Дальше

      «Ты ревнуешь?»       В голове сам собой всплыл вопрос, который она задавала давным-давно.       Тогда я отмахнулся от него. Сейчас же... Сейчас, когда этот вопрос задала не она, а незримые тени из прошлого — сейчас от вопроса о ревности не получилось отмахнуться. Пусть даже моя принцесса больше его не озвучивала, он всё равно не развеялся, как обычно развеивались ненужные и бессмысленные вопросы. Он остался дожидаться ответа. И, черт возьми, ответ был нужен мне самому!       Это не удивило. Она, женщина из довоенной жизни, всегда занимала мои мысли больше, чем кто-либо. С ней я терял контроль над собой — и делал это с облегчением и черной демонической радостью. В этом было какое-то звериное счастье, когда исчезали человеческие цвета и звуки, и оставались лишь одни глубинные ощущения. И — будь она проклята! — я уже зависел от этого! Зависел от того, что могла дать мне она, моя принцесса с влажными глазами оленёнка — и черт бы меня побрал, если я не только сейчас признался самому себе в этом!       Нора, моя девочка, противостояла мне, боролась со мной, но лишь одна она могла разделить со мной это безумие. Пусть даже ее сопротивление было обречено на провал, потому что не было ни единой души, кто рано или поздно не подчинился бы мне. Но она...       Кроме моей принцессы лишь один человек мог противопоставить свою волю моей.              — Мэксон! — бодрый голос Сары Лайонс оторвал меня от чтения. — Ты где? Спрятался от тренировки, ленивая ты задн... А, вот ты где.       Я нехотя захлопнул журнал и поднялся с пола, где сидел, поджав ноги и листая старые потрескавшиеся страницы с потрясающими фотографиями оружия.       — Страж Лайонс... — начал было я, неловко переминаясь с ноги на ногу. Я не прятался. Мне было неприятно говорить, что паладин Ганни в очередной раз отослал меня во внутреннее кольцо, потому что начались стрельбы, на которые меня не допускали.       Но ее смех перебил меня:       — Сара! Никого нет, можешь называть меня Сарой. И спину выпрями. Будешь сутулиться — останешься малявкой, — она снова рассмеялась, когда я испуганно расправил плечи.       Она всегда была такая — яркая, стремительная, как вспышка, как солнечный луч. Она не стригла волосы, а собирала их в хвост, и ее светлые локоны мне действительно казались солнечными лучами, когда в них играл дневной свет. Сара была непредсказуемой — вместо наказания за промах она могла налететь как ураган, обнять до хруста в ребрах... А потом внезапно отвесить звонкий подзатыльник. Или одним широким движением выдернуть ремень из своей формы и больно хлестнуть им пониже спины... Хотя это было даже не столько больно, сколько обидно.       — Никого нет, говорю... — повторила она. — Смекаешь?       — Угу, — ответил я, хотя на самом деле ничего не смекал. Но мои губы уже сами собой расплывались в улыбке.       «Смекать» можно было всё что угодно, начиная от воровства с кухни сахарных бомб до обучения очередному хитрому приему с ножом.       — Собирайся, идем на внешнюю стену, — заговорщицки понизив голос, сказала Сара и наклонилась ко мне, отчего ее кудряшки защекотали мне лицо. — Я тебе супермутанта покажу.       — Да ну? — обрадовался я, даже схватил ее за руку. — Прям супермутанта?.. А как же... — я помрачнел, — Сара. А если старейшина узнает?       — Так мы же не через тренировочную площадку пойдем, глупышка, — она ущипнула меня за нос и рассмеялась, когда я ойкнул и схватился за него. — Идем.       Мы поднялись по одной из лестниц, и я старательно ступал тихо, хотя это было бессмысленно — нас бы тут все равно никто не мог бы услышать.       — Сара... — шепотом позвал я.       — Тсс! — прошипела она и нахмурилась. Но тут же, не выдержав, рассмеялась. — Супермутанта спугнешь.       И всплеснула руками, снова расхохоталась так звонко, что я невольно тоже улыбнулся. На нее нельзя было обижаться.       Тем временем она сняла со спины штурмовой карабин, осмотрела его и щелкнула туда-сюда предохранителем, заглянула в магазин. Протянула мне оружие прикладом вперед и подмигнула.       — Держи. Ножа на супермутанта мало. — она еще раз усмехнулась, наклонилась ко мне. И добавила, когда я благоговейно принял у нее карабин, — Ну и клыки у тебя, Мэксон. — Сара взяла меня за щеки и от души потрепала. — Зуба-а-астенький. — с умилением протянула она. Даже лицо заболело, когда я вяло пытался освободиться от ее цепких пальцев, — Пустошь от тебя еще наплачется... Ну давай, пошел.       Нас не было видно ни с одного из сторожевых постов — и я понимал, что ни меня, ни Сару не похвалят, если застанут здесь. На то, чтобы я покидал внутреннее кольцо Цитадели, старейшиной Лайонсом был наложен прямой запрет — однако Сара уже не раз брала меня на такие вылазки. Во время одного такого не очень дальнего похода (фактически мы даже не дошли до набережной Потомака, хотя я смог вдалеке увидеть Ривет-Сити) она показала мне боевой прием. «Смотри. Захват. Потом поворот до хруста в суставе... А потом удар вот сюда, — она изобразила воображаемый удар в область поясницы, пока я, вытаращив глаза, висел в болевом захвате, — Понял?» «И что, после этого можно умереть?» — спросил я, потирая локоть, когда она меня отпустила. «Да, — ответила Сара и хищно добавила: — Смерть долгая и мучительная, пока вся кровь из почек не вытечет... Смекаешь?»       И после этого я понял, что влюбился.       — Во-он там. Видишь? — спросила Сара, когда мы залегли за одним из зубцов крепостной стены. — В прицел смотри, глупышка. Ну?       — Вижу, — ответил я почему-то шепотом.       Зеленые уродливые создания медленно бродили возле стен Цитадели, обезображенные тела с гипертрофированной мускулатурой вызывали омерзение, они были медлительны, но не стоило недооценивать из скорость. При необходимости это гигантское уродливое творение ВРЭ могло быть очень и очень проворным.       — О-о... Это ж настоящий Бегемот, — проговорил я, округляя глаза.       — А то, — с гордостью ответила она. — Ты смотри, какой здоровенный, а?       Я смотрел. Это было настоящее чудовище, куда больше обычных супермутантов. Оно топало, волоча за собой вырванную из бетона опору линии электропередачи, и я как завороженный следил за ним.       — Сними с автоматического режима, — сказала Сара и я послушно переключился на одиночные выстрелы, — Не волнуйся, я его сама пристреливала, — она провела пальцем по дулу и указала мне на мою цель. — Не снайперская винтовка, но если попадешь в голову, то убьешь его одним выстрелом... Да не Бегемота! Его череп всей обоймы не хватит пробить.       Я взволнованно вытер ладони о штанину, по очереди перекладывая карабин из руки в руку. Потом снова взялся за него, пристроил приклад к плечу.       Задержал дыхание и прицелился, поймал перекрестьем прицела несоразмерно маленькую голову супермутанта... И нажал на спусковой крючок. Выстрел больно резанул по слуху оглушительным щелчком, отдача ощутимо толкнула в плечо, но я был к этому готов.       Отвратительное туловище замерло, а его голова наоборот дернулась — и мутант, тяжело завалившись назад, рухнул на землю.       — Сара! — не сдержав ликования, я вскочил, — Я попал! Попал!       Но тут моя нога поехала на мелких камушках, в которые превратился раскрошившийся бетон, и я с ужасом понял, что сейчас упаду, позорно свалюсь прямо за внешнюю стену. К супермутантам и Бегемоту.       Мысль сверкнула и даже успела перерасти в панику, когда жилистая рука Сары вцепилась в ворот моей формы, удержала. В испуге я замахал руками, дернул карабин на себя — и случайно нажал на спусковой крючок.       Раздался выстрел, отдача выбила карабин из моих рук и он бы упал, если бы другой рукой Сара не успела схватить его за ремень.       — Тихо, Мэксон. Я тебя держу, — напряженно, сквозь зубы проговорила Сара. Она не улыбалась.       И спустя всего мгновение я понял, почему. Пуля прошла вскользь и из-под распоротого рукава формы показалась рана, чьи края стремительно разошлись, и кровь густо закапала на меня.       Сара втащила меня на стену, поставила на ноги и вытащила ремень из своей формы. Она кое-как сложила края прорехи, обмотала руку ремнём и затянула. Форма моментально пропиталась кровью, черное пятно расплывалось на рукаве.       — Сара... Я случайно... Прости, пожалуйста... Я не... — забормотал я, совершенно не зная, что сказать. Так стыдно мне еще ни разу в жизни не было.       — Отставить сопли, оруженосец, — она изобразила улыбку, но та вышла болезненной. — Подними оружие и не смей его просто так бросать на землю, ясно? Успокойся. Это всего лишь царапина. Слышишь меня, Мэксон? Это царапина.              Царапина...       С тех мне доводилось участвовать в сотнях, если не тысячах, боевых действий. Рейды, зачистки, разведки — много всего. Мне доводилось убивать многих — синтов, людей и всех прочих — или принимать решения о казни или эвтаназии. Я даже не смог бы сказать примерное число. Но никогда больше не испытывал я этого жгучего отвратительного чувства стыда вперемешку с сожалением с тех самых пор, как случайно ранил Сару.       Вспоминая Сару, я непроизвольно сравнивал её и мою довоенную принцессу — они и правда были чем-то неуловимо похожи. Внутренним несгибаемым стержнем, возможно. Независимостью — ни от чего и ни от кого. Хотя... мне иногда казалось, что Сара так и не смогла забыть его — того парнишку с пип-боем. Было ли что-то между ними, я не знал, но после его гибели она редко улыбалась, а ее звонкий смех я не слышал больше ни разу.       Но сейчас... Почему я вспомнил о ней сейчас? Не потому ли, что я ревновал Сару к тому парню в синем комбинезоне Убежища?       Никогда не задумывался об этом раньше. Тогда ревновать было бессмысленно, теперь же это просто не имело значения. Сара погибла — и когда-то это было... больно. Но не теперь. Теперь это тоже не имело значения.       Рейд в Роквилл не дал тех результатов, которые я хотел бы получить, но это было неважно, пусть даже зачистка квадрата оказалась полезна примерно так же, как срубание головы гидры.       Полуразрушенная ветка метро, чьи перекрытия скрипели и сотрясались под шагами силовой брони и грозили обвалиться, была заполнена древними скелетами. Люди пытались найти укрытие здесь, давно, еще во время начала Великой Войны.       Компас на дисплее брони показал, что мы приближаемся к одной из критических точек. Редкие разговоры в эфире окончательно стихли — критическую точку видели все. А потом прозвучал сигнал тревоги, щелкнул по уху в наушнике переговорного устройства — и внутри разом вскипело злое ликование. Повинуясь мне, рука брони с лязгом перехватила гатлинг.       Система наведения кинула на дисплей подсвеченную цель. Электронный голос что-то говорил мне, но я уже не слышал.       — Ad victoriam!!! — адреналин взорвался в крови, разорвал глотку боевым кличем и гашетка джетпака сама прильнула к пальцу.       Мои аналитики оказались правы, просчитав координаты и время атаки с точностью до минуты. Впервые за всё время охоты за Институтом и возрожденным Анклавом я увидел и убедился, что наконец-то — наконец я оказался чуть впереди! На полшага, но это уже было немало после того блуждания в темноте!       О, я ожидал этой атаки!       Силовики Анклава напали на нас, рухнули сверху, материализовавшись из воздуха, стоило лишь нам покинуть разрушенные тоннели метро. Они снова применили мобильный телепорт, эта уже знакомая быстрая пульсация пространства отдавалась сухим электромагнитным треском в наушниках — и бешеный злой восторг взорвался внутри как благословение всех богов войны. Мы были готовы, мы ждали их, именно их — и мне было всё равно, сколько бы еще ни выплюнул на нас этот чертов мобильный телепорт!       Откатившись в сторону, я обрушил на ближайшего бойца гатлинг — выстрелить я бы не успел, и тело само отреагировало натасканным боевым навыком. И когда инерция прижала его к земле, прыгнул ему на спину. Схватил за проводящие шланги на шлеме, оторвал его вместе с головой — фонтан из искр и крови брызнул на мой нагрудник.       Я схватил за волосы оторванную голову, поднял с земли и встряхнул над собой. Расхохотался — и мой смех в моих собственных ушах отдался демоническим раскатом грома.       — Сюда! — выкрикнул я, взревел как разъяренный коготь смерти, — Сюда, псы анклавские!!!       Привлекать внимание было излишне, черную силовую броню знали слишком хорошо, чтобы оставить просто так — цели на дисплее дрогнули и в тот же момент на щиты моей брони обрушился поток лазера. Обжигающая волна заставила меня покачнуться, но в тот момент я едва ощутил это. Стоя под градом огня, я швырнул свой окровавленный трофей себе под ноги, с размаху наступил — подошва силовой брони с треском раздавила голову. Ошметки плоти и осколков костей разлетелись багровым каскадом, забрызгали сухую землю.       Я же поднял гатлинг одной рукой, изрешетил чужаков лазерными лучами, расстрелял как бешеных собак — дневной свет померк в ужасе, когда его разорвали на куски красные лучи лазера, словно он тоже вдруг испугался меня.       — Мы — сталь!!! Мы едины! — упоение кровью пьянило как крепкий хмель, рвало грудь дьявольским криком.       — Ad victoriam! — само пространство ответила на мой клич, грохнуло единым хором, заглушая сам бой.       Лазер поднимал в воздух облака пыли, сжигал ее вместе с плотью и металлом, что встречала его. Я не знал, откуда они приходили, но в тот момент мне это было безразлично — я уничтожу всё и всех, кто осмелится ступить на мою землю!       Джетпак возносил меня, бросал в гущу схватки — и я чувствовал этот бой, он отдавался внутрь, восторженно дребезжал, когда я был самой смертью с небес. Я не знал, был ли я ранен или нет, лишь этот чернейший восторг, лишь адреналин, полыхающий в крови и выжигающий всё — весь мир, словно я стремился принести его в жертву Стали!       Я не помнил, когда закончился заряд ядерного блока. Не перезаряжал, просто отбросил гатлинг и ударил, всадил кулак брони в чей-то живот, в более мягкие стыки щитов — и не дал ему упасть, поймал и одним резким рывком свернул шею.       Сыпались искры от ударов, оглушительным грохотом вскрикивал металл, визжал воздух, напоенный озоном и огнем от взорванных руин.       Мы разбили их наголову буквально за несколько минут. Разнесли, не оставив им ни единого шанса — я видел, как мои парни крушили их, обезумев от ярости и жажды мести за своих братьев, и приветствовал это, потому что кровавый хмель боя застилал и мои глаза.       Мы размазали их — и когда не осталось ничего, я не сразу понял это. Схватка кончилась так же внезапно, как и началась, но кровь шумела в голове, и я не сразу понял, что стало тихо. Система наведения смолкла, и я несколько раз встряхнул головой, прежде чем сообразил, что этот навязчивый писк — это индикатор повреждений брони. В собственных ушах громом отдавалось тяжелое дыхание, пересохшее горло драло, но я отмахнулся. Позже. Счетчик, показывающий количество стимуляторов, едва изменился, критических повреждений силовой брони тоже не было, но промелькнула мимолетная мысль, что надо что-то делать с индикатором — его писк раздражал, пока что смутно, на самом краешке сознания.       — Потери, — коротко бросил я.       Пробежался глазами по своим людям. Я видел, что они целы, но в пылу боя мог и ошибаться — когда на глаза падала кровавая пелена, человеческий мир пропадал. Но нет, они действительно были целы.       — Никак нет, старейшина, — ответил скриптор-медик за всех, ответил без задержки, несмотря на тяжелое дыхание. Он был единственным из всей группы, кто не носил силовую броню, так что его в бою прикрывали все, однако его роль в отряде была неоспоримой. — Мелкие травмы.       Я кивнул.       — Обыскать.       Мне отсалютовали, а я автоматически выдернул чеку из дымовой шашки и, размахнувшись, бросил ее.       Обыскивать чужаков было, скорее всего, бесполезно. Чертов мобильный телепорт означал, что пути назад у них не было — у тех, кто остался валяться в сожженной лазерами сухой земле, и она теперь жадно впитывала сочащуюся из чужой брони кровь. Почему у них был путь лишь в одну сторону, я не знал. Возможно, потому что эту мобильную группу потом планировалось подобрать другим отрядом, но как и когда? Возможно, тот кто отправил их, не надеялся видеть живыми эти чертовы куски плоти, сшитой с металлом? Я был уверен только в том, что нас не ожидали увидеть тут.       Относительно целые блоки чужой силовой брони с грохотом сваливались в кучу, шашка чадила, испуская синеватый дым и электромагнитное излучение, которое царапало слух треском в рации.       И броня, и оружие чужаков были моим заслуженным трофеем и я ни за что не оставил бы на поле боя свою добычу. «Щиты» уже работали когда-то над Анклавской силовой броней, эта же отличалась — блоки брони были легче, но при этом показатели защиты оказались вполне на уровне... Вес блоков смущал «Щитов» — старший скриптор инженерного отдела не верил, что в такой броне обычный человек смог бы выдержать излучение от ядерного блока даже своей собственной силовой брони. Не говоря уже про то, что направленный взрыв в ядерный отсек мог бы стать фатальным — в то время как обычная броня давала хоть какой-то шанс его пережить.       Шум крови в ушах смолкал неохотно и медленно. Мы вернули себе контроль над квадратом, пусть и ненадолго. «Мало, мало, мало!» — стонала пульсация и я бы потер уши, если бы не шлем силовой брони. Слишком быстрая победа начала злить — всегда злила, когда приходилось потом приходить в себя. Я наклонился над трупом врага, что лежал у меня под ногами, и сбил простреленный шлем с его головы. Голова тоже была прошита лазерным лучом насквозь, половина лица, сожженная и обезображенная, навеки спаялась в капюшоном.       «А не было ли у них в головах чего-то такого, что позволило бы им вернуться туда, откуда они были отправлены?» — подумал я, глядя в обожженное лицо.       Я помнил данные разведки еще в Содружестве, что были доставлены отрядом Данса. Контакты с Институтом дали свои плоды — как и рапорт Норы, нашего бесстрашного маленького разведчика, о том, что у синтов-охотников чип сам был способен синтезировать квантовое поле телепорта.       Я нахмурился, припоминая. Это называлось «микрогенератор квантовой среды».       Но охотники — элита. «Вряд ли эти выкидыши Анклавских экспериментов хоть чем-то похожи на охотников», — подумал я. Это было просто пушечное мясо, не больше. Месяц вспыхивающих то тут то там непрекращающихся боев по всей Столичной Пустоши уже показал мне, что кем бы ни были отправлены в бой эти бойцы в силовой броне, но на их возвращение он надеялся... очень туманно.       — Старейшина Мэксон.       Отбросив искореженный шлем, я направился к винтокрылу и кивком ответил на приветствие пилота. Уцелевшую броню уже сложили в грузовой отсек, занимающий большую часть фюзеляжа.       Роквилл был чист. Пустота его руин, испещренных мелкими горелыми дорожками от лазера, с высоты винтокрыла блестела лишь россыпью стреляных гильз. Под стук лопастей, гул двигателя, тень винтокрыла ползла внизу, словно обнюхивая эту землю. Я следил за ней, смутно слышал, как переговаривались между собой мои ребята (посмеивались, толкались и хулиганили как мальчишки — адреналин никак не мог отпустить и их тоже), как связной по радиосвязи бодро чеканил в Цитадель доклад о возвращении, и думал.       Это могло продолжаться еще очень долго — эта погоня за Анклавом. Я могу еще сто лет гоняться за ними, но так и не найти источник заразы. Я буду это делать — если я могу хоть таким образом очистить Пустошь от Анклава, то я буду это делать! Ни ради кого-то или чего-то, и я не считал это своим долгом — я просто буду отстаивать то, что принадлежит мне и убью любого, кто оспорит мое право.       Кровавый хмель уходил из головы тяжело и неохотно, каждый раз вызывая неприятное похмелье. Прилила усталость, заволокла туманом что-то внутри и словно стала затаенной горечью — и не была ли это скорбь по своим погибшим людям, по тем, чьи жизни я вынужден был не так давно прервать своими руками?       Встряхнул головой и вяло отмахнулся от странных мыслей, что случайно приходили в остывающую голову. Я не умел скорбеть. Я смутно помнил родителей, меня не тронула их смерть, смерть же старейшины Лайонса была лишь тем, что следует соблюсти согласно Кодексу, отдать последний долг бойцу Братства Стали, старейшине. А Сара...       Винтокрыл выпустил шасси и начал снижаться — я, не дожидаясь посадки, выпрыгнул из кабины, тяжело грохнул подошвами о металлическую обшивку посадочной площадки, удар металла о металл выбил сноп искр.       Братство Стали не скорбит по умершим. Мы чтим их память, мы помним их подвиги, но скорбь не нужна ни живым, ни мертвым.       — Старейшина! — ко мне подлетел послушник, едва не впечатался в ногу брони, когда я остановился и повернулся к нему, и вытянулся по стойке «смирно». — Старейшина Мэксон! — он перевел дыхание, задрал голову, благоговейно заглядывая в смотровые стекла моего шлема, — У старшего скриптора Хэйлин есть для вас срочное сообщение! — восторженно выкрикнул-отрапортовал он. — Ваше присутствие необходимо в отделе радиолокации!       — Вольно, — разрешил я. И указал пальцем брони на треугольный знак, висящий на арке у входа на взлетную площадку. — Что это значит, послушник?       — Ээ... — глаза мальчика округлились, метнулись к знаку, и он на секунду сник, но тут же взял себя в руки, — Не находиться на взлетной площадке при работающих двигателях винтокрыла. Виноват, старейшина.       Мальчику было лет двенадцать, стандартная серая для всех послушников форма тускло отражала дневной свет нашивками самого младшего чина Ордена Пера. Судя по поручению — один из подопечных старшего скриптора Хэйлин.       — Взыскание?       — Согласно Кодексу, за первое нарушение взыскание устанавливается вышестоящим членом Братства, повторное же — от одной до четырех внеочередных вахт, старейшина, — ответил он.       Мне нравилась та твердость, с которой он отвечал мне.       — Выговор, — сказал я. — Можешь идти, послушник.       — Слушаюсь! — и он развернулся на каблуках и ушел, печатая шаг.       Отдел радиолокации... Нора, подсказала мне память, мой маленький оленёнок — и внутри всё неуместно, но привычно встрепенулось, прилило к паху волной желания, запульсировало...              — Как ты смог это сделать? — спросила она, и тонкие пальчики скользнули вдоль шрама на щеке. Спустились ниже, провели по шрамам на груди. — Ну... убить когтя смерти?       Я пару секунд молчал. С одной стороны просто наслаждался неповторимым ощущением, которое кругами расходилось от прикосновений ее пальцев. С другой — не сразу понял, что она спрашивает.       — Артур?       — Я слышу. Просто этот вопрос всегда был риторическим.       Нора завозилась, выбираясь из моих рук. Я понял, чего она хочет, и подвинулся, чтобы ей было удобнее. Взял за талию и поднял, усаживая на себя верхом. Она выпрямилась и сдула с лица волосы, а я закинул руки за голову, оглядывая ее медленным неторопливым взглядом, вверх и вниз, надолго останавливаясь на мягкой округлости груди.       Прекрасное зрелище. Потрясающее.       — Ну я спрашиваю не риторически.       — Мм? — глядя на это чудесное тело, я внезапно забыл о ее вопросе. — Ах да... Ну... это был вопрос приоритета. Он хотел всего лишь поесть, а я хотел выжить. У нас была разная мотивация.       — Ты шутишь.       — Нет, — я протянул руки, погладил ее грудь, слегка сжал, чувствуя, что мне становится совсем не до разговоров, — Я был испуган, хотя глупо было бы не бояться когтя смерти. Но страх оказал мне услугу, — несколько напряженно усмехнулся я, — Я от испуга стал быстрее. И, может, сообразительнее. Мне просто повезло живым оказаться у него под лапами... Он атаковал, а я, оказавшись у него под брюхом, умудрился обычным ножом вспороть его. Ну, может, не обычным, а очень хорошим ножом... Это, — я чуть повернул голову, указывая на шрам, убирать руки от ее груди вовсе не хотелось, — от того, что он просто слегка меня задел.       Маленькие ладошки легли поверх моих рук, неторопливо ласкавших ее грудь. Но моя принцесса не пыталась сдвинуть их — наоборот, прижала к себе теснее.       — Тебе было больно...       — У него очень острые когти. Когда режут, даже не замечаешь, — ответил я, со странным чувством услышав сочувствие в ее голосе. — Потом... было. Если на то пошло, то причин ненавидеть медиков у меня было намного больше, — криво усмехнулся я. — Коготь смерти порезал меня один раз. Эти же резали на протяжение многих месяцев.              Я знал, что Нора принадлежит мне — так было всегда. Когда она лежала в моих объятиях, едва способная дышать, когда сбегала на другой край Пустоши, когда возвращалась... Моя сказочная принцесса нуждалась во мне, жаждала меня душой и телом — настолько отчаянно, что страшилась сама своего желания, своей потребности во мне.       Однако смутная тень Данса всегда присутствовала где-то рядом с ней. Пусть даже сам он уже исчез из ее жизни — я знал его достаточно, чтобы был уверенным в этом. Он понял меня — в противном случае я просто ликвидировал бы его сам, и мы оба знали, насколько я был к этому близок.       Щепетильностью я не страдал, как и робостью или сентиментальностью.       Но не страх заставил его уйти — Данс никогда не был слабаком и трусом. Напротив, я мог бы с полной уверенностью назвать его истинным паладином Братства Стали. Образец стойкости, выдержки и хладнокровия, он мог бы быть примером многим солдатам Братства, если не всем.       Он ушел ради нее.       «Данс? Это был он?» — спросила она, разом ответив на множество моих вопросов. Я не желал слышать это имя, а из ее уст тем более. Но услышал — и призрачная тень чертова синта снова упала между нами.       И сумрачное бешенство затуманило мой разум...       — ...а что подумала Хэйлин, вообще трудно представить, — проговорила Нора, нервно застегивая форму — и после всего та сидела на ней, казалось, еще теснее. Никогда бы не подумал, что офицерская форма может так восхитительно обтягивать женское тело.       Я откинулся на спинку кресла, разглядывая ее, и наслаждался расслабленным удовлетворением, таким необыкновенным и нечастым... Горячка недавнего боя, тяжелое кровавое похмелье, злость и усталость — всё вылилось в этот дикий взрыв страсти. И разрядка была невероятной, немыслимой.       «Моя потрясающая девочка... Я сотру Данса из твоей памяти».       Никому не позволено трогать то, что принадлежит мне.       Она повернулась ко мне, сцепила пальца перед собой. Взгляд больших глаз мерцал и переливался.       — Ты вытащил меня на глазах у всего отдела, — произнесла она, — Это было... унизительно.       Я не спеша кивнул, соглашаясь. Её архаичная чистота... Черт возьми, до чего же это возбуждало! Я не насытился ею — мне хотелось не спеша раздевать ее, медленно ласкать, видеть, как ее кожа покрывается испариной, а тело изгибается, умоляя продолжать... Потребность погрузиться в это чудесное тело была сродни физической боли, ощутить теплую мягкую глубину, излиться в пульсирующие вожделенные женские тайны — они стали сродни наваждению.       Но не сейчас.       — Они же всё поняли, — сказала Нора и мерцающий взгляд, метнувшийся в сторону и вернувшийся ко мне, ясно дал понять, что она думает совсем о другом.       — Да.       Вместо ответа я поднялся с кресла и притянул ее к себе. Нора ахнула от неожиданности и уперлась руками мне в грудь, но сдалась — и сломать ее сопротивление было совершенно неповторимым удовольствием. Прерывистый вздох, похожий на стон, коснулся моих губ теплым дыханием — и я поймал его, закрыл ей рот поцелуем. И потом не спеша упивался им, ласкал ее губы. Проникал в ее рот, глубоко, нежно — снова, и снова, и снова, пока моя принцесса не обняла меня еще крепче. Ее ногти вцепились в мои плечи, бедра качнулись, прижались ко мне... но я неохотно отстранился.       — Артур... — прошептала она, едва смогла перевести дыхание. — Скажи мне...       — Молчи! — я приложил палец к ее губам. Меня, в отличие от остальных, лучше было не спрашивать, потому что я понял, что она хочет знать, — Сейчас возвращайся к работе.       Лицо Норы на секунду окаменело. Но — лишь на секунду. Она не сдвинулась с места, и я почти явственно ощутил, как она напряглась.       — Зачем тебе Данс? — спросила она. Взгляд, который только что был нежным и туманным, наполнился острой злостью. — Ты обещал не трогать его!       — И я держу свое обещание.       — Артур...       Внезапный яростный порыв захлестнул меня тяжелой волной, накрыл в считанные мгновения — и я ударил кулаком в косяк двери. Рядом с головой Норы.       Прогнулся металл, бетон треснул, на пол посыпалась дорожка из крошек. Нора вздрогнула, сдавленно вскрикнула, когда я качнулся к ней в бессознательном порыве задавить своей волей. Влажные глаза оленёнка испуганно расширились — но она не шевельнулась. В тот момент злость и ревность накрывали меня с головой — черт, да за один только этот ее вопрос о нем я убил бы Данса прямо сейчас!       — Никак не бросишь спасать его? — непроизвольно я схватил ее за плечи и встряхнул. — Черт бы тебя побрал, девочка, неужели ты не понимаешь, что сама подписываешь ему смертный приговор?       — Я не...       — Молчи!       Какое-то внутреннее буйство рвалось внутри и металось, перемешиваясь с внезапно проснувшимся желанием. Даже не верилось, что оно было только что утолено. Я глубоко вдохнул, пытаясь сдержаться, но меня коснулся запах ее волос, и злой восторг током крови толкнулся к паху.       Мерзавка! Как она умудрялась настолько вывести меня из себя? Сейчас я хотел лишь одного — сорвать с нее эти ненужные тряпки, бросить на постель и любить, не отпускать до тех пор, пока она не забудет собственное имя! И — проклятье! — я был настолько близко к этому...       — Данс связался со старшим скриптором Хэйлин, — сказал я, отодвигаясь от Норы, — Он нашел способ проникнуть в лабораторный комплекс.       — Телепортационные координаты?       Если бы я не сообщил ей это, то рано или поздно мне пришлось бы пожертвовать своими людьми. Ради спасения кого бы то ни было безумное упорство этой женщины могло перевернуть всю Пустошь.       — Да.       Нора чуть помедлила. Злость, чуждая взгляду с поволокой, уходила из ее глаз, но теперь на ее лице отражались разом все эмоции — и я поймал себя на мысли, что пытаюсь угадать, что она чувствует. Внезапно она качнулась, двинулась ко мне сама, словно решилась на что-то.       — Артур, — она порывисто обняла меня, прижалась всем телом, спрятала лицо у меня на груди. — Артур, прости меня... Прости.       И стремительно выскользнула из моих рук и вышла, оставила меня в оцепенении и отчетливом ощущении того, что я ослышался.