Дальше

      — Проект... — старейшина нетерпеливо побарабанил пальцами по столешнице. — Значит, это вышло за рамки отдельных экспериментов.       Я тоже ознакомилась с материалами, добытыми из разрушенного архива Анклава. Хотя, возможно, слово «ознакомилась» подходило под это мало — я прочитала их взахлеб, жадно проглотила целиком, почти не разжевывая. И, может быть, именно поэтому сейчас едва могла «переварить».       Главный зал в последнее время пустовал очень редко. Его серые каменные недра одинаково равнодушно слушали всё, что говорилось день назад, два, неделю или же двести лет — слушали и сейчас. Было светло — усилиями наших инженеров древняя проводка работала исправно — но от этого мало что менялось. Мне явственно казалось, что над нами сгущаются темные грозовые тучи, опутывают всех свинцовым туманом — тучи, состоящие из этого ненужного и давящего всех допроса, из недавно открывшейся чудовищной правды, что вывалилась на нас из полуистлевших листов с печатью Анклава...       Висящая над нами тяжкая пелена давила и уничтожала — наверное, даже тех, кто просто присутствовал в зале. Что же испытывала Нора, я не могла даже предположить.       Она стояла перед всеми, прямая как струнка, бледная. Круг из доверенных паладинов и скрипторов давил ее, казалось, ничуть не меньше, чем эти древние стены — всех нас, обстреливал безосновательным обвинением, что ясно читалось во взглядах, своей предвзятостью... Но на лице Норы не отражалось никаких эмоций, лишь морщинка между бровей выдавала ее напряжение. И, может быть, еще побелевшие костяшки пальцев сцепленных рук.       «Объект зет». Это название никуда не делось — и оно тоже незримо витало в воздухе, отравляя и без того ядовитую атмосферу.       — Так точно, старейшина, — ответила она, хотя слова Мэксона не были вопросом. Ответила твёрдо, даже слишком, как если бы держалась на пределе, на одной лишь воле и выучке, — На киборгизацию возлагались большие надежды, но они не оправдались. Точнее... — она задумалась на секунду, — У Института не было времени отследить причину осложнений.       Мэксон не произнес ни слова, лишь чуть изогнул бровь, однако Нора каким-то образом угадала его немой вопрос.       Мне было понятно, почему он начал так издалека. Старейшина уже всё понял, сделал для себя определенные выводы и теперь желал узнать лишь о том, что могло бы оказаться реально полезным для Братства.       Вслух этого никто не говорил и не давал понять ни словом, ни жестом, но... фактически доказать свою невиновность перед другими членами Братства Стали Норе предстояло самой — что ни говори, но при всей своей власти Мэксон тут был бессилен.       — По словам главы Института, проект по киборгизации человека был свернут из-за... ээ... конфликта с Братством Стали.       — У Братства Стали в тот период времени не было конфликтов с Институтом, — вклинился в допрос Ротшильд, и я невольно скосила глаза на него.       Замечание было произнесено спокойно и даже тихо, но от его тона ясно продрало холодом. Мэксон медленно кивнул, соглашаясь. Как бы старейшина не относился к мастеру-скриптору, но его личное отношение нисколько не умаляло авторитет Ротшильда.       — Проект был разработан и начат при полной поддержке Анклава, — не дрогнув, ответила Нора. — Развернувшиеся боевые действия прервали дальнейшую работу над устранением осложнений.       — Да уж помним, — вполголоса пробормотала Морган, и я перевела взгляд на нее. — Веселое было время...       Как скриптору мне пришлось занять место рядом с Ротшильдом, но со своего места я видела весь зал — и Мэксона, и его доверенных паладинов... И все как один не сводили глаз с одинокой тонкой фигурки в центре зала.       — Какие есть подтверждения, что связь Института и Анклава имела место еще десять лет назад? — ледышкой упал в тишину вопрос Ротшильда.       В холодном люминесцентном свете она казалась почти призраком. Освещение безжалостно подчеркивало синюшные круги под глазами, неестественную бледность.       Я не могла припомнить, кто еще подвергался когда-либо такому пристальному вниманию со стороны Братства Стали — даже тот парень с пип-боем, который когда-то забрел в Цитадель — и стал в итоге нашим героем. Как скриптор Ордена Пера я знала почти наизусть всё, что касалось Братства, но в некоторые моменты нашей истории мне верилось с большим трудом.       Например, в то, что одному человеку удалось уничтожить такую организацию как Анклав.       Но с другой стороны, он, тот парень из убежища, никогда не подозревался в измене. Ни у кого и никогда он не вызывал подозрений, ему не устраивали допроса, который больше напоминал подготовку к казни — хоть это так и не называлось. В этот самый момент официально мы слушали комментарии к той информации, которая нам была предоставлена.       Официально.       — Связь Института и Анклава десятилетней давности? — переспросила Нора, на ее лице на миг отразилось замешательство. — Их альянс — не совсем в том виде, в каком он существует сейчас — длится намного дольше. Могу сказать лишь, что была лично знакома с первым образцом их разработок.       — Где он сейчас? — подал голос Мэксон.       — Убит, — незамедлительно ответила Нора. — Некто Конрад Келлог, один из членов наземной агентурной сети Института. Был подвергнут киборгизации около пятидесяти лет назад.       — То есть доказательства у вас отсутствуют, — подытожил Ротшильд и с его стороны это не было вопросом.       Вот она — предвзятость в чистом виде. Я даже поморщилась от откровенной неприязни. Мастер-скриптор заранее вынес ей приговор и теперь вовсю пытался убедить в этом остальных. Я бросила на него быстрый взгляд, подняла руку. Значит, ему нужны именно такие доказательства?       — Разрешите, старейшина?       Мэксон кивнул.       — Старший скриптор. У вас есть, что добавить по этому вопросу?       — Так точно, старейшина, — я поднялась со своего места, испытывая некое подобие злого веселья от того взгляда, каким меня окинул Ротшильд. Откуда-то изнутри повеяло странным чувством, даже уверенностью — мастер-скриптор едва ли не в этот самый момент впервые понял, что меня стоило бы воспринимать всерьез. Не просто как какую-то выскочку, непонятно почему выделенную старейшиной из всего состава.       «Заткнись, девчонка», — говорил этот взгляд с холодным и ядовитым презрением. «Хейлин?» — молча изумились лихорадочно блестящие глаза Норы.       — Еще в Содружестве в лабораторный отдел «объектом зет» были переданы кибернетические составные части, импланты того... существа. Киборга, который при жизни носил имя Конрад Келлог.       Мэксон некоторое время молчал, глядя на меня с непонятным выражением. Мне могло показаться — но на один невозможно короткий миг из-под обычной хмурой суровости смутно и призрачно проступило что-то светлое... Надежда? Лишь одно краткое и тусклое как вспышка далекой звезды мгновение, которое внезапно показало обычного двадцатилетнего мальчишку, который отчаянно желает спасти дорогого ему человека...       — Где в настоящее время находятся эти детали? — спросил он, и я моргнула, отгоняя наваждение.       Тяжелый стальной взгляд из-под нахмуренных бровей безжалостно раздавливал любые иллюзии — раздавил и эту. Лицо старейшины ничего не выражало, лишь каменное хладнокровие.       — Пока еще на Придвене, старейшина. Я сделала запрос на переправку их сюда, чтобы провести более полную идентификацию тех имплантов, которые нам удалось получить по результатам аутопсии. Пока что у аналитического отдела есть только описание кибернетических имплантов, извлеченных из тела Келлога — и тем не менее мы располагаем нужными данными для первичной идентификации.       Каменными изваяниями по обе стороны от Мэксона застывали его доверенные паладины — Морган, Колвин, Сумрак... Даже Каден — хотя я была почти уверена, что за время допроса он сам не произнесет ни слова.       — Как это может служить доказательством существования альянса еще в то время? — в нескрываемым раздражением проговорил Ротшильд, и его поддержал согласный ропот, прокатившийся волной по залу.       — Продолжайте, старший скриптор, — отмахнулся Мэксон. И волна ропота стихла, словно ее выключили рубильником.       «Невозмутим как каменное плато... — как-то само собой подумалось мне. — А ведь если всё скатится к чертям, то он ничего не сможет сделать. Долг перед Братством нависает над ним самим как дамоклов меч — и если хоть что-то пойдет не так...»       — Вид монтирования компонент на электронные платы совпадает друг с другом на девяносто пять процентов, — продолжила я, с усилием отгоняя ненужные и вредные мысли, — Погрешности выявлены только из-за разных сроков сборки... Причем, погрешности имеют отношение лишь ко времени, но не к способу выполнения имплантов, — я взглянула на Ротшильда, стараясь, чтобы взгляд не был настолько торжествующим. — Иными словами, импланты Келлога были изготовлены на десять лет раньше тех, что нам удалось получить из недавнего биоматериала. Но несомненно — они изготовлены и собраны одной и той же лабораторией.       Несколько секунд после того, как я замолчала, царила гробовая тишина. Слышно было даже тихое гудение работающих ламп. Я оглядела всех по очереди — Мэксона, который по-прежнему смотрел на меня с непроницаемым выражением, Ротшильда, выражение лица которого наоборот говорило куда красноречивее, чем он сам выражался когда-либо, паладинов, окружавших своего старейшину, даже послушника, который спешно стенографировал допрос. Он в этот момент тоже прекратил записывать и смотрел на меня почти со священным ужасом.       Еще бы — фактически я противопоставила себя большей части Братства. Людей, настроенных против Норы. Но почему-то меня это нисколько не волновало — напротив, я была уверена, что сейчас мне по силам всё.       Возможно, это знал и Мэксон, потому что в тот самый момент, когда мои глаза остановились на нем, он едва заметно кивнул. Даже не кивнул, а просто чуть наклонил голову, но и этого было достаточно, чтобы едва сдержать внутреннее ликование — и пусть даже одобрение в этом скупом жесте старейшины было скорее всего рождено лишь моим воображением.       — Их производила одна и та же лаборатория? — переспросил-уточнил он.       — Так точно, старейшина, — ответила я, — Кроме того, исходя из информации, полученной с терминалов разрушенного Института, это осуществлялось в пределах Столичной Пустоши. Не в Содружестве... Нам доподлинно известно, что они владели такой технологией, как телепортация, то есть они не испытывали затруднений с транспортировкой в Содружество необходимых деталей.       — Вам известно, кто руководил разработкой технологии имплантирования? — задал вопрос Колвин, повернувшись к Норе и впервые подав голос.       — Достоверной информации у меня нет, — тут же отозвалась она. — Глава Института — бывшего Института, — бесцветным голосом уточнила Нора, — не упоминал в разговоре со мной этого имени. Есть мнение... хм... возможно, он может не знать этого сам. Проекты Анклава передаются в работу разным отделам Института в условиях максимальной секретности.       Мэксон даже не смотрел в ее сторону. Если он вообще думал о чем-либо, не имеющем отношения к Анклаву, то не хуже меня понимал — это выяснение подробностей... это лишь начало.       По его лицу было сложно сказать, что его вообще хоть что-то интересует, кроме старого врага Братства. Может, так и было — но мне не верилось. Почему-то не хотелось верить.       — Проект по киборгизации закрыт, с ваших слов, — мягко заметил Колвин, — Чем Братству должен быть интересен закрытый проект Анклава?       Мне даже не надо было спрашивать, чтобы догадаться самой: если Данс хоть немного остался тем же Дансом, которого я помнила, то отправить Нору в Цитадель пришло в голову именно ему. И может быть, еще потому, что он решил, что та информация, которую удалось раздобыть Норе, будет крайне полезна Братству.       — После формирования альянса с Институтом проект возобновили, — ответила Нора после некоторой паузы. Она внимательно оглядела Колвина, возможно прикидывая, какого рода ответ его интересует.       Черная офицерская форма полевого солдата никак не вязалась с его интересом к научной деятельности. Что ж, она просто не знала паладина Колвина...       — Это самый долгосрочный из проектов Анклава, — продолжила Нора, поворачиваясь к Ротшильду и той половине зала, на которой красным пятном выделялись робы скрипторов, — То, чем они занимаются сейчас — это изучение потенциала киборгизации человека и... — она вздрогнула, когда Мэксон вскинулся излишне резко, но после недолгой паузы закончила: — ...и возможности киборгизации синтов.       — Под изучением потенциала понимается экспериментальная работа? — перебив мастера-скриптора, спросил он.       — Так точно, старейшина.       — Переданные нам чертежи имеют отношение к проекту?       — Так точно. Непосредственное. Через сеть планируется осуществлять контроль над киборгами... — она на секунду задумалась. — Возможно, это лишь одна из функций.       — Возможно, — с расстановкой повторил Ротшильд. Убрал руки в рукава робы, откинулся на спинку стула. — Что ж, объясните.       Я взглянула на него. И без этого замечания было понятно, что такой масштабный проект вряд ли имел бы всего лишь одну функцию.       — Чертежи являются лишь первой, так сказать «сырой», версией сети ретрансляторов, — продолжила Нора. Бледность разливалась по ее лицу, очерчивая темные круги под глазами, — Это мое предположение, потому что в противном случае я не думаю, что они обнаружились бы в заброшенном схроне... Или точнее архиве, потому что...       Невзирая на бледность, Нора отвечала твёрдо и уверенно, как и подобает паладину Братства Стали — и, наверное, лишь я видела ее напряжение, близкое к надрыву, ее судорожные попытки отыскать в себе силы для продолжения этого неравного боя... чтобы подержаться еще немного... и еще... и потом еще...       — Там было много разных документов. Я взяла лишь те, что были помечены печатью Анклава... И были не более чем десятилетней давности.       Нора держалась — но по ее бледному до серости лицу было видно, что надолго ее не хватит. И я даже поморщилась от внезапного и почти забытого чувства жалости.       «Так надо, солдат, — мелькнула у меня мысль, — Моё сочувствие или участие ничего не изменит, мы просто должны спасти тебя. И... Мэксона. Иначе его самого спасать будет просто некому».       — Из этих документов стала известна и другая информация, которая... — она коротко вдохнула, быстрым жестом потерла глаза, — которая касается процесса киборгизации. Это запуск в массовое производство вируса рукотворной эволюции.       — Киборгизация и ВРЭ могут быть связаны между собой? — ровно осведомился Ротшильд.       — Так точно.       Она говорила и дальше, излагая то, что ей удалось узнать.       Прошло уже около трех часов от начала допроса — и я по-прежнему не видела в ней страха или сожаления. Думаю, их и не было никогда. Если бы можно было повернуть время вспять и снова пришлось бы принимать решение, то она снова сделала бы то же самое. Пошла поперек воле Мэксона и Братства Стали — ради Данса ли, ради справедливости, ради желания доказать всем вокруг, что жизнь ценна в любом проявлении... Кто знает? Она никогда не говорила, почему это делает. И сейчас, спустя три часа — Нора не боялась. Просто... Просто вдруг стало казаться — она потеряла смысл в том, чтобы быть сильной. Продолжать бороться. И это было плохо.       — Сыворотка — модернизированный ВРЭ-2, штамм 11-0012, модернизирован специально под физиологические особенности синтов. Имеет прямое отношение к строительству сети ретрянсляторов, так как ускоряет и улучшает прием сигнала.       Когда Мэксон доставил ее в Цитадель, я помнила ее потухший взгляд, растерянность, безуспешные попытки хоть как-то взять себя в руки и собраться. До сих пор ей это удавалось...       Допрос продолжался, Нора отвечала на вопросы — теперь уже всё чаще делая паузы.       — ...сыворотка? Серьезно? — шепотом пробормотал Рокфаул, ни к кому конкретно не обращаясь, и я мысленно отмахнулась. Наши вояки такие вещи привыкли воспринимать как нечто мистическое, в то время как настоящая мистика состояла далеко не в этом. — Они называют это «сыворотка»?       Рыцарь-сержант Рокфаул не дослужился до звания паладина, но при его стремительных успехах это было лишь вопросом времени. Насколько я знала, он уже почти два года присутствовал на всех совещаниях командного состава, а потому его присутствие никого не удивило и сейчас.       — Гениально, — прошептал Ротшильд, подавшись вперед. Он несомненно видел документы, был знаком с информацией, но услышать это из уст Норы — того разведчика, который получил данные из первоисточника... Мастера-скриптора это взволновало.       — Мерзость, — скривилась Морган почти одновременно с ним.       И я согласилась с ними обоими.       — Сыворотка — это по сути команда наноботов, помещенных в специальную проводящую среду... — она на секунду прикрыла глаза, и со стороны, возможно, это выглядело так, как будто она пытается вспомнить подробности. — проводящей же средой в данном случае является вирус.       — Разрешите мне, старейшина? — с моей стороны это прозвучало даже не как вопрос. Я перебила допрашиваемого, и было ли это нагло — я предпочла бы разобраться потом.       Мэксон, кинув на меня острый взгляд, кивнул. Свет множества люминесцентных ламп словно в испуге обходил его, не желал задерживаться на мрачных чертах.       — По материалам переданных нам документов, проводящая среда должна была стать бортовой системой, — отчеканила я. Текст, наспех набранный на тех пожелтевших от времени и многолетней сырости листах с печатью Анклава, я помнила наизусть. — Естественные химические маркеры или внутренние датчики были призваны сыграть свою роль в навигации. Наноботы с электромагнитными сенсорами могли бы следовать по следам определенных электромагнитных импульсов, отраженных от конкретных химических веществ для достижения правильного местоположения, — и я выдохнула, гордясь собой и в тот момент даже не думая о моральной стороне научных вопросов. — Наилучшей средой для наноботов стал цереброспинальный ликвор, зараженный вирусом рукотворной эволюции. Естественная среда с оптимальным составом электролитов.       Старейшина протянул руку в пустоту — словно по волшебству там возникла темно-красная форма скриптора, в протянутую руку вложили несколько исписанных листов.       — На каком этапе в настоящее время находится разработка киборгизации синтов? — обращаясь к Норе, спросил он.       — Насколько мне известно, на начальном, — ответила она. — Но они... используют...       Мэксон, просматривая бумаги, коротко кивнул.       — ...людей, — не поднимая головы, закончил то, что не смогла договорить Нора, — Да. В качестве сырья.       Нечеловеческое хладнокровие в его словах словно придавило тяжелой плитой, прибило к земле. Я читала описание научных наработок Анклава, как и все, кто присутствовали в зале. Но отчего-то только произнесенное старейшиной вслух внезапно озарило всех пониманием ужасной, омерзительной истины.       Ученые Анклава действительно это делали. Выращивали свои крошечные биоинженерные творения в живых людях, используя их как инкубаторы, чтобы потом просто сделать экстракцию цереброспинального ликвора — вместе с населяющими его наноботами. Фактически выжать как мутафрукт. «Сырьё» после такой процедуры, как правило, не выживало.       И это называлось «сыворотка». Никаких кодировок или шифра не было. В документах она обозначалось просто одним словом. Сыворотка.       За полчаса было трудно подробно изучить всё, что попало нам в руки — но даже беглого осмотра хватало, чтобы понять — это нечто такое, с чем мы не сталкивались уже много лет. Возможно, даже очень много лет... Столько, сколько прошло со времени разработки ВРЭ.       — Паладин, — мягко подал голос Колвин, — почему именно люди являются питательной средой? Изначально ВРЭ создавался исключительно в лабораторных условиях.       — Не могу знать... этого. Подробности со мной не обсуждались. На Институт возлагалась только половина производственного процесса, насколько я знаю. Главы лабораторий Института не ставились в известность о том, какова конечная цель их работы.       — Работа не была закончена?       Нора перевела взгляд на мастера-скриптора. Ее посеревшее лицо было лицом призрака, на котором жили лишь глаза.       — Нет. Некто Брайан Верджил, глава отдела биологических наук Института, ведущий специалист проекта «Синтез», уничтожил лабораторию. По личным причинам.       — Личным, — уточнил Ротшильд. — Поясните, паладин.       — По его словам, его угнетала необходимость в похищениях людей с поверхности, — ответила Нора. — Я была склонна ему верить, но... В последующем он опасался... чего-то. Не Института, хотя, думаю, и его тоже. Но было похоже, что основная угроза исходила не от него.       Некоторое время царило молчание, словно все пытались осознать это.       Брайан Верджил. Я помнила это имя. Ученый, который пошел против Института и, выходит, против Анклава тоже, коль скоро он отказался продолжать экспериментальную работу над модернизацией ВРЭ. Во время миссии в Содружестве он казался мелкой сошкой, и Мэксон отдал приказ о его уничтожении.       Я взглянула на Нору.       Приказ об аннигиляции был отдан ей, но...       — Где он в настоящее время? — спросил Ротшильд. Сидя прямо и неподвижно, он был бы похож на памятник нетерпимости, если бы таковой кому-нибудь пришло в голову создать.       Мэксон бросил на него непроницаемый взгляд.       Да, приказ об аннигиляции был отдан Норе, но не она привела его в исполнение, и старейшине это было известно. В конечном итоге пулю в голову ученому-ренегату пустил Данс. Как наставник он был в ответе за любой шаг своей подопечной, он же и обязан был исправлять ее промахи.       Он и исправил.       Решения и приказы старейшины им не обсуждались никогда. А уж щепетильности в отношении ученого у него тем более не было.       — Он... казнен, — ответила Нора. Я видела, каких усилий ей стоит держаться и хотя бы создавать видимость твердости. Но ее ответ Ротшильду был дан намного тише, чем было нужно.       Я подняла руку.       — Старейшина, разрешите? — и, когда Мэсон коротко кивнул, сказала: — Бывший глава отдела бионаук не имел доступа к сведениям, изложенным в этих документах. — обратилась я напрямую к Ротшильду, — Полагаю, он не знал конечного получателя результатов своей работы.       Мастер-скриптор оглядел меня с ног до головы и этот взгляд из-под полуопущенных век продрал колючими шипами. Словно объявлял мне войну.       — Вы можете прокомментировать ваши, хм, родственные связи с главой Института?       Ну наконец-то, он задал тот вопрос, который по его мнению стоило бы задать самым первым — и намного раньше, чем спустя целый месяц после начала этой миссии.       Нора вздрогнула. Чуть прикрыла глаза, пошатнулась. Было ощущение, что это обычный вопрос прозвучал для нее громом — пусть даже она и ждала его.       — Да, — ответила она. — Он мой... мой сын.       Последнее слово было произнесено так тихо, что его можно было лишь прочитать по внезапно посеревшим губам Норы.       Неожиданно с грохотом, от которого сердце едва не выскочило из груди, опрокинулся стул — Мэксон каким-то невероятным стелющимся прыжком перемахнул через стол и успел подхватить Нору почти у самого пола. Бережно поднял ее на руки.       — Достаточно, — жестко и безапелляционно заявил он, обводя всех тяжелым взглядом.       Он произнес всего одно слово — но по спине внезапно отчетливо продрало холодом. Мэксон чуть прижал к себе Нору, словно защищая. И в этот момент, думаю, ни у кого не хватило бы сил перечить ему — только одно слово старейшины вдруг ударило всех присутствующих в зале тяжким духом стали, задавило яростью хищника, защищающего то, что ему дорого. Голова Норы безвольно лежала у него на плече, ее волосы рассыпались по его форме, и сама Нора, измученная, похожая на призрака, казалась маленькой и слабой.       Словно парализованные, люди несколько бесконечных мгновений сидели неподвижно — удивление, благоговейный ужас и фанатичное восхищение читалось на лицах, в выражении устремленных на старейшину глаз. Я бы не удивилась, если бы они вдруг на секунду даже забыли, кто они есть. Потому что я сама почти забыла — а особо впечатлительных среди членов Братства никогда не было.       И тем не менее...       Словно нечто тёмное и всеобъемлющее, невыносимо-тяжелое проступило сквозь воздух в главном зале Цитадели. Как было уже когда-то — пять лет назад, когда Артур Мэксон принимал на себя обязанности старейшины Братства Стали. Тогда точно так же свинцовым флагом над нами реяло тяжелое дыхание неведомых стальных богов, нас связывали в единое целое неразрывные цепи клятв верности, и долг — перед своими товарищами по оружию, перед Братством, перед человечеством...       И вот сейчас он явился снова — тот воплощенный в одном человеке дух стали, оскалился почти явственно, защищая от всего мира бессознательное тело, лежащее у него на руках.       Но так было всего лишь секунду. Потому что в следующую секунду Мэксон развернулся и, не сказав больше ни слова, пошел к двери.       Несколько пар глаз проводили его застывшими взглядами, не решаясь нарушить молчание.