***
Когда Гермиона Грейнджер пришла на урок по ЗОТИ с большим фиолетовым синяком на скуле, Драко почувствовал злое удовлетворение. Она никогда не сидела вместе с Поттером, всегда садилась рядом с Роном. И никогда не общалась с Избранным прилюдно. Можно было бы даже решить, что они не знакомы, если бы только Драко не знал. Если бы только он не наблюдал за этой грязнокровкой каждую ночь. Если бы только не злые взгляды Рона, бросаемые в сторону мальчика со шрамом на лбу. Если бы только не фиолетовая метка на лице. ЕГО почерк. Больше некому. — Здравствуйте! — Она вошла в кабинет. Женщина в розовом. Драко содрогнулся и отвёл глаза в сторону, обилие ярких оттенков в гардеробе Амбридж резало глаза, отправляя в мозг нервные импульсы боли и страдания. — Здравствуйте, — вяло пробурчал класс. — Стоп-стоп-стоп, — голосом психиатра со стажем сказала профессор Амбридж. — Ну, нет, друзья мои, это никуда не годится. Я бы просила вас отвечать так: «Здравствуйте, профессор Амбридж». Ещё раз, пожалуйста. Здравствуйте, учащиеся! — Здравствуйте, профессор Амбридж! — проскандировал класс. Драко скучающе вздохнул и оглянулся. Поттер молчал, но что-то в его поведении настораживало. С того самого дня, когда он вернулся в школу, прошла всего неделя. На всех предметах он сидел на задней парте в гордом одиночестве. Сидел и тупо пялился в стену, иногда что-то рисовал на пергаменте. Профессора к нему не приставали, даже Снейп предпочитал не трогать очкарика, сполна отрываясь на Невилле. Урок ЗОТИ был первым в этом году, и Амбридж студентам была пока что не очень знакома. Так вот, с Поттером явно было что-то не так. Он таращился на Женщину в розовом, вскинув брови. И руки… они тряслись, Малфой это сразу заметил, потому что Поттер отстукивал указательным пальцем собачий ритм по столешнице, ритм сбивался из-за тремора. — Вот и хорошо, — сладким голосом пропела профессор Амбридж, и Драко ощутил, как у него сводит жевательные мышцы. — Ведь совсем нетрудно, правда? Волшебные палочки уберем, перья вынем. Странное поведение Поттера, видимо, заметил не только Драко. Потому что остальные студенты тоже стали поглядывать на Избранного. Кто-то с опаской, большинство же с недоумением и ожиданием. Они все тут ждали. Какой-то очередной его выходки, никто не верил, что Поттер вылечился. Никто. Все ждали, когда он снова сорвёт урок или выкинет злую шутку. Народ, в общем-то, жаждал хлеба и зрелищ, народ любил наблюдать за тем, как гнобят слабого, такова его, народа, была собачья натура. — Отмечу для начала, что до сих пор ваше обучение этому предмету было довольно-таки отрывочным и фрагментарным. Не правда ли? — сказала профессор Амбридж, повернувшись к классу лицом и аккуратно сложив руки на животе. Поттера она, кажется, не заметила или просто сделала вид, что не заметила. — Постоянно менялись учителя, и не все они считали нужным следовать какой-либо одобренной Министерством программе. Результатом, к сожалению, явилось то, что вы находитесь гораздо ниже уровня, которого мы вправе ожидать от вас… Малфой облизнулся и перевёл взгляд на Грейнджер. Она с неодобрением смотрела на Женщину в розовом, что-то шепча Рону на ухо. Уизли же её не слушал, хмурился и, указывая пальцем на её подбитую скулу, корчил вопросительную рожу. Вопросительность у Рона получалась не очень: его лицо косило вправо, глаза выпучивались, а лоб белел, из-за чего на нём явственнее просвечивались веснушки и мелкие прыщики. Противный. Слизеринца даже передёрнуло. Рон был противным: с глупым лицом, долговязый, блеклый, конопатый и рыжий. И обносках в придачу. На месте Грейнджер, Драко бы, наверное, тоже сбежал к Поттеру. — Мы не будем пользоваться защитной магией на уроке? — На моих уроках желающие что-либо сказать поднимают руку, мистер… — Поттер. Гудение внезапно прекратилось. Рон перестал корчить рожу, Гермиона обернулась чуть более резко, чем должна была, а Лонгботтом нервно заёрзал на стуле. Стало слышно, как где-то в кабинете жужжит муха. Драко замер и стал наблюдать. В воздухе летали пыль и запах чернил. С минуту Женщина в розовом молча стояла над Гарри, с недоумением покачиваясь с пятки на носок, вероятнее всего, как заключил Драко, оттого, что безумная причёска на её голове перевешивала всё тело, а затем поинтересовалась: — Что-то я не могу представить себе ситуацию, мистер Поттер, в которой вам бы понадобилось применять защитные заклинания в школе. — У вас проблемы с фантазией? — сочувственно поинтересовался Гарри, и на его угрюмом лице впервые за всю неделю крупными трещинами проклюнулась дикая улыбка. — Вы мне хамите, мистер Поттер? — вкрадчивой приторной любезности в голосе Амбридж мог бы позавидовать даже Дамблдор. — Правда вас оскорбляет, мэм? — очкарик покачал головой и, словно не удержавшись, хлопнул ладонью по столу. Его тело, повадки и мимика — всё в нём выдавало крайнюю нервозность, неумолимо рвущуюся наружу. — Но вы не должны обижаться, мэм. Уже по вашему внешнему виду я смог предположить некоторые… симптомы. Вы знали, что зацикленность на одном и том же цвете сцеплена с неспособностью к объёмному восприятию реальности? — Вы отходите от темы, мистер Поттер, — самообладанию её можно было поаплодировать. Слащавая улыбка против трещины-оскала. Драко заметил, как Дин Томас закрыл лицо руками и принялся содрогаться от беззвучного хохота. На лицах многих из присутствующих бродила сдерживаемая усмешка. — По-вашему, в стенах школы кто-то может причинить вам вред и заставить вас использовать защитные заклинания? — Вы могли бы сказать об этом троллю, которого я пару лет тому назад прирезал ножом в толчке. Магия мне не потребовалась, — он облизнулся. — Но не все здесь умеют обращаться с холодным оружием. — При нынешнем руководстве, мистер Поттер, использовать холодное оружие вам тоже не понадобится. Министерство магии намерено сделать Хогвартс оплотом безопасности, и здесь нет места насилию. — Очень жаль, мэм, ведь вы мне так понравились, — Поттер продолжал отстукивать «Собачий вальс», но теперь звук стал громким и прерывистым. — Что вы сейчас сказали, мистер Поттер? — Амбридж вздрогнула и как-то мелко затряслась, напоминая густой несвежий кисель, розового причём цвета. — И со слухом, — избранный горько вздохнул, — и со слухом тоже пробле… — А я согласна с Гарри, — неожиданно со своего места поднялась Парвати Патил, не дав ему договорить и, возможно, тем самым спасая весь урок от очередного срыва. — Разве на экзамене по защите от Темных искусств не будет ничего практического? Мы не должны будем показать, что умеем применять контрзаклятия и тому подобное? — При хорошем владении теорией не будет никаких препятствий к тому, чтобы вы под наблюдением, в экзаменационных условиях использовали некоторые заклинания, — либеральным тоном ответила профессор Амбридж, всё ещё не отходя от парты, за которой сидел Гарри. — Без всякой практики, без тренировки? — спросила Парвати с недоумением. — Правильно я вас поняла, что первый раз, когда нам позволят применить заклинания, будет на экзамене? — Повторяю: при хорошем владении теорией… — Моя тётка с вами бы поспорила, — Поттер встрял в разговор и равнодушно уставился, но не на Амбридж, а на Паравати. Хотя разговаривал он с Амбридж. И, наверное, именно в этот момент Малфой убедился. Понял. Не вылечился. Ни капли даже. — Она всегда говорила мне, что практика важна. Если ты потрошишь лосей, то ты должен уметь это делать, иначе какой же из тебя потрошитель? М? Вы со мной не согласны? — Мы говорим не про лосей, мистер Поттер, — улыбка с лица Амбридж съехала набок, она внимательно смотрела на Избранного, и было в её взгляде что-то тревожное, как будто она начала подозревать, что Гарри вот-вот должен был вскочить из-за стола и начать биться головой и парту. — А разве это не одно и тоже? Какая разница, кого потрошить: лосей или Волан-де-морта? Внутри одно и тоже, мэм, я не лгу. Вы наверняка сами это знаете, вы похожи на… — Минус десять очков Гриффиндору, мистер Поттер. — Я всего лишь забочусь о студентах, профессор, — Гарри перестал смотреть на Парвати и медленно повернул голову в сторону начавшей беситься Амбридж. — Они не смогут выпотрошить Волан-де-морта в случае встречи с ним, конечно, это нелёгкое бремя легло на меня, но вы же понимаете, что рыцарь светлого образа не всегда будет присутствовать рядом с крестьянами и оберегать их от гнусных поползновений из Драконьего логова. Поэтому было бы не плохо научиться потрошить людей. Или использовать боевую магию. Здесь всё зависит сугубо от личных предпочтений. Я вот, например, больше люблю ножи. Вы знаете, что ножи… — Минус двадцать очков с Гриффиндора, мистер Поттер, — тихо сказала Долорес. Малфой с удовольствием отметил, что у неё начало подёргиваться нижнее веко. — Покиньте класс, у вас словесное недержание. Прежде чем озвучивать ложные факты о некоем Тёмном волшебнике, вы должны бы понять, что нехорошо распространять ложь. — Да, я тоже так думал, — Гарри понимающе кивнул головой и откинулся на спинке стула. Уходить он не собирался. — Про ложь думал, что это нереально всё. Но как голоса в голове могут быть нереальными, если вы их слышите? Может быть, дело не в нереальности, а всего лишь в нежелании принять это как должное? Знайте, что некий Тёмный волшебник действительно возродился, и вам следует это принять и целовать мои пятки, потому что только я могу выпотрошить его и пронзить копьём его смердящее дышло — такова моя юдоль и планида, влекущая меня. Класс захихикал. — Вы будете наказаны, мистер Поттер, за своё хамское поведение и за дезинформацию ваших однокашников! — раздражённо воскликнула профессор Амбридж,. — Завтра после уроков в пять часов в моем кабинете. Говорю вам всем еще раз: это ложь. Министерство магии ручается, что никакие Темные волшебники вам не угрожают. Если вы все же чем-то обеспокоены, не стесняйтесь, приходите ко мне во внеурочное время. Если кто-то тревожит вас россказнями о возродившихся Темных волшебниках, я хотела бы об этом услышать. Я здесь для того, чтобы помогать вам. Я ваш друг. А теперь будьте добры, покиньте кабинет, мистер Поттер.***
Он даже не скалится на этот раз. Широко распахивает глаза, смотрит на Драко. Улыбка трассирующей пулей блуждает по лицу, а затем снова исчезает. Малфой успевает заметить, что за несколько лет на некогда детском, а теперь уже юношеском лице появились глубокие мимические морщины возле уголков рта. Только возле рта. Но не вокруг глаз. Оттого, наверное, что Поттер никогда искренне не улыбался, просто тянул губы в отточенной гримасе, и всё. Мимические морщины вокруг глаз бывают только у людей с самой искренней и доброй улыбкой на свете. Например, у Гермионы Грейнджер. — Подглядываешь, м? Драко молча пятится назад и вынимает из рукава мантии волшебную палочку. В руках у Поттера кухонный нож с перемотанной изолентой ручкой. Он тяжело привалился к стене, словно ему трудно стоять, сгорбился и теперь исподлобья таращился на слизеринца. Он его подловил на этот раз. Раскусил. Узнал страшную тайну. Узнал, чем занимался Драко Малфой всю эту неделю. И блондину теперь трудно понять, отчего ему страшно: от столкновения с психопатом в тёмном уголке замка или оттого, что он ЗНАЕТ. — Я говорю, подглядываешь, а? Медуза сопливая. Любопы-ы-ы-ытный, — Гарри хихикает, проводит ножом по шее, чешет кожу. — Я на минуту заподозрил, что ты на самом деле за мной, что ты просто извращенец. Но ты оказался очень скучным. — И что теперь? — Драко глубоко вдыхает и расправляет плечи. — Ты знаешь, почему я такой, какой я есть? — Поттер отвечает вопросом на вопрос и никак не реагирует на палочку в руках слизеринца. — Мне наплевать, почему ты такой, Потти, мне было забавно наблюдать за тем, как грязнокровка бегает за тобой, подобно собачке, вот и всё. Я надеялся, что Филч её поймает. — Не лги, тебе любопытно, медуза, любопытно. Любопытство — это не порок. — Поттер прячет нож в карман. — Пытаешься меня препарировать, да? Я не люблю, когда меня пытаются препарировать, но раз уж тебе так интересно, то я тебе покажу. Хочешь, а? Голос у него неожиданно спокойный и даже дружелюбный. Насколько это вообще возможно для Поттера. И это опять подкупает. Как в тот самый день, когда Поттер попросил о помощи и взорвал котёл у него под носом. Это подкупает. И Драко знает, что не надо вестись, что надо просто использовать «Остолбеней» и уходить прочь. Драко знает. — Тогда пойдём. Я тебе покажу. По-настоящему. Фату Моргану, Мелюзину, Румпельштицхена, я покажу тебе рок и птицу в небе. Ты увидишь. Узнаешь. И Драко идёт. Заходит в каморку, чует запах пыли и застоявшегося воздуха. Здесь беспорядочно раскиданы учебники и перья. Грейнджер сидит на кровати по-турецки и грызёт сушку. И когда она смотрит на вошедших, то глаза её удивлённо расширяются, а брови вопросительно ползут вверх. И она спрашивает у Гарри, спрашивает о том, что здесь делает противный слизеринский Хорёк, спрашивает, что случилось и не заметил ли их Филч. Малфой молчит и смотрит. На сушки, на разбросанные книги и перья. Поттер рядом разражается хохотом. — Я просто принимаю всё как данность. И она тоже, — Избранный указывает рукой на Грейнджер. — А ты нет. Поэтому ты не понимаешь. Поэтому я тот, кто я есть, а ты салобон и жалкий хрюндель. Поэтому сладкая булочка тебе не принадлежит. Ты думаешь, почему так, почему у человека вроде меня есть то, чего нет у тебя, думаешь, что ты заслужил больше, чем я, ведь ты такой пра-а-а-а-авильный. Но ты не веришь в Тёмного волшебника, в голоса в голове и в Фату-Моргану. Драко слушает, как ни странно, дружелюбный тон гриффиндорца, а потом тоже смеётся. Потому что убеждается: они действительно с Поттером друзья. Они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО жрут сушки и читают. И он уже больше не хочет обрить Грейнджер налысо. Или ударить головой о стенку. И ещё он думает о том, что Поттер точно не выдаст его тайну. Будет упиваться его, Малфоя, душевными терзаниями, но не выдаст. Просто ради любопытства не выдаст. Просто потому, что знает: Драко не верит в Фату-Моргану и никогда не сможет принять что-то как данность. Даже если у неё самая искренняя и красивая улыбка на свете.***
Долорес Амбридж всегда любила розовый цвет. Просто потому, что в детстве у неё не было одежды розового цвета. У неё вообще одежды было мало и игрушек тоже было мало. Долорес мечтала о розовом плюшевом котёнке и купила себе целый десяток мягких ушастых уродцев, когда заработала первые крупные деньги. Долорес Амбридж любила порядок, просто до зуда в кончиках пальцев. Она любила, когда всё структурировано, когда всё ровно и аккуратно. Поэтому она любила власть, а точнее любила подчиняться власти и властвовать самостоятельно. В необозримом будущем она метила на пост Министра магии, но кресло пока что было занято и ей приходилось довольствоваться малым: Хогвартсом, например. Когда Гарри Поттер заходит в её кабинет, Амбридж ощущает неприятное покалывание в позвоночнике и понимает, что Поттер — это "пло" и это "зло". Потому, что позвоночник покалыванием реагировал только на носителей Хаоса. Так Долорес мысленно называла людей, которые любили нарушать порядок в её розовом мирке. От Поттера разило Хаосом. От его лохматой причёски, от перекошенного усмешкой лица, которое выглядело старше своих пятнадцати лет, от драной ношенной одежды, от отрывистой и судорожной походки. — Здрассте, профессор. — Профессор Амбридж. Она похожа на психиатра. Человек внутри Гарри Поттера ненавидел психиатров и всё, что было с ними связано. И всякий раз от столкновения с представителями этой профессии Гарри ощущал, как человек внутри начинает бесноваться и выть. Амбридж была похожа на психиатра. Человек с зелёными волосами, пассивный в последнее время, вновь начинал просыпаться и занимать его подсознание. Человека раздражал розовый цвет. — Здрассте, профессор Амбридж, — он отворачивается и щурится, пытаясь не злить Джокера. Перед глазами плавают розовые пятна. Он не хотел бить Гермиону, это произошло слишком быстро и жутко, она что-то рассказывает, эмоционально машет руками, пытается его обнять, а затем следует молниеносный рефлекторный удар и она падает. Гарри даже начал пить таблетки, лишь бы снова этого не повторить. Лишь бы человек со шрамами не распускал руки. — Ну, что ж, садитесь, — сказала Долорес, показывая на маленький столик, покрытый кружевной скатертью, у которого она заранее поставила стул с прямой спинкой. На столике, явно дожидаясь Гарри, лежал чистый пергамент. Долорес Амбридж не жестокая, она просто любит порядок. Просто такие люди, как Поттер, чаще грязнокровки, но изредка чистокровные и полукровки — носители Хаоса, они заслуживают сурового наказания. Для их же блага, чтобы выйти на путь истинный, чтобы не пасть на дно огненного Тартара и не снискать жуткой участи маргинальных опущенцев мира сего. Долорес любит власть, она любит, когда ей подчиняются. Она стоит спиной к Поттеру и любуется на плюшевых розовых котят, выстроенных в ряд на полочке, приколоченной специально по этому случаю. Котята мяукают. Амбридж даже не сразу слышит из-за этого мяуканья, она аккуратно переставляет игрушки, меняет их местами, прежде чем сдерживаемое хихиканье достигает её слуха. И тогда, через полчаса, она оборачивается, полагая, что на сегодня Гарри получил своё наказание. Полка с котятами падает на пол. Он сидит на полу и теперь уже в голос хохочет. И линии. Их много. Красные кровавые линии, они не на руке, где должны быть, — они по всему телу, он снял с себя мантию и рубашку. А в руках у него нож. «Я не должен лгать». «Ха-ха-ха-ха». Кровь капает на пол. Он выворачивает руку назад и рисует тонкие не очень глубокие линии на спине, на груди и на животе, и кровь сочится тут же. Он похож на профессионала, как будто бы он делал нечто подобное тысячу раз, ловко обходя участки, где артерии располагались неглубоко. «Я не должен лгать». Зелёные глаза, мутные от боли, но одуревшие от запаха крови. Очки сломанные валяются рядом. Что-то пошло не так. Не так. — Это неэффективно, профессор! — он смеётся и проводит перочинным остро заточенным ножом по предплечью, вырезая кривые буквы. — Перо — это не эффективно! Я не усвою урок никогда, если буду писать сраным пером! Неужели вы не понимаете?! — Что вы… Поттер, ты, вы… — она теряется и не понимает, что нужно делать, паникует, думает, что нужно кого-то позвать или использовать магию, но теряется и тупо пялится на него. Маленького НЕ плюшевого уродца. — Вы ужасный преподаватель! Вы не умеете правильно преподносить информацию! Он закидывает голову назад. Амбридж вдруг понимает, что ему НРАВИТСЯ. Что он получает удовольствие, режет кожу и кайфует от этого. От боли. И она выбегает из кабинета и зовёт кого-то. То ли на Филча натыкается, то ли на Снейпа. Ощущает дрожь в теле и головокружение. И страх.