, но никому он не симпатизировал потому, что смертные всё равно не смогут понять, что такое тошнотворная упорядоченность с примесью беспросветной скуки, преследующая тебя на протяжении бесконечности в большой бетонной коробке. Пивз существует в параллельном мире. Ему невыносимо скучно, хотя и можно абсолютно всё. Гарри Поттер — смертный и живёт здесь и сейчас. Проходит, наверное, несколько месяцев, прежде чем бессмертный и мятежный дух спустя долгое время наблюдений за новоприбывшими учениками Хогвартса начинает узнавать в Гарри Поттере родственную силу. Ту самую силу, которая крохотными яростными частицами несёт в мир небытие и хаос. Это было совершеннейшим парадоксом: добрый и немного замкнутый в себе мальчик в одночасье вдруг преображался в Нечто. Как будто каждый раз в нём просыпался кто-то другой, кто-то незнакомый, кто-то очень Пивзу близкий и даже гораздо более страшный, чем Полтергейст. Гарри Поттер стал первым смертным, к которому Пивз начал питать настоящую симпатию. И когда Избранный попросил полтергейста о помощи — шут просто не смог отказать.***
— Неужели вы действительно думаете, что ребёнок одиннадцати лет способен на такое?! Вы бредите! — Возможно, — голос у Снейпа стал на градус холоднее. Гарри закусил губу и едва удержал смешок. Когда у тебя есть мантия-невидимка — ты непобедим. Иногда Гарри думает о том, что обратил бы Готэм в царство богини Лиссы. Обрушил бы серые каменные стены пеплом оземь. Было бы красиво. Поттер уверен — было бы красиво. Так же красиво, как сжимать в руке нож и стоять позади Снейпа. Так же красиво, как закрывать глаза и представлять вместо зельевара человека в маске летучей мыши. Одержимость. Безумие. Он не мог не помнить ту самую детонационную силу, тот импульс, который, мчась по оголённому нерву, заставлял его сеять Хаос. «***
Северус Снейп ненавидит Гарри Поттера. За цвет глаз. Можно ли ненавидеть за цвет глаз? Да. На самом деле Снейпу было плевать на то, что Поттер похож на отца: причёской, чертами лица, очками и голосом. Какое Снейпу дело? Джеймс Поттер давно сдох. А Лили Эванс была жива — в голове. И каждый раз, натыкаясь на знакомые зелёные глаза, Снейп ненавидел. Потому что ему начинало казаться, будто он сошёл с ума. Никто не любит быть сумасшедшим. Гарри Поттер — это соль, которую килограммами на рану сыплет память. Северусу Снейпу удобнее всего отгородить себя от памяти. Он даже игру такую придумал: «Найди как можно больше схожести в Избранном с его мерзким папашей». Это здорово успокаивало нервы, и желчный пузырь вырабатывал больше секрета, отбивая солёный вкус. Было намного легче видеть в Гарри его папашу, а не его мать, в ночных кошмарах навещающих Снейпа на протяжении десяти лет. Сегодня Снейп будет спать легко: подействует снотворное зелье. Сегодня зельевару будут сниться роскошные сны, в которых он будет раз за разом сдирать с Гриффиндора баллы и уводить львят в минус; содранные баллы будут материализоваться в часах Слизерина, и Минерва Макгонагалл спрыгнет со шкафа от вопиющей несправедливости, а затем истечёт собственной желчью. Хороший сон. Всё хорошее заканчивается скорее рано, чем поздно. Что-то Снейпу не даёт спать. Что-то заставляет его ворочаться. Чей-то пристальный взгляд и холодное ощущение металла на щеке, словно по ней бритвой водит кто-то, лёгкой рукой, не оставляя порезов. «Ха-ха-ха-хе-хе-хо». Сбежал из фильма ужасов. Как у Стивена Кинга. Сидит рядом с кроватью, навис над Северусом и смотрит, в руке сжимая нож. Вы знаете вообще, как смотрят психопаты? Нет? Вам очень повезло, потому что это страшный взгляд. Взгляд пустой и расфокусированный, так может смотреть робот, которому хозяин задал команду на уничтожение объекта. И глаза у робота пустые. — Да-да-да! Бэтс! Ты прав! Это всё я сделал! Я, я, я! — Гарри Поттер истерично хихикает и проводит указательным пальцем по лезвию. — Ты мне не поверил? Это был я, у меня хватило бы гениальности уничтожить весь Готэм! Что такое жалкий волшебный замок по сравнению с Готэмом?! А, Бэтс?! Ты знаешь, на что похож Готэм? На кладбище! — Поттер, отец ваш идиот, что вы несёте и что вы здесь делаете?! — Зельевар автоматически пятится назад и проводит рукой по щеке — кровь. Конечно, Снейп не боится. Это всего лишь Поттер с ножом в руках и улыбкой Пеннивайза на лице. Северус и не такое видел на собраниях Пожирателей Смерти. Он вскакивает с кровати и кидается было к гриффиндорцу, твёрдо намереваясь вытряхнуть из паршивца душу, деньги и наркотики, но запутывается в длинной ночной мантии, падает и с воистину змеиным шипением предпринимает попытку распутать ноги. — Поттер! Вы знаете, что вас ждёт за эту дерзкую выходку?! Даже ваш мерзкий папаша… Поттер? — Бэтс, Бэтс, ты просто не понимаешь: я всё это делал ради тебя! Я знал, что ты меня найдёшь даже в этом месте! — Гарри глубоко вздыхает, а потом ещё раз и ещё раз, и со стороны это сильно напоминает асфиксию, как будто Избранный задыхается. Он вскидывает нож и делает навстречу к Снейпу два шага. Острая худая фигура внутри. Нереальная. Изломанная. У него на коже лица великое множество тонких шрамов-нитей, и когда он гримасничает, все эти шрамы двигаются, отчего возникает ощущение, будто у Джокера вот-вот с лица спадёт кровавая короста и обнажит под собой жёлтый череп с пустыми чёрными провалами глазниц. Человек с зелёными волосами. Или Гарри Поттер? До зельевара вдруг начинает медленно доходить. Он вдруг замолкает и пристально смотрит на Поттера. Безумие. Неприкрытое. Блуждающий взгляд и неестественное выражение лица. — Поттер?.. Вам плохо? — Я говорю правду, Бэтси! Я никогда не лгу! Я смог провернуть это в одиночку! Неужели ты настолько меня недооцениваешь?! Наверное, должно было произойти что-то страшное, наверное, нож в руках у Избранного оказался не просто так. Тот самый нож, который получил боевое крещение в крови тролля. Наверное, Северусу стоило реагировать очень быстро и применять невербальную магию. Но здесь нельзя было отреагировать быстро. Легиллимент, заглянувший в чёрный колодец, слепнет. Безумие. Северус Снейп столкнулся с Безумием, и фиолетовой смеющейся энергетикой оно обрушилось на его разум, полностью дезориентировав. В глазах потемнело, когда же слизеринский декан наконец-то заставил себя сосредоточиться, Гарри Поттера и след простыл. В комнате пусто. Скрипит полуоткрытая дверь, как бы говоря о том, что очкастый неадекват здесь всё-таки присутствовал. И глупо вышло. Глупо. Снейп всегда считал, что Поттер — тот ещё поганец малолетний. Все вокруг давно уже заметили, что Поттер двинутый слегка, слегка ненормальный. И Снейп это не только видел, но и чувствовал чисто интуитивно, как легиллимент, жаль только, что зельевар и подумать не мог раньше о том, насколько глубоким и опасным мог оказаться психический недуг Избранного.***
— Хватит, хватит, хватит! Он гогочет, вцепляется в собственное лицо ногтями, пытается отодрать кожу и катается по полу. Чуть-чуть, и сорвётся — полетит вниз с вершины собственного психоза, шлёпнется о землю и умрёт. Джокер уверен, что он умрёт, и всё. То есть кто-то там, другие люди, они попадут в рай или в ад — у них есть души бессмертные. Джокер уверен, что у него нет души — он крохотной яростной частичкой вольётся в хаотический поток мыслей и чувств и навсегда исчезнет из мира. И он никого не встретит: Бэтмена не встретит, Харли не встретит, Гордона не встретит. Это самое страшное, что может быть. Это приходит к нему по ночам, приходит под видом психиатров и санитаров, под видом простых прохожих, под видом собственных галлюцинаций — это безликое и липкое, вечное и бессмертное. Одиночество. Он один. Здесь один и там будет один — у существа, воплотившего в себе Хаос, не может быть кого-то. «Зеркало Еиналеж, покажи мне мою одержимость». Гарри Поттер стоит возле холодного стекла и видит по ту сторону человека в фиолетовом мужском френче, запятнанном гарью. Позади человека возвышается чёрная тень в плаще. Войди в эту тень, и ты ощутишь сухость во рту. Перед смертью. — А ты скучаешь, Бэтс? — Гарри проводит рукой по зеркалу. — СКУЧАЕШЬ? Что ты там забыл, а? А?! Что ты там? Бедный… тебя заперли в этом мерзком зеркале? Я зна-а-ал, знал, я знал-знал-знал, что это чья-то штука! Они решили, что смогут свести меня с ума, решили, будто я поверю, проснусь в этой клетке и поверю! В летающие веники поверю! Я в Аркхэме, и надо мной ставят галлюциногенные опыты, а ты в зеркале?! Они забрали у меня Готэм, Бэтси! Но мы можем вернуть его, да? Ты и я? А? Ты и я… Гарри пытается открыть глаза и не может; он вдруг совершенно ясно видит себя запертым в клетке собственного «я», словно его спрятали в сундук и захлопнули крышку, и мир вокруг стал звучать глухим эхом, как из пустой бочки. Здесь в сундуке темно и сыро, остаётся только смотреть наружу через замочную скважину. Гарри чувствует необъяснимый страх и тоску внутри и никак не может понять, в чём дело. Почему ему так тоскливо? Почему в зеркале отражается лицо со шрамами на щеках? Откуда? У Гарри только один шрам. У Гарри нет зелёных спутанных волос на голове. — Я вытащу тебя оттуда, Бэтс! Я сделаю это! — Поттер?! Стоять, Поттер! «Профессор Снейп?» — Гарри хочет сказать и вдруг понимает, что из его уст не вылетает звуков. Он говорит, а его тело яростно бьёт кулаками по зеркалу. Впиваются в ладони осколки, и кровь оставляет следы на ледяной поверхности. Гарри не может говорить, он не владеет своим телом. Он не безумен. Он нормален. Просто внутри него сидит действительно кто-то ещё, ещё одна чья-то личность. И это не шизофрения и не голоса в голове, это РЕАЛЬНЫЙ человек, который пытается завладеть телом Поттера и взять бразды правления в свои руки. У этого человека шрамы на щеках и белая кожа, белая-белая, как соль. У него нет имени, но он сам зовёт себя Джокером. Шутка. — Поттер?! — Я вытащу тебя оттуда, Бэтси! Всё ложь, я не верю! Где-то внутри худого детского тела мальчик-который-не-сошёл-с-ума сжимается в комок и плачет. Он не плакал с девяти лет. Теперь он плачет самыми детскими слезами. Ему страшно, потому что догадка обо всём происходящем обрушилась на его юный мозг со всей своей ужасающей реальностью. Гарри Поттер и Джокер — это не одно и то же. Это две разные личности в одном единственном теле. И Джокер — это не «внутреннее я», которое помогало Гарри в трудные моменты. И тоску с примесью страха сейчас испытывает вовсе не Гарри, а Джокер. — Поттер, отойдите от зеркала! Джокер хохочет, и Гарри внутри по привычке тоже начинает хохотать. Когда зельевар заклинанием обездвиживает его, Гарри падает на пол и продолжает хохотать, думая о том что Снейп-то не знает, Снейп офигевает и думает, что это всё Поттер делает. Это смешно. И грустно. Ведь отвечать всё равно Поттеру придётся за этого поганого ублюдка, за разбитое зеркало. Нельзя ведь так просто разбазаривать казённое имущество, даже если ты Избранный, дементор подери! Нельзя!