***
— Знаешь, Гарри, когда-то давно в Хогвартсе жил мальчик, он был сиротой, и это очень его… расстраивало. Потому что жить без родительской любви трудно и одиноко. — А мне не одиноко, мне нормально, знаете, у меня тётка, она любых родителей заменит, она у меня… — Лосей потрошит, — Дамблдор усмехается в бороду и качает головой. Неспроста пришёл старик. Неспроста. Такие люди, как Альбус, ничего просто так не делают, всегда для чего-то. И Гарри лежит и ждёт, когда директор наконец озвучит то, зачем пришёл. Гарри ждёт и потихоньку злится, потому что Дамблдор, как всегда, не спешит. — Вы очень… похожи с ним. С эти мальчиком. — Я надеюсь, что вы не себя имеете ввиду. — Нет, конечно, нет. Помнишь зеркало, которое ты разбил? — Я не знаю, как так получилось, я просто… — Увидел в зеркале то, что заставило тебя сильно переживать. — А вы очень догадливы для ста… — Зеркало Еиналеж, Гарри, показывает самые сокровенные желания человека. Самые отчаянные мечты. — То есть… оно лжёт? — в его голосе слышится неприкрытое разочарование. — Да? Я имел ввиду, что оно пустое внутри и там никого не… нельзя было бы… заточить? Или… — Ты видел тех людей, с которыми хотел быть рядом, не так ли? Ты подумал, что они действительно существуют внутри Еиналеж? — Я вообще часто людей вижу, разных, знаете ли. И не только в Еиналеж, в других зеркалах тоже. У меня эти, как его там… глюки у меня. Бывают иногда. Я ведь ненормальный, да? Вы тоже заметили? — То, что произошло в комнате, вполне закономерно, Гарри. Ты необычный ребёнок, я думаю, что ты достаточно знаешь о своём прошлом. О том, откуда у тебя на лбу появился этот шрам. — Вообще-то я не очень интересовался прошлым, зачем мне прошлое, сэр, зачем, если у меня тётка лосей потрошит? Мне и так неплохо. Но вы не просто так упомянули о шраме, а? — Ты очень догадлив для своего юного возраста, — Дамблдор продолжает усмехаться. У него это по-доброму получается, Гарри так не умеет. Гарри только широко и зло умеет, чтоб на всё лицо оскал. — Магические шрамы имеют неизученную природу, Гарри. И последствия, которые может испытать на себе человек совсем ещё маленький, они могут быть разными. — Сумасшествие, к примеру? — Ты не сумасшедший, не думай так. Нет, ты многое пережил, и это сильно отразилось на тебе. И твои поступки порою… могут отличаться. Я хочу, чтобы ты понимал это и разграничивал себя и последствия, понимаешь? Ты очень похож на своих родителей, они были хорошими людьми. Когда распределяющая шляпа замешкалась, не зная, куда тебя отправить, она замешкалась перед последствиями. Они, эти самые последствия, могут толкать тебя на нехорошие поступки порою, но ты хороший человек Гарри, и ты можешь с ними бороться. — Значит, вы за этим пришли? Утешить и наставить? Я, значит, не сумасшедший, а просто немного последственный? — Самую малость. — Что вы в зеркале видели? — Поттер резко перевёл тему и поморщился: лицо саднило. — Что я видел? — переспросил Альбус. — Я видел себя, держащего в руке пару толстых шерстяных носков. — Вы фетишист? — Гарри хихикнул. — Нет, просто у человека не может быть слишком много пар носков, — пояснил Дамблдор, немного удивлённый встречным вопросом. — Вот прошло еще одно Рождество, а я не получил в подарок ни одной пары, люди почему-то дарят мне только книги. — Вы не очень-то откровенны… ладно. Знаете, вы извините за зеркало. Я разбивать не хотел, артефакт всё-таки ценный… — Я его починил, так что можешь не извиняться. Завтра зеркало перенесут в другое помещение, Гарри. И я прошу тебя больше не искать его. Но если ты когда-нибудь еще раз натолкнешься на него, ты будешь готов к встрече с ним. Будешь готов, если запомнишь то, что я скажу тебе сейчас. Нельзя цепляться за мечты и сны, забывая о настоящем, забывая о своей жизни.***
«Нельзя цепляться за мечты и сны! Ха-ха-ха-ха! Нельзя, слышишь, Бэтси? Нельзя! Бэтмен, нельзя! Фу, плохая летучая мышь!» Ему опять снится Готэм. Серые каменные блоки, как грибы, растущие из могильной почвы. Блоки горят трупными пятнами огней, и он бежит, раскинув руки по крыше, и видит, как фиолетовый мужской френч на его плечах развевается на ветру. Как крылья. У человека, который преследует его, тоже есть крылья. Чёрные, как у летучей мыши. Человек в маске. Гарри хохочет и нажимает красную кнопку детонатора, ощущая, как горячая взрывная волна отшвыривает его с крыши. Вниз. Оземь. Осколки стекол впиваются в спину, и он видит перед собой лицо человека в маске. Звуки полицейской сирены. Белый потолок. Врачи. Пустота. Смотришь в зеркало — видишь зигзаг-скважину на лбу и чёрные волосы на голове. — Откуда ты появился внутри меня? — Ты меня спрашиваешь, меня? — человек с зелёными волосами сжимает подлокотники кресла и наконец встаёт на ноги. Он высокий и гибкий. Похож на змею. Гарри невольно втягивает голову в плечи. — Я теперь уже знаю, что ты — это не я. Но в одном теле не может жить два человека, ты откуда-то взялся. — Или ты? А? — человек хрипло хохочет, снимает с рук перчатки и больно хватает Поттера за щёки. Пальцы у него мозолистые, тонкие и неожиданно сильные. — Может быть, это именно ты здесь не к месту? С чего ты вообще взял, что я здесь гость? — Гарри… Гарри! Проснись, Гарри! — Да, я хочу знать, откуда у тебя эти шрамы, но сначала я расскажу тебе про свой шрам, видишь, на моём… — Гарри! — А? — Поттер широко распахнул глаза, и Рон вскрикнул, когда худые исцарапанные руки впились в его горло. — Ненавижу, когда меня будят! Булочка? Он наконец-то сел на кровати и попытался проснуться до конца. В голове всё ещё звучал хриплый смех, и щёки болели. Рядом с его кроватью стояли Рон и Гермиона. Вид у обоих был взволнованный. Уизли в руках держал мантию-невидимку, в волосах Грейнджер застряли совиные перья. Перья заставили Поттера напрячься. Перья не сулили ничего хорошего. — Что случилось то? Подох кто-то? — Цербер! — Цербер подох? — Да нет же! Там на третьем этаже цербер! Мы от профессора Снейпа и профессора Квирелла бежали, потом в дверь провалились, и там цербер сидел! — А перед этим нас на отработку повели за стычку с Малфоем. А там единорога мёртвого мужик в капюшоне жрал, ну или это была баба… я не понял. Там не видно в темноте было, оно кровь единорога пило! Об этом вся школа гудит теперь, а я испугался до колик в животе! В лес ходить запретили, а мы ждали ночи, чтобы к тебе пробраться: Помфри запретила тебя навещать. — Рон, не перебивай меня! — Гермиона ткнула рыжего в бок и насупилась. У неё хорошо получалось насупливаться, Гарри даже невольно залюбовался. — Слушай, Гарри! Пока ты здесь лежал, мы с Роном многое узнали. Помнишь, когда ты разрешил Рону брать мантию? Он в ту же ночь пошёл подглядывать в ванную старост, — Гермиона презрительно сморщила нос. В течение следующего часа она успела рассказать сонному и злому Поттеру следующее: Рон засиделся в ванной до ночи и на обратном пути до гостиной наткнулся на Маккошку и Дамблдора. Они разговаривали о Гарри. И Рональд Уизли, конечно, просто не мог не подслушать их разговор (на этой фазе Гермиона скривилась ещё презрительнее). И говорили они о Гарри. О том, что некий философский камень кто-то хочет похитить, воскресить сами-знаете-кого, и для этого кто-то убивает единорогов. И что всё это из-за Гарри, потому что Поттеру грозит опасность, и сами-знаете-кто хочет добраться до Гарри. Маккошка предлагала перевезти камень в другое место, а Дамблдор философски заметил, что если судьба — то камень отовсюду сопрут, а не судьба — так его и так никто не тронет. — Гарри, тебе угрожает опасность! — А с цербером то-что? Я так и не понял: он подох или нет? — Да какой цербер вообще?! Всё с ним хорошо! Мы с Роном пришли к выводу, что именно он охраняет камень. Но это неважно, Гарри! Профессор Дамблдор ничего тебе не рассказал, но ты имеешь право знать! Сам-знаешь-кто может воскреснуть и прийти за тобой! И в Хогвартсе есть человек, который пытается воплотить этот план в реальность! Гермионе Грейнджер чертовски к лицу волнение. Когда она кусает нижнюю губу и пытается найти своим рукам занятие, то и дело теребя мантию и волосы на голове, тогда она кажется Гарри Поттеру жертвой. Такую… хочется. Убить. Вырезать на лице улыбку, выжечь до костей черепа. Такой он помнил Харли, когда она ещё была психиатром. Такой невинной поганой овцой, которую хочется съесть. Джокер голоден. Ему надоело сидеть внутри. Царапины на лице Поттера почти зажили. — Ну… теперь мне стало легче жить. Вы вот прям рассказали, что меня пришить хочет Вольдмар… морт… Волде… короче, дядя с невыговариваемым именем. И мне, знаете… полегчало. Прям спать спокойно буду! Ха-ха! Сказочка на ночь! Он вдруг истерично засмеялся, сипло, как бы сдерживая голос. Опустил голову вниз и вдруг с силой провёл руками по лицу, сдирая стареющие коросты. Рон побледнел и попятился назад. — Гарри, ты… — Я всё понял. Всё понял. Мне Дамблдор говорил про мальчика. Он сказал, мы похожи, я понял, кого старикан имел ввиду. Я ВСЁ ПОНЯЛ! — Поттер поднял глаза и посмотрел на Грейнджер. И она тоже попятилась назад. — Я всё понял! И… а вы бегите, — его смех стал чуть громче, в руках возник нож, молниеносно вынутый из-под подушки. — А вы лучше идите. Потому что я решил, что мы должны сыграть в игру. Понимаете? Вы прячетесь, а я ищу. Глаза Поттера чуть расширились, когда Рон вдруг вынул из рукава мантии волшебную палочку и направил на него. — Ты не в себе, Гарри. Мы знаем, мы просто о тебе волновались. Но ты должен успокоиться, потому что Дамблдор точно не даст тебя в обиду. Тебе стоит успокоиться, потому что иначе… — Что? Убьёшь меня? Ну давай, — Поттер встал, обошёл кровать и грудью упёрся в острие волшебной палочки. Рон вздрогнул, когда холодная сталь ножа оказалась у его горла. Тонкая пульсирующая кожа. У рыжих на шее есть веснушки. Джокер голодно облизывает потрескавшиеся губы. — Импедимента! — он отлетел и мешком свалился на кровать. Неожиданно вышло. Неожиданно. Уизли оказался гораздо более бесстрашным, чем Гарри мог ожидать. Уизли даже немного порадовал своей нетривиальностью. — Рон, ты свихнулся? — а вот поведение Гермионы оказалось очень предсказуемым. — Бежим отсюда, не видишь, что он совсем свихнулся?! Если нас поймают здесь — нам влетит! И ему заодно!***
Как-то недавно Гарри сказал Дамблдору, что совсем никогда не интересовался своим прошлым. Гарри Поттер соврал. Потому что о своём прошлом он знал. О родителях и Волдеморте. Но эти две вещи, когда услышал о них от Хагрида, не показались ему любопытными. Потому что Гарри помнил другое: Аркхэм, ночной город, запах пороха и огня. Помнил белые волосы девушки в костюме арлекина и человека в чёрной маске. Помнил рваные раны на щеках, мятый фиолетовый френч и нож в руке. И родители с Волдемортом казались чем-то нереальным, затуманенным. Как будто это не его прошлое. Когда Гарри Поттер понял, что внутри него есть кто-то чужой, он стал разграничивать. Прошлое. Аркхэм и дом на Годриковой впадине оказались разными мирами. Дамблдор говорил про последствия. Гарри жил в мире, где Готэма не было. Но был дом и родители. И ничто в этом скучном прошлом не могло заинтересовать Джокера. До сегодняшнего дня. До того самого момента, когда он услышал о похожем на себя мальчике, упомянутом вскользь, и о Волан-де-морте, желающем ему смерти. — Пивз, — Джокер хрипло смеётся, поднимается с больничной кровати. — А, Пивз… мне срочно нужен «весёлый яд». Джокеру скучно и голодно. Надоело сидеть сложа руки. Гарри Поттеру как-то плевать, ему просто страшно и хочется спать. И Гарри Поттер думает, что дать Джокеру повеселиться — это не такая уж большая ошибка. Пусть поиграет. У них ведь тело общее, будет слишком нечестно, если править всегда будет только Поттер. Если Джокеру так не хватает его Готэма, то пусть насладится Хогвартсом. У них теперь временное перемирие. Они снова друзья. У них снова договор: Джокер делает грязную работу и помогает. Убивать. Как того мальчика на крыше. — И мясо, Пивзи, большой сочный бифштекс. Три куска для трёх голов. «Жду не дождусь, когда увижу наконец-то тебя, Бэтси… но пока я жду, я познакомлюсь с Волди. Красиво, да? Волди-Бэтси… я думаю, что ему понравится новое имя. Кажется, Брюсик, я нашёл себе нового друга».