***
Рон бьёт сильно, наотмашь, кулаком. За это лето он стал выше на голову и шире. Гораздо шире. Каждое утро он вставал перед зеркалом и напрягал мышцы рук, любуясь тем, как бугорки мощно перекатываются под белой кожей. Мышцы радовали. Гермиона разочаровывала. Когда-то раньше Уизли думал, что всё дело в его долговязости. Слишком тощий, слишком слабый, слишком не мужественный. Он бьёт наотмашь. Без жалости или осторожности. Рычит, как большой рыжий лев, скалится, пытается причинить побольше боли. Гермиона Грейнджер не любит мускулы. Или высокий рост. Ей всё равно, её это не впечатляет. Иначе она бы давно обратила внимание на Рона и давно бы бросила очкастого ублюдка. — Ты её ударил! Ударил! — Мой мозг представляет большую ценность для нейрохирургов и психиатров, поэтому будь добр, сохрани его в целости, — Поттер сплёвывает кровь на землю, тяжело перекатывается на четвереньки и продолжает смеяться. Он смеялся уже полчаса, и чем сильнее Рон зверел, тем громче Поттер хохотал, подначивал и дразнил. Даже пресс болеть начал, и щёки ещё. — Червяк! Как ты посмел её ударить?! Ты её мизинца не стоишь, соплохвост очкастый! — У неё очень нежные мизинцы, такие… тоненькие, как косточки от куриных крылышек, — Гарри издаёт звук, похожий на тот, что издаёт сдувшийся шарик, когда Рон пинает под рёбра. — Свинья! Ты свинья! — Уизли краснеет, и краснота на его лице постепенно начинает переходить в багрово-лиловый тон. Поттер начинает хохотать громче. — А ты покраснел, Ронни! Хотел сам отведать её мизинцев? М? Не дала, да? Бедный… я думал, что она не только мне спину массирует по вечерам… И он выходит из себя снова и снова. И, даже зная, что Гарри лжёт, не может остановиться. Поттер это умеет — довести, лишить контроля над разумом, вогнать в слепую чёрную ненависть. Он умеет забраться под кожу и вывернуть наизнанку всё тело. Умеет за одну минуту превратить человека в жестокое животное, подобное себе. Ведь Рон сначала просто хотел немного побить, и не очень сильно. Кулаком в лицо. Совсем чуть-чуть, чтобы психопат ощутил, что ему могут дать отпор. Безрассудства хватило. Рону было наплевать: на нож, который Поттер мог носить с собой, на волшебную палочку, которой Поттер владел лучше, на гранату в руках у Драко и на Амбридж, пьющую с «того-самого-дня» сердечный отвар. Потому, что Гермиона не заслужила, чтобы кто-то её бил по лицу, пусть даже случайно, пусть даже только один раз. Это не важно. — Не лги! Тварь, не лги! У вас ничего не было! Гермиона сама мне говорила! Не было! — Ну, конечно, не было, — Гарри облокачивается о землю ладонями и пытается принять вертикальное положение. — Конечно, мизинцы — это не в счёт. И родинка на талии — она тоже не в счёт. Такая… знаешь, такая большая, коричневая родинка. На этот раз они вдвоём бегут. Поттер щурится, очки слетели с переносицы, и он не видит деталей. Только два размытых силуэта вдали. Но по голосу слышит, слышит и хихикает чуть веселее, потому что предвкушает: сейчас Рон испытает на себе суровую и беспощадную женскую ненависть. И они правда что-то орут, перекрикивают друг-друга, и мутное лицо Гермионы кажется Поттеру напуганным и… польщённым, что ли. То есть она, конечно, злится на Рона, но в то же время в её взгляде… Так бывает, когда ребёнок разрисовывает обои в комнате. Вроде зло берёт, но рисунки красивые, и ты начинаешь думать о том, что твой отпрыск явно обладает художественными способностями. Вот такое лицо было у Гермионы. А Чжоу выглядела тупо и раздражающе: она визжала, висела у Рона на руке и обещала обо всём рассказать директору. — Всё нормально, дамы, всё нормально, — он тяжело поднимается на ноги. Рон отводит взгляд в сторону, потому что Избранный выглядит совсем не избранно, а как-то по-бичёвски, как будто он только что из помойки вылез. Из носа льётся кровь, она остаётся на губах и на зубах. Поттер улыбается. — Мы с Роном играли в салки, знаете такую игру? Нужно осалить противника быстро, как змея. Вы знаете? М? Он вытирает кровь тыльной стороной ладони, чуть пошатывается. И Рон тоже чуть пошатывается как-то инстинктивно. Потому что за одну лишь секунду в облике Поттера что-то меняется: он словно проклёвывается из своей скорлупы. Проклёвывается медленно и зло, как ящерица. Сутулится, разминает шею и не перестаёт ухмыляться. И есть что-то пугающее в его жесте, когда он суёт руку во внутренний карман мантии, собираясь что-то извлечь наружу. Что-то металлическое и тёплое. Гарри Поттер не зол. Он кривится от боли где-то глубоко внутри. А человек с зелёными волосами злится. Не из-за побоев, нет. Ему не нравится выражение лица Гермионы Грейнджер. Он чувствует что-то, как будто бы пульт управления машинкой сломался и игрушка не слушается. Как будто Гермиона ведёт себя немного не так, как должна была по его психопатическим расчётам. И ему это не нравится. Рональд Уизли ломает пульт. Человек с зелёными волосами думает о том, что Рона нужно убрать с дороги и вернуть утраченный контроль. И Чжоу Чанг внезапно теряет свою привлекательность. Она по-прежнему похожа на изящную фарфоровую куколку, но она больше не привлекает. — Как змея, да, Ронни? Ты знаешь, как жалит змея? О, я мог бы… — Гарри Поттер. Рука замирает во внутреннем кармане мантии. Рон втягивает голову в плечи, густо краснеет, хватает Грейнджер за руку и бежит, и она не оборачивается. Гарри злится. У Рона под мантией смешно елозят острые лопатки. Гарри смотрит на подошедшего Альбуса Дамблдора и злится. — Я тоже в детстве любил играть в салки, Гарри. Но мне придётся оторвать тебя от игры: нам нужно поговорить. Чжоу рассеянно смотрит вслед своему Дракону и машет ручкой. Она думает о том, что Дамблдор, наверное, накажет Рона. Сейчас узнает у Гарри, что произошло, и назначит Рону выговор. Или снимет с Гриффиндора баллы. Чжоу — дурочка. Она ведь не поняла ничего: ни их переглядываний с Грейнджер, ни злости Рона, ничего. Даже холодного и пустого взгляда Поттера не поняла. Так смотрят на пустое место. На стенку. Ему Чанг уже не нужна. Наигрался. Почуял, что Гермиона может сорваться с крючка, и наигрался. Да и зачем ему блестящий китайский болванчик? Зачем? Зачем, если у него уже есть оригинал, уже есть старая плюшевая игрушка, на которую он делает ставки. И Чжоу будет плакать в следующий раз, когда он вытолкает её из своей каморки и пригрозит убить. Он так и скажет ей прямо и холодно: «убью». А потом вытолкает из комнаты и захлопнет дверь. И все будут удивляться, все будут жалеть бедняжку. Ведь все верили. Верили в то, что Чанг смогла оседлать Дракона.***
— Он вернулся. — Вы уже говорили, — Гарри комкает окровавленную салфетку и кидает в вазочку с лимонными дольками. Дамблдор выглядит отвратительно спокойным. И ещё довольным. — По-настоящему. Бывает не по-настоящему, а бывает так… как теперь. — Амбридж не верит, кстати. — Теперь уже верит, — Альбус улыбается. — Она раньше не верила, потому что не хотела сердечные капли пить, а теперь пьёт и верит. — Пессимистично звучит, — он хихикает и начинает качаться на стуле. — Как есть. Мне придётся покинуть школу, я поэтому тебя позвал, вообще-то. Мне придётся уйти. В своём… пограничном состоянии ты, вероятно, не очень наблюдаешь за обстановкой в школе, Гарри. — Амбридж, Министерство, контроль. Я знаю, — он пожимает плечами. — Она какую-то инспекционную дружину собралась вводить. Но мне плевать, знаете ли, меня она больше не трогает. — Ну, да, ты у нас весьма… эрудирован и умеешь за себя постоять, — неожиданно директор тоже улыбается и даже тихо смеётся: шутку оценил. — Знаешь, если бы я не верил в пророчества, то я бы давно тебя выпер отсюда. Но ты мне нравишься, Гарри. Есть в тебе что-то такое… надёжное. — К чему эта грубая лесть, сэр? — Я хочу свалить на тебя очень много работы, буду честен. Мне придётся покинуть школу, я провёл некоторые расчёты, и… Долорес Амбридж добьётся того, чтобы меня убрали из школы где-то к Рождеству, может, чуть позже. Ты знаешь Невилла? Вопрос звучит неожиданно. Поттер вскидывает брови и комкает вторую салфетку. Из носа всё ещё течёт. — Я учил его играть в… преферанс. — Кажется, ты произвёл на него впечатление. Тёмный лорд не просто вернулся. Теперь он угрожает студентам школы и тебе в первую очередь. Я не сомневаюсь в том, что отряд Дамблдора, который Невилл создал на прошлой неделе, сплотит их, но… — Отряд Дамблдора? — Гарри прыскает и начинает ржать. — Оригинально. Я разочарован в Ботти, я думал, что он назовёт отряд, как минимум, в мою честь или, на худой конец, в честь Геббельса. Но Ботти оказался очень предсказуемым и попсовым. — Я круче, — Альбус хитро щурится, — и моя фамилия звучит лучше, солиднее. Но этого мало. Отряда мало. Тёмного лорда не остановить отрядом, даже названным в мою честь. Он практикует магию настолько сложную, что с ней нельзя бороться волшебными палочками. И он попытается завладеть тобой, Гарри, с помощью этой магии, а меня рядом не будет, и… Ты что-нибудь знаешь о легиллименции? — Похоже на название венерической болезни. — Способность проникать в человеческий разум, путать мысли, считывать память и насылать ложные видения. Тёмный Лорд знает легиллименцию в совершенстве. И рано или поздно он попытается заманить тебя в ловушку. — Нож мне не поможет, я так понимаю? — В противоположность легиллименции была разработана окклюменция. Она помогает отражать ментальные атаки. Северус Снейп владеет окклюменцией так же хорошо, как Тёмный лорд владеет легиллименцией. Я хочу, чтобы Северус обучил тебя хотя бы основам этой науки. — И он согласится? — Гарри скептически хихикает. — Он пока не знает, завтра ты придёшь к нему и поставишь в известность. — А сами? — Предпочту свалить это на тебя. Хотя я пошлю Северусу патронус с сообщением, он понимает серьёзность происходящего и не откажется. — Альбус тянет руку к вазочке с дольками, двумя пальцами берёт салфетку, и она сгорает у него на ладони. Поттер встаёт со стула и, чуть хромая, направляется к двери. — И да, ещё… пока ты не ушёл. Я бы хотел, чтобы ты перестал посещать занятия и по возможности покидать свою… комнату лишний раз. — Печётесь о моей безопасности? — О безопасности других студентов.***
— Эй, Грейнджер! Она оборачивается и удивляется. Малфой неловко мнётся возле окна и чешет кончик носа. — Малфой? — Гойл мне сказал, что Крэб ему сказал, что твой Уизел с Потти подрались. Это правда? — Рон не мой. И я не собираюсь распускать сплетни по школе, Малфой. — Да ладно! — в голосе Драко проклёвывается взволнованность. — Я же не со зла! Мне просто интересно. Интересно, что будет с твоим Уизликом. Ты же не думаешь, что Поттер это так оставит, а? — Какое тебе дело, а? — она зло щурится, и Драко замечает, как её глаза темнеют и становятся почти чёрными. — Он же сумасшедший. Отец говорит, что Дамблдор держит его в школе из-за Тёмного Лорда. Отец говорит, что у Дамблдора есть план. Значит, Поттеру ничего не будет, если он твоего Уизли в углу зажмёт. — Гарри этого не сделает! — С чего ты взяла? — Драко насмешливо щурится и становится похож на Люицуса. — Думаешь, что сможешь ему запретить? А? Знаешь, в ту ночь я так и не понял почему. Почему ты с ним якшаешься? Он опасный. Псих. Больной. Он в магловской больнице лежал для психов. — Потому что это будет слишком предсказуемо! — Гермиона говорит наобум, но с удивлением понимает, что права. — Предсказуемо. Гарри не станет этого делать. Это скучно. Он скорее тебя зажмёт, чем Рона! И Рон умеет за себя постоять! Так что, будь добр, отвали! — А ты осмелела, грязнокровка! И Потти тебя, и Уизел защищают. Прям любовный треугольничек! — А ты хотел бы быть в квадрате? — Гермиона сжимает кулаки. Отчего-то ей стыдно перед Драко. Наглый белобрысый хорёк ударил в самую точку. — С какой стати ты так интересуешься моей личной жизнью?! Я тоже много чего слышала! Инспекционная дружина! Малфой, ты же сам её ненавидишь! Профессора Амбридж ненавидишь! — Я не собирался! — он конфузится, уши розовеют. — Кто тебе сказал?! — Сова на хвосте принесла! Гермиона разворачивается на пятках и быстро идёт прочь. Уши у неё горят, и из глаз текут злые слёзы. Драко Малфой теряется и тихо говорит ей вслед: — Я никому не скажу про вас. Грейнджер. Про отряд не скажу! Я правда её ненавижу, она похожа на мою тётку! Такая же дура! Он надеется, что Гермиона не услышит, но она слышит и против воли улыбается.***
Северус Снейп громко проклинает Годрика Гриффиндора и прогоняет патронус от Дамблдора прочь. Завтра зельевару предстоит тяжёлый день. Видеть Гарри Поттера, который не похож ни на Лили, ни даже на своего отца,— это тяжелее, чем видеть Гарри Поттера, который похож на Джеймса. И глаза у него вовсе не Лили. Глаза у него больные, безумные и стеклянные. Как у живой поломанной куклы.***
— Гаааааррри. Поооттер. Ты никогда не хотел сменить имя на что-то более… звучное и быстрое? — Как-то на Дж?.. — Примерно. Человек со шрамами крутится в кресле. Гарри только сейчас замечает, что на клоуне нет смирительной рубашки и он связан только ремнями по рукам. Почти свободен. Полгода назад он был связан ещё и по ногам. Гарри испытывает иррациональное чувство страха. — Нет, пожалуй, нет. — Думаешь без меня справиться? А? Где бы ты был без меня? М? Ты должен меня ценить, я знаю, как тебя рассмешить, — это ценное качество. — Чжоу мне нравилась. — Думаешь, Булочке пошёл бы белый цвет волос? — Мне было больно! Понимаешь? Урод! Больно! — Ерунда, Гарри. Бэтси бил намного больнее, знаешь ли… — Кто такой Бэтси?! Кто ты?! Ты молчишь. Я спрашиваю — ты смеёшься. Но я тоже могу смеяться. Это глупо. Почему ты не со своим Бэтси, раз он такой крутой? Зачем ты влез в мою голову?! — Я обязательно найду его, — человек улыбается. — Когда смогу ходить. — В моём теле? — Ты догадлив. — Ты не сможешь! Это моё тело, а ты просто бред моего воображения! — Я не смогу, ты прав. ТЫ САМ МЕНЯ ПОПРОСИШЬ. Вот увидишь! ПРОСТО СКАЖИ. КОГДА ТЕБЕ БУДЕТ ГРУСТНО, ПОДОЙДИ К ЗЕРКАЛУ, УЛЫБНИСЬ И СКАЖИ: ДЖОКЕР, ДЖОКЕР, ДЖОКЕР. Клоун откидывает голову назад и хохочет. И звук больно бьёт по ушам, барабанные перепонки лопаются, из них течёт кровь, и Гарри пытается спрятаться от звука, но тщетно. Он обволакивает, тянет на дно, куда-то в фиолетовую бездну. Есть только хохот и тень под красной скалой. Внутри пусто, и Поттер пытается вспомнить вчерашний день и не может. Не владеет своей памятью. Почти свободен. Эти слова как будто выцарапаны на его зрачках, глаза болят, и тело каменеет. Гарри кричит и просыпается. По-прежнему один. Всё ещё в своей каморке в Хогвартсе. Почти свободен.