Дальше

      — ...были разбиты Братством Стали десять лет назад, — ворчал Пинкертон, копошась в груде проводов под столом и выискивая среди них что-то. Начало фразы я не услышал, да это и не требовалось, — Не такой уж большой срок, если подумать, — добавил он, пошуршал еще чем-то и удовлетворенно закивал, когда аварийная проводка вдоль стен ожила, заискрила и нехотя выплюнула в пространство захламленной каюты сероватый свет.       Солнце давно скрылось за горизонтом, позволяя ночной тьме укрыть землю плотным черным одеялом. Разбитым фонарем с неба светила ущербная луна, но ее скудный свет рассеивался, не долетая до земли. Идти нам пришлось на этот раз совсем недолго — фактически мы просто вернулись к Ривет-Сити, обойдя его с другой стороны.       Пока мы шли, уже в который раз измеряя шагами Пустошь, я пытался сопоставить те рваные факты, которые удалось собрать за неполные сутки. Это было бы намного проще, если бы я мог думать только об этом. Но наступающие сумерки сгущались, превращались в мрак, бередили еще свежие воспоминания о минувшей ночи и где-то глубоко внутри кололи жгучей болью — и холодный сырой ветер с Потомака никак не мог охладить мою разгоряченную голову.       — В полное уничтожение Анклава я не верил ни тогда, ни сейчас. — добавил старик, вылез из-под стола и отряхнулся. — В конце концов, мозгами они работать всегда умели... И я не удивлюсь, если эти бои при Рейвен-Рок были всего лишь таким... мм... театрализованным представлением, чтобы сбить Братство с толку. Тогда это сработало. Почему не должно сработать еще раз? В конце концов, Мэксон импульсивен, и это может сыграть на руку силам возрожденного Анклава.       Пинкертон, крякнув от натуги, повернул рычаг, со скрипом открывая проржавевший клинкет между переборок на отломанном носу авианосца. И изобразил галантный жест, словно приглашал внутрь дорогих гостей.       — Добро пожаловать в мой рабочий кабинет, молодые люди, — сказал он и, когда Стрелок протиснулся мимо него, саркастично заметил ему в спину, — Впрочем, уж вы-то в моем приглашении никогда не нуждались.       — А ты поумничай тут, папаша, поумничай... — ответил Маккриди, по-хозяйски подвинул к себе кресло и плюхнулся в него, аккуратно переложив винтовку на колени.       Рабочий кабинет оказался обычной каютой, заваленной хламом. Впрочем, «заваленный хламом» — это было преуменьшение по отношению к этому пространству. Столы с наваленным на них разномастным оборудованием стояли вдоль стен, причем казалось, что большая часть довоенной аппаратуры не работала — возможно, потому что из рабочих приборов не свисали бы разодранными кишками пучки проводов. Металлические стены, покрытые влажной ржавчиной, словно сами собой отодвигали от себя неровный свет аварийной проводки. Наши тени переползали по ним, перегораживая блики скудного искусственного света, отчего создавалось впечатление, что ржавчина шевелилась как мерзкая черная слизь.       «Рабочий кабинет... — подумал я, внутренне поморщившись, — Потрясающе. В Цитадели даже за один процент такого можно было бы заработать наказание».       С минуту было тихо — если не считать неразборчивого ворчания Пинкертона, который, стоя на полу на четвереньках, снова завозился с очередными рычагами и кнопками.       Стрелок закурил и, неторопливо выпустив в потолок колечко дыма, сказал:       — А если бы это дело имело отношение к Мэксону, то стоило бы идти за помощью к самому Мэксону... не так ли, Данс?       Наверное, стоило бы изобразить недоумение... Но я его не испытывал. Напротив, слишком хорошо понял, о чем хочет спросить Стрелок. Перевел на него глаза — то, что из речи Стрелка внезапно исчез быдловатый налет, ни о чем хорошем, как правило, не говорило. В упор глядя на меня, он чуть прищурился, словно прикидывал расстояние до цели.       — Я не... — я сделал длинную паузу, едва не облившись потом от усилия, — не выполняю задание... Мэксона.       Пинкертон между тем поднялся, запустил обе руки в кучу хлама, беспорядочно наваленного на стол, и раздвинул руки так, что аккуратно разделил одну кучу на две, освободив небольшой участок, с дробным стуком рассыпал маленькие инструменты на свободном пространстве стола. После чего требовательно протянул мне руку.       Я стянул свой браслет, подал старику.       — Братство Стали? — спросил он, не поворачиваясь к Стрелку. Жадно оглядел браслет, настолько близко поднеся к лицу, что на миг показалось, будто он хотел его облизать, — Мэксону вряд ли известно то, что может быть известно нам.       Он придвинул к себе ногой высокий барный стул и, взгромоздив свое тщедушное тельце на ободранное сиденье, склонился над браслетом.       — У Мэксона, папаша, по всей Пустоши глаза и уши, — буркнул Маккриди. — Разведка у него работает лучше, чем думает вся твоя Подземка... Если думать умеет, конечно.       — У всего в этом мире имеются пределы, молодой человек, — старик, не глядя, запустил руку в кучу хлама на столе, извлек оттуда что-то перемотанное липкой лентой, — И Мэксон — не исключение.       И — снова тишина, нарушаемая лишь еле слышным стуком капель воды, что сочилась из проржавевших пазов между листами металла. С полминуты я наблюдал за тем, как старик разбирал браслет, извлекал из него маленькие платы.       Проводить время в безделье я не умел никогда, а потому, присев на край стула, выложил на стол карабин, машинально проверил плавность хода затвора — карабин отозвался послушным щелчком. Я сдвинул затвор еще раз — звук был безупречен, но от нечего делать я принялся разбирать оружие. Отсутствие необходимости что-то делать, чем-то занять свои руки, порождала в голове мысли — и они мне не нравились.       Я пытался вдумываться в то, о чем говорили Стрелок и Пинкертон, но тема их ленивых и бессмысленных препирательств плавно ускользала от меня, словно намеренно возвращая мои раздумья в неуместное русло. Как бы ни пытался справиться с собой, я с трудом мог увести свои мысли с этой темы, опасной, ненужной... Постоянное напоминание о Мэксоне только подливало масла в огонь — как и то, что разведка у него работает лучше, чем можно предположить... Намёк на меня и Нору? При всей своей быдловатой хамоватости Стрелок дураком вовсе не был.       Нора спросила, не пожалею ли я о своем решении — и я не хотел задаваться этим вопросом. Но не мог. Раз за разом, секунда за секундой я повторял себе, что так будет лучше для нее, что у меня просто не было другого выбора — пусть даже выбор я сделал и за нее тоже. Против ее воли.       — А, может, Мэксон и правда ни при чем, а, Данс? — негромко подал голос Стрелок, словно услышав мои мысли. — Может ли так быть, что тебя туда тащит вовсе не он? А?       Я ненадолго оставил в покое детали затвора, которые чистил в этом момент. Я прекрасно понимал, что на уме у снайпера, но пока он не спросил напрямую, то и отвечать я не хотел.       «Идиот», — я покрутил пальцем у виска и вскользь подумал, что это касалось скорее меня самого. А вслух спросил:       — Подозреваешь... меня... в..?       Дикое и нелепое предположение Маккриди заставило меня мысленно вернуться к причине нашего очередного невеселого путешествия. Он спросил, не было ли моё предприятие заданием Мэксона, и тут же предположил еще бОльшую нелепость — что я могу быть агентом Анклава.       Потрясающе.       Возможно, в другое время его подозрение меня даже развеселило бы. Но не сейчас. Сейчас и я сам со всей серьезностью понимал его подозрения.       — Ну какое предательство, — он неопределенно взмахнул рукой, — Слишком стальная башка у тебя для этого. Но вдруг так уж вышло... как-то вот так уж вышло... — повторил он и повел пальцами в воздухе, словно музыкант, пытающийся подобрать нужные ноты, — Что ты сам не знаешь, чего делаешь. А?       Вот оно что. Он посчитал, что меня могли... перепрограммировать?       — Нет, — ответил я. — Всё не так.       — А как? — он помолчал пару секунд, — Дубина ты, Данс, — лениво огрызнулся снайпер, когда не дождался от меня ответа, — А...       Его слова заглушил протяжный скрипучий звук — Маккриди вздрогнул, замолчал, мы как по команде уставились на Пинкертона. Тот между тем дернул одну из свисавших на гибких проводах лампочек, с непонятно откуда взявшимся трескучим визгом она спустилась ниже, давая ему больше света. В самой каюте стало чуть темнее.       — Неспокойно стало, если вы заметили... — сказал ученый и взмахнул непонятным предметом, перемотанным липкой лентой. Предмет оказался увеличительным стеклом.       — Да куда нам заметить... — с нескрываемым сарказмом протянул снайпер, отворачиваясь от меня, — Рейдеры местные сказали, а то сами-то мы ни хрена не догадались.       — ...и старейшина с этим вряд ли что сможет сделать, — закончил старик, игнорируя слова Стрелка. С тихим царапаньем в пазах браслета возилась маленькая отвертка, мелодично звякали крошечные детали плат.       — Тьфу ты. Черт старый, — проворчал Стрелок, скрипя креслом, завозился, устраиваясь поудобнее, сдвинул кепку на лицо, словно собирался подремать, но рассеянный свет аварийной проводки мешал ему. — Чего это я? А. А ежели тебе там, — он указал себе на голову, — какой механизм подключили? А ты и ни слухом, ни духом? А? Так тебе ж по барабану, что тебя на смерть посылают. И кто посылает.       — Боишься, — выговорил я.       Не удивился. Всё было совсем не так, как думал снайпер. Синты всегда внушали смутный ужас, и — прав был тот, кто когда-то вернул меня к жизни, говоря, что теперь я буду для остальных особенно ненавистен, пусть даже и стал таким же, как и они. Причислять себя к механическим куклам я так и не научился, но старые навыки разведчика заставляли запоминать невероятное количество информации, и потому факт, в который я когда-то не мог поверить, сейчас принял как данность.       — А вот ежели и боюся? То чё?       — Ос... оставайся. Дальше... я один... — я выдохнул и вытер лоб рукавом. Черт возьми, мне пришлось за одни сутки сказать больше, чем я говорил за последний месяц. Было ощущение, что я совершил марш-бросок на пятьдесят миль. Никогда бы не подумал, что обычное действие может быть таким сложным.       Маккриди уже набрал в грудь воздуха, чтобы ответить что-то несомненно остроумное, но не успел.       — Мэксону остается разве что взорвать всю эту махину изнутри, как он уже однажды сделал, — проскрипел Пинкертон, словно разговаривая сам с собой. Нас он, похоже, не слушал, полностью поглощенный своей работой. Подцепил пинцетом какую-то мелкую деталь, близкоруко щурясь, посмотрел на нее на свет, и продолжил: — Но в Содружестве разведка работала намного лучше, — старик, на миг оторвавшись от своего занятия, бросил ироничный взгляд на Маккриди, — чем здесь. Доступ к ядру комплекса обнаружить будет не так просто, как в Бостоне.       Скрипя то ли драной обшивкой стула, то ли суставами, он сполз, протопал в противоположный угол, принялся греметь чем-то.       — Ты смотри, какой умный, — пробубнил снайпер, отворачиваясь и утыкаясь куда-то в спинку кресла, — И как у такого умного до сих пор все зубы целы?.. — он помолчал и внезапно добавил немного тише, обращаясь только ко мне, — А ты слушай, Данс, слушай. Этот старый хрыч знает намного больше, чем говорит. Задницей чую.       — Анклавская технология — это не такая уж редкость, — между тем, не слыша Маккриди, задумчиво заметил ученый. — Редкость — это рабочая технология. Найти такую становится всё тяжелее, — он скорбно развел руками, на миг оборачиваясь к нам и демонстрируя высшую степень безнадежности, — И разве можем мы быть конкурентами Братству? Нам, слабым и беззащитным, только и остается подчиняться грубой силе таких как вы.       Некоторое время прошло в молчании. Капал с потолка конденсат, тихо шумела работающая на честном слове аппаратура, и ученый, что-то неразборчиво бормоча себе под нос, копался с проводами и многочисленными тумблерами.       Наконец Пинкертон выпрямился, снова потянул за провод, висящий с потолка — одна из лампочек опустилась, издав тот же отвратительный протяжный визг.       Маккриди заполошенно подскочил, засучив в воздухе ногами, одним движением сдвинул кепку обратно на голову — и это было бы даже смешно, если бы можно было не брать в расчет винтовку, моментально прыгнувшую ему в руки.       — Старый говнюк, — выругался он и сплюнул прямо на пол. Жест был крайне некрасивый, но, по моему мнению, этому полу ничего уже не могло навредить еще больше. — Любишь ты прибедняться, папаша. А то ж никто не знает, как вы без мыла в такие задницы залезать можете, куда не всякий кротокрыс пролезет.       В дальнем углу Пинкертон пощелкал кнопками на одном из терминалов — и я понял, что был не прав, считая аппаратуру с вывернутыми наизнанку электронными внутренностями нерабочей. Терминал, приветливо поискрив оголенными проводами, включился, засветился зеленоватым светом.       — Братство тоже не нуждается в... — крякающий звук можно было принять одновременно за смех и за кашель, — ...в мыле. Но боюсь, что на этот раз всё не так радужно. Взгляните, молодой человек, — он изобразил приглашающий жест в мою сторону и я поднялся, подошел к нему.       На мониторе терминала ровными рядами высвечивались цифры, создавая контраст зеленого и черного. Много, много цифр...       Я перевел глаза на старика, пытаясь получить объяснение.       — Нет, я не думаю, что вы это поймете, — проскрипела старческая насмешка в голосе, — Но вам придется поверить мне на слово... Я не могу указать вам на то, что вы ищете.       «Почему?»       — Эт пошто так? — поинтересовалось из пыльных глубин кресла, в своей манере озвучивая мои мысли. — Ты, папаша, поглупел, что ли?       — Это же ключ? — обращаясь ко мне, риторически спросил старик. Видимо, игнорировать Маккриди он уже как-то научился. — Анклав не делал ничего подобного, и эта вещица — не совсем то, что я думал увидеть, — сказал он и взмахом руки указал на монитор. — Но как видите, определенного замка, который он открывал бы, у него нет. Это, — крючковатый палец ткнулся в монитор, очерчивая его по периметру, — координаты. Но они охватывают едва ли не всю Столичную Пустошь. Судя по данным, вы можете найти вход прямо здесь. Или за сотню миль отсюда. Или...       — ...у черта на куличках, — проворчал Стрелок, перебив Пинкертона. — Этот ключ точно открывал замки. Я видел.       — Он открывал не один какой-то замок, — парировал старик, не отрывая взгляда от монитора. Ряды бегущих цифр, казалось, завораживали его, — А множество. Значит, если вы хотите попасть к тому конкретному замку, то это будет практически невозможно. Чип ключа не привязан координатами ни к чему.       — Больно мудрёно, папаша, — ответствовало из глубин кресла, — Ты скажи, куды нам бечь-то?       — Я же сказал...       Кресло закачалось, застучало разбитыми ножками по металлическому полу, вытряхивая из своих комкастых объятий компактное тело Стрелка. Одним движением он подскочил к Пинкертону — и я даже напрягся, когда снайпер внезапно ударил кулаком по корпусу терминала. Вдруг показалось, что следующий удар придется старику в челюсть.       — Ты слышь, папаша, — сказал Маккриди с нескрываемым раздражением. — Хорош уже темнить. «Не то, что я думал увидеть», — передразнил он, — Знаешь же, а? Знаешь больше, чем говоришь.       Выражение лица у старика изменилось. Он едва ли не прыжком обернулся, попытался попятиться, но сзади него оказался край стола и старик смог только прижаться спиной к нему. Маккриди не отличался высоким ростом, но Пинкертон был даже ниже него — а потому, чтобы смотреть тому в лицо, старику приходилось слегка задирать голову.       — Что вы хотите сказать? — спросил ученый, и его голос дрогнул. — Откуда я могу что-то знать? Вы что?       — Голову я тебе сломаю, вот что, — с досадой пробормотал снайпер, двумя пальцами хватая старика за шиворот, — Надоело... Вся Пустошь на ушах стоит. В панике вот только кротокрысы не бегают и не ломятся к стенам Цитадели, как безумные. А откуда ветер дует, не знамо. А, папаша? — и он слегка встряхнул его.       Я видел и слышал всё. Но не вмешивался. Собранный в две секунды и приведённый в боеготовность карабин лежал в ладони, но необходимости в нём не было, да и вряд ли такая необходимость возникла бы. Однако старые привычки либо возвращались, либо и не исчезали вовсе — и я даже не заметил, когда успел отпустить предохранитель.       Мне не нравились его методы, и дело было даже не в том, что они как-то претили тому, к чему привык я. Мэксон никогда не ограничивал разведотряды Братства в средствах добывания информации — для него она всегда была важнее всего остального. Но мне приходилось просто молча ждать — и это не добавляло мне ни терпения, ни приязни к тому, что я видел.       — Чего еще вы хотите? — тревожно спросил старик, слабо пытаясь выбраться из рук Маккриди. — Вам нужно было расшифровать данные с чипа ключа. Я сделал, что мог. За остальным вам надо идти к... — и он замолчал.       — Ась? — Стрелок приложил ладонь к уху, словно не расслышал Пинкертона, и еще раз встряхнул его, уже куда сильнее. — Куда идти?       — К его создателям, — ответил тот, и я впервые увидел на его лице нечто похожее на страх. — Послушайте, молодой человек. Я не знаю, что вы задумали, — внезапно затараторил он. — Но это... опасно. Знаем мы чего-то или нет, это уже не имеет значения.       Почти волоком протащив Пинкертона через всю каюту, Стрелок бесцеремонно усадил его в кресло, бросил на ободранное сиденье, отчего вверх взлетело облачко пыли, а само кресло жалобно скрипнуло.       Старик замолчал. Сидя в кресле и с ужасом глядя на Стрелка, он был похож на деревянную игрушку.       — Давай, папаша. Облегчи душу, — подбодрил его Маккриди. Пододвинул к себе стул и сел напротив старика, уютно обняв свою винтовку — и именно сейчас этот привычный для снайпера жест вдруг стал по-настоящему угрожающим. — Сперва вот что скажи. Какой-такой карантин в вашей кротокрысьей норке? Приболел кто?       — Нет, — ответил старик после паузы, метнул на меня умоляющий взгляд, но, не дождавшись помощи, сглотнул, — Вы... не понимаете...       — А ты уж постарайся объяснить.       — Я видел те документы с... печатями, — он выдохнул. Возможно, то что Стрелок не собирался пускать в ход свою винтовку прямо сейчас, немного его успокоило, — Те самые, которые утащила с Анклавского склада одна очаровательная молодая леди... Какая ирония, не так ли? Дверь, что соединяла нашу старую базу и ту комнату-схрон, была заварена. Видимо, взрывом швы были повреждены, почему вы и смогли попасть через эту дверь...       По тону, с каким это было сказано, становилось понятно — старик сожалел о том, что был настолько близко от технологических сокровищ и не смог взглянуть на них даже одним глазком.       Снайпер сплюнул.       — Срань та еще была, — вдруг он изогнул бровь и заметил: — Только вот не припомню я, чтобы те бумажки тебе кто-то показывал.       Старик побледнел и качнулся назад.       — Я не... Это... ну просто...       — Бла-бла-бла, — раздраженно подытожил Стрелок, отмахиваясь. — Как это связано с карантином?       — Те... ну... люди... — запнувшись, проговорил Пинкертон, неожиданно став косноязычным и несобранным, — там, на нашей базе... — и он замолчал.       Маккриди ждал, по-прежнему обнимая свою винтовку. Он слегка изменился в лице, с него слетела его обычная глумливая усмешка — как обычно бывало лишь в исключительные моменты.       Пинкертон некоторое время молчал, глядя на Стрелка со всё более отчетливо проявляющимся страхом.       — Они были заражены, — сказал он наконец, словно сдаваясь. — И... я не знаю, что это. — Старик согнулся, зажал коленями ладони. — Мы видим, что они не живут долго. Они знают, что заражены. Они пытаются бежать. Но их находят... Не знаю, что делают с ними. Но потом неизменно расстреливают.       — Что ты делал в том схроне? — отрывисто спросил Маккриди. Он коротко взглянул на меня, нахмурился.       — Мы не знали, что это схрон! Там была наша база!       — Папаша... — начал было Маккриди, указывая пальцем на Пинкертона.       — Пришёл, — поспешил ответить старик, — Потом... Когда ушли те, в силовой броне. Но я нашёл только трупы... И вас двоих.       Я знал ту историю с разрушенным складом, и, даже усилием воли подавив неприязнь к ученому и пытаясь судить о нем непредвзято, я понимал, что он вернулся туда лишь из-за одного — ему не давал покоя внезапно обнаруженный вход на заброшенный схрон, и те старые чертежи и протоколы лабораторных исследований, пусть даже и десятилетней давности, что лежали там мертвым грузом все эти годы. А вовсе не смерть людей.       — Простреленные головы... — задумчиво припомнил Маккриди, почесывая подбородок. — А ведь только так... Именно головы. Зачем? Как думаешь, Данс? Похоже на то, что кто-то заметает следы, а?       — Согласен, — кивнул я и после паузы добавил: — Но... проще было... поджечь.       Маккриди криво усмехнулся.       — Ай да жестянка, — саркастично проговорил он, — А ты не так прост, как может показаться... Может, скумекаешь еще, зачем там побросали такую кучу жмурья?       В ответ я лишь пожал плечами. Это было понятно и без особых усилий, чтобы «скумекать». Послание — и кому же, как не Мэксону? Если бы надо было уничтожить следы, то было бы проще простого именно кремировать тела, а не бросать так, чтобы их рано или поздно нашел патруль Братства. Еще толком не поняв, какую связь имеет мой неопределенный предмет поисков к разгромленной базе Подземки, я, однако, отметил, что этот путь хотя бы обрел направление.       — А чего ты, папаша, про заразу бормотал?       Пинкертон помолчал.       — Я могу только предполагать. Не больше. Может быть, это... Не знаю... Но поражает оно только людей. Мы ничего не знаем — да и те люди были не из наших. Они просто пришли на нашу базу, как будто... как будто пытались бежать. Как многие...       — Поселение близ Ричмонда, — задумчиво припомнил Маккриди. — Их расстреляли же просто как больных гулей. И уж всяко не только затем, чтобы взбесить Мэксона.       Я был уверен, что те пожелтевшие документы в двух потертых папках смогут дать Мэксону достаточно информации. Листая их прошедшей ночью и пытаясь вникать в ряды цифр, я понимал, что моих знаний не хватит даже на одну сотую изложенного там. Всё же я всегда был солдатом, моим делом было найти и доставить информацию, а разбираться с этим — для чего еще нужны скрипторы-аналитики?       Но кое-что я мог понять — и, возможно, даже слишком хорошо. Нечто, что называлось всего лишь одним словом. «Сыворотка». И от одной только мысли о ней по спине продрало холодом — очень уж живо звучало это простое и страшное слово из глубины тьмы, в которой мне пришлось провести не одну неделю.       «Что ж, скрипторам будет, чем заняться в ближайшее время», — подумал я, усилием воли пытаясь подавить нервную дрожь. Она поддавалась плохо, мешала думать — но не до такой степени, чтобы не увидеть связи между... хм... многим. Между этой загадочной — и весьма знакомой мне — сывороткой, экспериментами по имплантации и попытками добиться более глубокого контроля над синтами.       Стрелок скорее всего даже не заглядывал в те папки — всё, что не касалось крышек, сигарет и алкоголя, ему было глубоко безразлично. И всё же... Он изрёк весьма и весьма здравую мысль, и меня это не удивило. Под личиной быдла у Стрелка скрывался тонкий и острый интеллект.       — А скажи-ка, папаша... Подземелье ж, получается, первым в расход ушло? — обращаясь к ученому, внезапно спросил снайпер безо всякого перехода.       Я озадаченно взглянул на него. Поселение гулей, которые еще не одичали? Зачем он спросил о нем? Маккриди же в свою очередь смотрел на старика — и в отличие от моей, озадаченность Пинкертона почему-то была сродни страху.       — А причем здесь оно? — быстро переспросил он. — Подземелья больше не существует, вы это знаете.       — Там тоже резня была, — сказал Маккриди. — Зачем? Кому помешали гули? Они тоже были... хм... заражены?       — Откуда я могу зна... Ай! — вскрикнул он, когда Стрелок со стуком опустил приклад винтовки ему на ногу. — Почему вы думаете, что мне это может быть известно?!       — Папаша, — строго заявил снайпер. — Не беси меня, учёный ты сукин сын. Ты знаешь такую уйму всего, что прям не знаю, как у тебя еще голову не разорвало на восемь клиньев. Я уже начинаю думать, что тебя самого пора в расход пустить как Анклавского шпиона. Ходишь тут, вынюхиваешь чего-то...       — Чего вы хотите? — угрюмо спросил Пинкертон. Тщедушное стариковское тельце вдавилось в кресло, почти спряталось в рваной обивке, — Я сказал вам уже, что не знаю, почему были расстреляны гули в Подземелье!       — Расстреляны? — с усмешкой уточнил Маккриди и словно невзначай плавно переложил винтовку на колени. — А кто говорил, что они были расстреляны? Может, до них когти смерти добрались и порвали? Или голодное семейство яо-гаев припёрлось и погрызло всех, а? — он помолчал. — Хорош темнить, старый хрыч. Иначе мне вообще ничего не будет стоить тебя тут и похоронить вместе с твоим Анклавским барахлом.       На первый взгляд этот спонтанный допрос всё больше уходил в какие-то второстепенные дали, но я примерно понимал, что Маккриди пытается добиться от учёного чего-то другого. Не тех ответов, какие он получал.       — Почему вы мне угрожаете? Я действительно не знаю ничего! Я не...       Я молча слушал сбивчивые визгливые оправдания старика, пытался сопоставлять то, что мне известно. Заражение? Вирус, которым были поражены люди? Какой-то аналог ВРЭ? Я потёр правый висок — его кольнуло острой болью, может, от чувства бессилия, невозможности пробиться сквозь заслон своего неведения. Да, скрипторы-аналитики были бы как нельзя кстати... Действовать в одиночку, за пределами Братства — в этом было, на мой взгляд, слишком много лишней свободы. Но оставить всё, как есть, беспомощно и покорно ждать своей участи, которую могут решить другие — нет, это было не для солдата.       Мои раздумья внезапно прервались — и я даже поначалу не понял, чем именно. Вдруг показалось, что по полу под нами прошла дрожь, как если бы спазмически вздрогнул участок суши с навеки застрявшим в нем носом авианосца. Я непроизвольно напрягся, и, судя по тому, что Маккриди тоже принялся озираться, это мне не показалось.       Заметно потянуло озоном.       Едва ли не в ту же секунду Стрелок рванул вперед, без особого труда хватая старика за ворот куртки. Пинкертон, с неожиданным для него проворством выпрыгнув из кресла, метнулся в сторону прислоненного к стене дробовика — и у старика, так резко перехваченного почти в прыжке жилистой рукой снайпера, руки и ноги взметнулись вверх.       — Куда собрался, старый? — почти весело осведомился он, слегка встряхивая Пинкертона.       «Надо уходить», — жестом показал я, что, впрочем, было лишним. Стрелок уже был у клинкета, одной рукой сноровисто поправлял ремни рюкзака, другой — цепко держал старика за ворот. Одним движением я смахнул со стола в карман детали браслета, выдернул из терминала плату, отправил туда же.       — Что за чертовщина творится? А? — вопрошал снайпер сквозь истеричное верещание Пинкертона, пока мы бежали к выходу, и ржавая обшивка авианосца грохотала под нашими сапогами. — Ну только вчера нормально же было. И вот надо ж... — остальные слова были поглощены визгливым скрежетом очередного клинкета.       Это была вовсе не чертовщина. Это было намного хуже. Очень знакомая дрожь из-под земли, толчки как при землетрясении — и запах озона... Сработал телепорт. И, судя по тому, что озон долетел до нас так быстро, сработал совсем недалеко.       Мобильный телепорт — это было плохо. А мобильный телепорт в такой близости к Цитадели — плохо вдвойне.       «Неужели... неужели они рискнули пойти на штурм?!» — мелькнула шальная мысль, но я машинально выкинул из головы пока что лишние вопросы, и разумные, и шальные. Потом. Откуда, зачем, что и почему... Пока что нашей задачей было выбраться отсюда. Мы свернули в одно из ответвлений, но тут же, не сговариваясь, повернули обратно, когда в нос ударила волна озона.       — Туда, — указал Маккриди в противоположную сторону.       Почти целая палуба носа сильно наклонялась и мы, дружно поскользнувшись на зеленоватых пятнах внутренностей болотников, рухнули с нее прямо в ледяную воду Потомака. Одновременно подняв тучу брызг, мы со снайпером извернулись так, чтобы оружие осталось над поверхностью. Как результат, Стрелок упал на старика, утопив того в вонючей илистой жиже дна, но гордо помахал в воздухе сухой винтовкой.       — Не... — попытался проговорить Пинкертон, когда Маккриди достал его из-под воды, но оступился и с головой ушел обратно под воду. Стрелок бесцеремонно вытащил его и поволок к берегу.       Я мельком осмотрел карабин. В Братстве карабины неизменно оснащались модификацией, благодаря которой даже пролежавший в воде больше часа карабин мог быть вполне боеспособным. Эта же пластиковая игрушка, доставшаяся мне в подарок от Института, такой уверенности не внушала.       Выплевывая грязную речную воду и отфыркиваясь, Пинкертон почти висел в руке Маккриди, иногда его ноги просто плыли за ним, старик барахтался, снова уходил под воду, и тогда снайпер вздергивал его вверх, ставил на ноги, вынуждая идти дальше. По грудь в воде это было не так уж и просто.       — Как это понимать, а? — болтал на ходу Маккриди. Разгребая ногами илистое дно, он шел вперед с упорством брамина, одной рукой тащил старика, другую руку с зажатой винтовкой держал высоко над головой, — Наглость же. Тут до Цитадели рукой подать, а они...       Уровень воды начал понижаться, но налетевший ветер тут же принялся холодить еще больше. Пока мы шли, мне оставалось лишь поглядывать назад, прикрывая тыл — но позади нас всё так же черной грудой металла на фоне сереющего предрассветного неба возвышался разбитый авианосец с отломанным носом, и Потомак плескался вокруг него, словно пытаясь своими черными волнами закинуть на обшивку, и без того обросшую яйцами болотников, плавающие обрывки пакетов и мятые жестянки. Оглядываясь по сторонам, я пытался выискивать что-то, чего не вписывалось бы в эту картину. Но ничего не видел. Всё было так, как и последние двести лет — если не считать волочащийся за нами шлейфом след озона.       Когда наконец мы вывалились на берег, старик упал, схватился за грудь.       — Не... надо. Отпустите...       — Папаша, не придуряйся, — Стрелок, едва взглянув на него, первым делом осмотрел винтовку. Но после всё же поднял Пинкертона, поставил на ноги и ощутимо встряхнул как тряпичную куклу. — Подумаешь, пробежались немного.       — В-вы... г-глупцы... — стуча зубами от холода и дрожа всем телом, он согнулся, оперся руками о колени в отчаянной попытке отдышаться. — В-все вы. Н-некуда бежать... Н-никому...       Стрелок выразительно указал мне на старика и насмешливо сложил руки перед собой, как будто возносил молитву. Пинкертон, увлеченный лишь тем, чтобы вернуть себе способность дышать, ничего не замечал.       — Ты чего городишь, папаша? — спросил Маккриди. — Ежели сейчас отсюдова дёру не дадим, то как бы самих не поджарили. Давай, давай. По старой памяти, а?       — Некуда б-бежать... Го... ворю же. — он всё ещё пытался отдышаться, и дыхание старика, нахлебавшегося воды, с хрипом и свистом вырывалось из открытого рта, — В Ривет-Сити скорее всего через час уже не будет никого живого... Постойте! — воскликнул Пинкертон и сделал жест, словно пытался защищаться от меня, когда я повернулся к нему слишком резко. Отшатнувшись, он не удержался на ногах, упал, — Я не работаю на Анклав! Просто... Просто я... умею искать! — лежа на земле, продолжал верещать он, — Я с-собирал то, что осталось от них. Я н-нашёл... что-то.       — Ривет-Сити? Это почему... — переспросил Стрелок, но я взмахнул рукой, обрывая его дальнейшие вопросы.       — Надо идти, — выговорил я, коротко взглянув по сторонам. Всё было тихо, и именно это мне сейчас и не нравилось всё больше. Ветер пробирал мокрую одежду до костей, заставляя все внутренности поджиматься от холода, свежесть озона словно в насмешку растворялась в пропахшем гнилью воздухе. Если телепорт и сработал еще раз, то мы этого уже не слышали, но волна озона... — Плохая идея — стоять на месте.       — Нет уж, подожди, — возразил Стрелок. — Чего ты там, папаша, про Ривет-Сити говорил?       — Потом, — мотнул я головой, — На ходу.       Он снял кепку, выжал ее и, шлёпнув об колено напоследок, натянул на голову. Вытер лицо мокрым рукавом, отчего размазал грязь еще сильнее. С его плаща капала вода, но Стрелок выглядел так, словно ему каждый день приходилось почти вплавь перебираться через ледяную воду.       — «Потом, потом», — коверкая слова, передразнил снайпер, но спорить со мной не стал, — Ну, стал-быть, пошли, папаша. — он наклонился, поднял старика за ворот куртки и поставил на ноги. — И шевели поршнями, хоть согреешься. Веди.       — В-вести?       — Веди, — серьезно повторил Маккриди, пошарил по карманам, извлёк размокшую пачку сигарет, со злостью швырнул ее на землю, — Куды хошь, если там есть, чего курить! Да хоть в Ричмонд.       — Ри... Ричмонд? З-зачем Ричмонд? — старик перестал дрожать и уставился на нас безумными глазами. — Не надо нам в...       — Вперед. Не стоять на месте, — перебивая старика на полуслове и уже не скрывая раздражение, сказал я и для убедительности указал направление дулом карабина. Видимо, раздражение же помогало — на этот раз не было ощущения, что я выбился из сил, выговаривая слова.       Никогда не любил работать с гражданскими — очевидные вещи им приходилось повторять по несколько раз. Братство быстро выбивает своевольность и непослушание, что некоторым явно не помешало бы, к тому сейчас ситуация была такой, что оценить ее опасность не мог бы только полный дебил.       Не переставая поглядывать в сторону авианосца, мы быстро зашагали на север, вглубь Пустоши, удаляясь от Ривет-Сити и набережной Потомака. Озон постепенно рассеялся в воздухе, остался где-то позади нас, словно заблудившись в руинах Вашингтона.       Небо просветлело, край горизонта окрасился красным — и от тусклого серо-розового сияния рассветного неба стало резать глаза. Я не помнил, когда я в последний раз спал, но это было неважно. Утомления или усталости я не чувствовал, возможно, потому, что сейчас я просто не имел на них права.