Дальше

      В первый момент мне показалось, что ничего не произошло. Ну кроме того, что голову словно сдавило обручем, и от этого давления я как будто потерял сознание. А может, и правда потерял, потому что когда спустя долю секунды открыл глаза, увидел те же белые гладкие панели, только гораздо ближе, чем до этого. Отличие было еще и в том, что я почему-то опирался о них обеими руками и между моих ладоней быстро падали красные капли. И я не помнил, чтобы падал.       — Вставай, — донесся до меня хрипловатый голос Норы. Она наклонилась надо мной, и я почувствовал ее руки у себя на шее — нащупывала пульс. — Всё нормально? Телепортация в первый раз бывает… тяжеловатой.       — Ага, — откликнулся я, усилием воли пытаясь сфокусировать расплывающееся зрение. — Верно говорила моя жена, первый раз всегда больно, — я поднялся, преодолевая головокружение, и хлюпнул носом, вытер рукавом кровь. — Да нормально, сказал же! — я отвёл от себя её руки, когда она попыталась помочь встать.       Нора не стала настаивать, но всё же потянула меня за собой. Я не стал сопротивляться, и мы, озираясь по сторонам и машинально пригибаясь, отодвинулись к стене, вжались в неё.       Это было почти такое же полукруглое помещение, обшитое уже порядочно осточертевшим белым полимером. В центре стояла массивная приборная панель с кучей разных кнопок и индикаторов. Чуть поодаль на полу светилось голубыми огоньками знакомое кольцо — ну разве что немного поменьше того, с которым мне довелось познакомиться пару минут назад. И — самое главное — мы были там одни. По крайней мере, пока, но на тот момент этого было вполне достаточно.       — Когда сдохну и попаду в ад, то он будет выглядеть именно так, — почти беззвучно заметил я. Не шутил. Эти белые гладкие стены с голубоватой подсветкой телепорта давили своей идеальной чистотой, пугали даже больше, чем подвальные склады цехов «Корвеги», кишащие гулями.       Нора не обратила внимания на мои слова, склонилась над пип-боем — волосы рассыпались, закрыли ей лицо. Пощелкала какими-то кнопками, и монитор осветился знакомым зеленоватым светом, когда на нём снова начала мигать точка. Я услышал знакомое тихое пищание, Нора явственно выдохнула с облегчением.       — Нам туда, — по-деловому указала она направление, махнув рукой на одну из веток коридора. Встала, вытащила из-за перевязи револьвер.       — Опять этот сигнал? — шепотом заметил я, следом за ней скинул с плеча винтовку, загнал патрон в патронник и осмотрел прицел. С неудовольствием снял пылинку с линзы и добавил: — Твои, поди, тоже не дураки, по тем же координатам рвануть. Кроме нас тут гостей, поди, и не ждут.       Нора мотнула головой.       — Мои? — иронично скривилась она. Огладила перевязь, сдвинула подсумки ближе к левой руке. Сухо щелкнул взводимый курок револьвера.       — Ой, цыпа, ну не прикидывайся дурой, — протянул руку и одним движением подвинул её, вынуждая прижаться к стене, при этом сам не знал, надо ли это. Не Пустошь ведь. — Те стальные чурбаны, что по твою душеньку явились. Не слыхала, что ли? «Брать живой, приказ старейшины». А?       — Не рванут, — ответила Нора так тихо, что я скорее прочитал это по её губам, когда она на одно мгновение обернулась ко мне. — Командовал другой, не… — она внезапно замолчала, даже споткнулась на ровном месте. — Не Мэксон, — она помолчала и заговорила так быстро, что я едва ее мог понять. — Значит, сначала им надо будет связаться со своими, доложить обстановку, а потом получить разрешение последовать за нами. Но… — она сняла карабин, передёрнула затвор, осмотрела батарею. Видимо, осталась довольна уровнем заряда и повесила карабин обратно за спину. — Такое разрешение рыцарь-сержант вряд ли получит. Мэксон без зазрения совести может раскидываться людьми, но если отряд не вернётся, то он не получит информацию, а информация для него важнее всех людей, вместе взятых. Так что… У нас есть время.       — Ага. Особенно если учесть, что Мэксона, скорее всего, и в живых-то нет…       — Заткнись.       —…то времени у нас просто навалом, — закончил я, подозрительно оглядывая её внезапно напрягшуюся спину. — А тут почему никого нет? Ох, не нравится мне это…       — Это же телепорт, сам, что ли, не видишь? — зашептала Нора, ткнув пальцем куда-то назад. Видимо, имела ввиду то круглое помещение с приборной панелью, из которого мы уже выбрались и отошли на приличное расстояние, плавно и медленно продвигаясь вдоль стены. — У них обычно там даже видеонаблюдения нет. При таком поле, какое бывает при телепортации, любое оборудование быстро выходит из строя, а потому и лишнего тут ничего не бывает.       — «Лишнего ничего не бывает», — зачем-то передразнил её я. — Послушать тебя, так прям умной кажешься. Как твоя подружка-скриптор.       Внезапно кусок белой стены, заворачивающей в неглубокую нишу, зашевелился, обретая человеческие очертания, и поднял дуло странного вида оружия, целясь Норе аккурат в затылок. Мое тело отреагировало само едва ли не в ту же долю секунды. Я на чистом автомате схватил его за шею, одновременно выдёргивая из-за пояса нож и с усилием всаживая его в паз, который нащупали мои пальцы между пластинами брони не менее странного вида, чем карабин. Придержал дергающееся тело, пока оно не обмякло, и аккуратно усадил его туда, откуда он даже не успел отойти.       — Синт, — прошептала Нора, едва обернувшись на шорох за спиной, и с каменным лицом мимолётно отметив мои действия. После чего просто пошла дальше.       — «Ах, спасибо, Роберт, ты в который раз спас мою глупую задницу!» — вытирая нож о комбинезон синта, театрально пропищал я. Лезвие ножа оставило на белой ткани синеватые разводы того, что текло внутри этого существа вместо крови. — «Не стоит благодарности, дорогая. Спасать тебя от хрен-знает-чего — это почти так же, как кувыркаться с парочкой шлюх с верхних трибун Даймонд-Сити», — ответил я сам себе, поднимаясь и дрожащими руками убирая нож в чехол на поясе. — Совершенно не стоит того, что за это платишь.       Хотелось курить.       А после того, как я всё же отдышался, захотелось курить так, что пачка сигарет в кармане плаща стала весить целую тонну.       — Нет, я поражаюсь её везению, — бормотал я, прижимаясь к стене и следуя за Норой. Ее чужеродный и однородно тёмный силуэт отчётливо выделялся частицей хаоса и разрухи на фоне кипенно-белой отделки стен. — Слышь, цыпа? Выберемся из этого адова места — стопудово надо будет Вегас навестить. С твоей чёртовой удачей тамошние казино уже нас заждались.       — Вегас, значит? — она обернулась, бросила на меня серьёзный взгляд. — Хм… — Нора посмотрела на монитор пип-боя и указала направление. — Туда… О чёрт!       И мы синхронно, как будто были одним организмом, откатились за угол стены, в которую ударил сноп голубых лучей. Противно завизжала сигнализация, оповещая о тревоге, резанула по ушам. Карабин порхнул в руки Норы, металлически звякнул затвор. Прижимаясь к стене спиной и держа карабин дулом вверх, она коротко взглянула на меня. Сдула с лица волосы.       — Не можешь без фанфар, цыпа, — только и успел сказать я, прежде чем она выкатилась из-за угла, вынырнула в сверкающее и рвущееся огнями пространство коридора. За пульсирующим визгом сигнала тревоги она меня даже не слышала. Я крикнул ей в спину что-то ещё, но уже не слышал ни себя, ни отдельных выстрелов. Сплошной грохот и адская музыка перестрелки обрушились на нас, придавили, впечатали в мёртвые белые стены. Стерильное белое пространство вдруг вспыхнуло, засверкало красными отсветами, словно зашевелившееся в панике живое существо.       Я осторожно высунулся, машинально считая белые фигуры, когда голубые снопы искр, разбивающиеся о стену, поутихли, поредели.       — Идентификация… — в промежутках между визгом сирены слышал я скрип электронного голоса, —…объект…       Я прицелился.       —…не опознан…       Своего выстрела я тоже не слышал — органично и правильно он влился в общий хор этой какофонии.       — Объект… — сигнал тревоги визжал, раздирая уши. Ему вторили вспышки и грохот выстрелов. —…не опознан…       Нора, проехав по белым панелям, нырнула за неглубокий выступ, от которого отогнулся лист обшивки. Замерла на секунду, тяжело дыша. Сшибла искры с волос, выбила из карабина пустую батарею и ловким скупым движением загнала в магазин новую. Мне с моей позиции было очень хорошо видно её лицо — бледное, взмокшее, горящие фанатичным безумием глаза. Она передёрнула затвор, одно долгое мгновение прислушивалась, нахмурившись, пыталась сквозь треск и грохот понять, что происходит там, за пределами ненадёжного укрытия.       «Ad victoriam» — прочитал я по её губам, прежде чем Нора вскинула карабин на изготовку и выкатилась в грохочущее живым смертоносным огнём пространство коридора.       — Башка стальная! — не слыша себя, заорал я в злом восторге, прицеливаясь и снося голову очередному синту.       Стоящие в задних рядах существа проворно увернулись от покатившегося трупа, но недостаточно — вслед за беспорядочно раскидывающим руки-ноги телом тут же последовали ещё несколько, когда их прошили красные лучи. Я передёрнул затвор уже на бегу, когда бежал, оскальзываясь на синеватой жидкости, разлившейся по полу из-под мёртвых синтов.       Впереди меня красные лучи замелькали, раздирая длинное чрево коридора.       — Чисто, — деловито сказала Нора, когда я догнал её. — Пока.       На труп вполне человеческого вида в серой форме упала пустая прогоревшая батарея, со шлепком угодила в красное пятно. Свет длинных ламп, заливающий всё вокруг, отражался в красной луже, расцвечивал её сверкающими бликами, отчего кровь охотника резко контрастировала с всепоглощающей белизной. Нахмуренное лицо Норы, с углубившейся морщиной между бровей, застыло, окаменело, почти сравнявшись своей бледностью с этими неживыми стенами.       — Ба. У них, оказывается, и люди есть, — сказал я и слегка пнул сапогом лежащую вниз лицом падаль.       — Это не человек, — ответила Нора дрогнувшим голосом, вставила новую батарею. — Это охотник, — она сдула с лица волосы, карабином указала направление, коротко взглянув на монитор пип-боя. — Туда.       — Откуда знаешь? — спросил я. Визг сирены внезапно прекратился, и мы оба даже пригнулись от неожиданности. Но тут же как по команде подхватились и рванули вдоль стены.       — Локальная карта, — она взмахнула левой рукой. — В пип-бое есть какая-то программа…       Мы с пробуксовкой завернули за угол, сворачивая в очередную ветку коридора. Она пока была пуста, что не могло не радовать.       —…которая может выдать локальную карту чего угодно, — закончила она, поднимая карабин и держа его дулом вверх. Осторожно приблизилась к краю, прижимаясь спиной к стене. — Любого помещения. Мы не одни, — добавила она одними губами и стремительным движением вскинула карабин на изготовку.       — «Мы не одни», — негромко передразнил я её, коверкая слова. Привычно и удобно пристроил приклад винтовки к плечу.       Нора даже не выкатилась из-за угла — тонкое тело рвануло отпущенной пружиной, расстелилось почти прижимаясь к полу, выстрелило само собой, и красные лучи из карабина словно несли его.       — Ай молодца, — сквозь зубы похвалил я её, ловя линзой прицела ближайшую белую фигуру.       Снял одного синта. Передёрнул затвор. Прицелился.       — Не моя школа, но чего уж… — пробормотал я, плавно нажимая на спусковой крючок. Сделал шаг вперёд, перемещаясь на более удобную позицию. —…тут поделаешь, — закончил я, выжидая, когда очередная цель добежит до перекрестья прицела. — Ах ты, тварь, — прошипел я, когда моя цель — прекрасная цель, выделяющаяся серой формой на фоне белой стены, вдруг мазнула куда-то в сторону, словно двигаясь быстрее пули. Я шагнул ещё, передёрнул затвор. — Чёрт бы тебя… — ещё одна пуля, выбив искры и кусочки белого полимера, царапнула по стене, срикошетила куда-то. — Я тя, с-суку… — но выстрелить не успел.       Серого подкосила очередь — сноп красных лучей врезался в него, прошил насквозь.       — Я буду помнить этот день до конца жизни, — заявил я, когда мы, тяжело отдуваясь, буквально влетели за какую-то дверь. — Я два раза подряд ещё ни разу не промахивался.       Нора щёлкнула кнопкой пип-боя, прикусив губу, некоторое время смотрела на монитор.       — Охотники появились. Чёрт. Конец жизни может случиться очень скоро, — отрывисто сказала она. — Уже двое. Сколько же их тут…       Я в это время бегло осмотрелся: очередное помещение-ниша — непонятного назначения. Обшитое ровными белыми панелями, облитое ровным белым освещением. По-моему, на поверхности так светло не бывало даже днем — ни в Содружестве, ни в Столичной Пустоши. Кругом стояли и висели полки с какими-то приборами, коробки, ящики… Всё в идеальном порядке, ровно, с точностью чуть ли не до миллиметра. Ну и надо думать, ни патронов, ни крышек. Я раздосадованно плюнул — и даже как-то полегчало от осознания того, что я могу тут как-то нагадить.       Нора с неудовольствием глянула сожжённый рукав куртки. Секунду размышляла, потом стащила её, тихо шипя сквозь зубы. Я с интересом наблюдал, как она затянула перевязь — рукав рубашки тоже пострадал, и под ним отчётливо виднелся ожог. После чего заявил:       — Ни фига не страшно. Ты лучше всё снимай, что ли. Может, их на жалость прошибёт.       — Заткнись, Маккриди, — Нора быстро натянула рюкзак, застегнула ремни. — Мы уже близко.       — К чему близко? — ворчливо спросил я у самого себя уже на бегу, когда мы, неизвестно зачем пригибаясь и почти стелясь по полу, бежали вдоль одинаково белой стены.       Абсолютно открытое место — никаких мыслимых укрытий! — меня напрягало. А то, как мы выделялись на этом фоне — напрягало ещё больше. Мы бежали уже не стараясь делать это тихо, а белые одинаковые панели, из которых состоял коридор, бежали мимо нас, иногда уносясь в многочисленные разветвления.       Зря я волновался о том, что мы были абсолютно открыты, потому что кранты нас едва не встретили прямо за очередным поворотом.       — Стоять.       И мы оба, обменявшись молниеносными взглядами, автоматически бросились в разные стороны, разлетелись в разные ветки, как будто некая сила пнула нас друг от друга. Стоя в центре коридора, на нас с каменной невозмутимостью взирал человек в серой форме.       — Бросьте оружие, — сказал он, и мне даже показалось, что с таким же выражением нам это же мог бы сказать его карабин. Невозмутимая и даже расслабленная поза должна была бы не вязаться с тем, как уверенно он держал свое оружие одной рукой.       — Ага. Щас, — пробормотал я, вскидывая винтовку, и попятился, уходя с возможной линии огня.       «Ковбой из комиксов, мать твою, — подумал я, почти улыбаясь. — Карабин… одной рукой… хм. Круто».       Нора, бросив на меня короткий взгляд, отпустила свой карабин, позволив ему свободно повиснуть на ремне, развернула руки ладонями вперёд.       — Не стреляй! Я сдаюсь! — громко сказала она и нарочито шумно шагнула в центр коридора, отвлекая внимание охотника. — Сдаюсь! Сдаюсь!       И остановилась, загородила меня собой. Выверенно загородила — меня, но не мой обзор.       «Зашибись» — подумал я и прицелился — но выстрелить не успел. Почувствовал позади себя движение — не услышал, а смутно ощутил колебание воздуха, и едва ли не прыжком развернулся туда. С другого конца коридора, отрезая нам все пути к отступлению, появилась ещё одна серая фигура. Появилась — смазанным стремительным движением, каким они все передвигались. И с карабином в одной руке.       — Чёрт возьми… — пробормотала Нора, бросая назад короткий взгляд, но не договорила. Это было ни к чему — я и сам всё договорил другими, более подходящими выражениями. Она же сказала это непонятно зачем. Просто отметила факт того, что её маневр отвлечь внимание охотника провалился. Как будто я не видел этого сам.       «Да как они это делают? — сверкнула лихорадочная мысль и увязла, застряла во внезапно растянувшемся времени. — Мало того, двигаются со скоростью особо гнилых гулей, так теперь ещё и раздваиваться научились?!»       Одного охотника я, может, и завалю, а второй завалит Нору. И меня.       Время растягивалось нервными и судорожными рывками, наматывалось на гигантское колесо, и вместе с ним на него как будто наматывались мои кишки, грозя порваться. Лихорадочные мысли, если и были раньше, то теперь вдруг развезлись мерзким медлительным и неповоротливым студнем.       Больше я не думал. Разучился в один момент.       Нора вдруг развернулась назад одним рывком, всем телом, как будто тоже попала под это неведомое колесо. Я отчётливо увидел, как округлились её глаза — прежде чем услышал странный звук, протяжный вой, полный тоски и восторга, и не сразу понял, что он исходит от неё же.       Нора качнулась, рванулась назад, карабин выпал из её рук, приклад стукнул об пол. Я почти уверился в том, что она окончательно рехнулась. Что её мозги не выдержали той идеи фикс, которая сидела в них последние несколько недель, и она всё-таки сошла с ума.       — Данс…       Извернувшись в каком-то немыслимом, почти зверином прыжке, я схватил её за ворот рубашки, от чего тот треснул.       — Куда?! Курица ты глупая! Это охотник! Откуда ты знаешь, что у него на уме?       — С ума сошёл? — крикнула она, не переставая яростно вырываться. — Это же Данс! Конечно, я знаю, что у него на уме!       Ткань не выдержала напряжения и расползлась, кусок ворота остался у меня в руках. Нора с разбегу бросилась к одному из охотников — у меня даже дыхание перехватило от безумия того, что она творила в очередной раз.       Я, кажется, даже не разозлился. Какая там злость… Лопнувшей резинкой та унеслась куда-то, даже на мат не осталось уже никаких сил. Вместо этого мне вдруг стало смешно: этот её порыв, этот рывок к охотнику — это выглядело как какой-то особо извращённый вид самоубийства. Развернувшаяся сцена даже напомнила мне комиксы про супергероев. Застывшее как студень время впечатало в белую стену образ Норы, распластавшийся в своём нелепом рывке, как картинку комикса. Как будто она собиралась взорвать злодея вместе с собой. Даже захотелось перелистнуть страницу, чтобы посмотреть, чего там дальше. Наверное, следующая картинка представляла бы собой взрыв.       Но дальнейшее пошло по другому сценарию — по такому же безумному, как и все его исполнители. Растянутое и почти сдохшее время застыло ещё больше, окаменело — и я, давясь отчаянным предсмертным смехом, смотрел на Нору, на её фанатичный безбашенный порыв, на охотника, который, не меняясь в лице, с грациозной и плавной медлительностью поднимал карабин, продирая его сквозь густой кисель, в который превратились и время, зажатое белыми полимерными стенами, и пространство, насквозь пропитанное стерильным воздухом лаборатории… На дуло карабина, равнодушно взглянувшее Норе прямо в лицо чёрным глазом самой смерти.       И я мог делать только это. Смотреть.       Я смотрел.       И даже не слышал выстрела — меня ослепило. По глазам резанула голубая вспышка, отчего их закололо тысячей крохотным игл, запорошило чёрными пятнами, замелькавшими перед ними.       Но так было только один миг. В следующий мои глаза увидели то, во что не сразу поверили. С сухим пластиковым стуком карабин выпал из пальцев охотника — не упал даже, а медленно опустился на пол опавшим листом, и охотник, заметно побледнев, подхватил Нору, обнял её, вцепившуюся в него, и судорожно прижал к себе дрожащими руками.       На другом конце коридора остался лежать труп с дымящейся круглой прорехой на груди серой формы.       — Никогда больше… Слышишь меня? — захлебываясь, выговорила Нора. И неожиданно ударила его, но тут же снова сцепила руки у него на затылке, почти повисла на внушительном торсе. Охотник, даже не заметив удара под дых, прижимал её к себе, судорожно гладил по волосам, зарывался в них лицом. — Я же тебя сама на куски порежу, сукин ты… — и новое судорожное рыдание сотрясло её с ног до головы.       Слушая всхлипы и рыдания, которых не слышал от Норы ни разу — ни за этот месяц, ни когда бы то ни было, я смотрел на охотника, с трудом узнавал в нём того сурового паладина Братства Стали, которого когда-то привязали, прицепили к этой полоумной девчонке, как нового хозяина к недрессированной дворняжке. Я всегда считал, что это не слишком умная традиция в Братстве — привязывать к новобранцу кого-то одного, кто разве что не был обязан сопли тому вытирать, при том, что всё остальное контролировалось чётко и с полнейшим вмешательством. Хотя, насчет соплей я тоже как-то не подумавши… Может, и сопли тоже…       Данс. Это был определённо он, хотя весь его облик охотника очень органично вписывался в эти стерильные стены. Но он изменился — и дело было даже не в серой форме. Во всём. В тот момент, когда он жадно стискивал в объятиях Нору, и на его когда-то каменном лице ясно проступали тоска и страдание — если это применимо к счастью — это было особенно заметно. Наверное, мне бы даже не пришло в голову называть его металлическим чурбаном.       Я разжал пальцы, стискивающие ложу винтовки, сполз на пол, прислонился к стене и вытянул из кармана сигарету, закурил, едва сумев поднести пламя зажигалки к кончику сигареты. Руки дрожали, явственно и сильно, словно я этот месяц не гулял по Пустоши, а бухал. Плотно так и качественно бухал.       Нора судорожно цеплялась за Данса, ногти лихорадочно скребли по серой ткани формы, словно пытаясь разодрать её. Рвано бормотала что-то несуразное сквозь рыдания, больше похожие на смех или злое рычание раненой хищницы, а он только кивал и гладил её по спине, плечам, по волосам. Недолго — потому что, как-то незаметно и плавно взяв её за подбородок, Данс вдруг впился в её губы поцелуем, закрыл их словно в попытке отобрать эти рыдания.       Я курил, в странном оцепенении, уже никуда не торопясь, и смотрел на эту безумную парочку, на то, как Нора мгновенно обмякла в его руках, и понимал, что не всё было так просто в их отношениях, ой, не всё…       Наставник? Хм…       Отчего-то я вспомнил, как давным-давно впервые хапнул от жадности такую дозу винта, что потом ещё двое суток не мог сообразить, в какой реальности нахожусь. А уж на какие чудеса насмотрелся… Прямо как сейчас. Мысли о традициях Братства и об избытке винта извращённо мешались в голове, сталкивались, как больные кротокрысы, пока я наблюдал странную картину, достойную обдолбанного сознания.       Я смотрел на этих двоих и — да, было отчетливое ощущение, что я именно бухал. И, похоже, добухался.