Великое начинается с малого

Клинок был ненасытен. Он пил, пил и едва ли не захлёбывался в чужой крови. Сверкающий металл начал приобретать мутный розовый оттенок, но у Рейны не было времени, чтобы привести своё оружие в надлежащий вид. Ресифи начал наполняться португальскими шпионами и предателями, которые с каждым днём всё смелее выходили на улицы и порой даже не скрывали своего нахождения. Ассасина встречали едва ли не с улыбкой на устах, как друга, который опаздывал и наконец появился. Девушка, кряхтя и чертыхаясь, тащила тяжёлое тело мужчины. Прислонив его спиной к стене, Кабрера тыльной стороной ладони провела по лбу, стирая капли пота. Солнце нещадно жалило своими яркими лучами. Все люди старались не высовываться из своих лачуг, а вся живность попряталась по тёмным щелям или скрывалась в тенях. Обыскав труп, девушка ничего не нашла, что немало её удивило. Обычно она возвращалась в штаб с различными «весточками» от португальского правительства, но сейчас все карманы шпиона оказались пустыми. Вздохнув и нахмурив брови, Кабрера осмотрелась. Залезать на раскалённую крышу совершенно не хотелось, поэтому Рейна решила, что пойдёт дворами. Кабрера была осторожна. Уходя с пустыми руками, девушка понимала, что за всем этим стоит что-то страшное. Может, шпион уже смог отдать донесения, но Рейна вела слежку уже несколько дней, и мужчина постоянно был один, даже в пабе, куда он частенько наведывался, ни с кем не контактировал. Поэтому оставался только один вариант — у него и не должно было быть нужных сведений. Это был даже не шпион. Обычный португальский солдат, который уже ходил по улицам Ресифи, неся свою службу. Кабрера про себя выругалась. Португальцы начали вести себя слишком нагло. — Португальцы ведут себя слишком смело, — сказала Рейна, как только зашла в штаб. — Боюсь, что скоро их будет ещё больше. Кабрера застала Фредерику за чтением письма. За недели лицо женщины осунулось, под глазами появились тёмные круги, выдававшие бессонные ночи, проведённые за раздумьями. Но Адлер держала себя в аккуратности: её одежда была без единой складочки, а белокурые локоны заплетены в неизменный пучок. — Они лезут, словно крысы из щелей, — прошипела Фредерика, откладывая записку в сторону. В рядах повстанцев уже начало зарождаться сомнение о их победоносном положении, но никто не желал высказывать своё мнение женщине. Она и сама уже прекрасно была об этом осведомлена. Американцы так и не высылали свою помощь, а Португалия всё ближе подгоняла к городу свою армию. Фредерика как могла удерживала власть революционного правительства, цепляясь за хвост Свободы всеми силами. — Пока на шпиле развевается наш флаг, мы будем бороться! — горячо выпалила Рейна, в её глазах горел огонь сопротивления. По лицу Фредерики пробежала тень улыбки. Может, испанке это всего лишь показалось, но это видение заставило девушку приободриться. Её губы растянулись в ответной улыбке. Ей начинало казаться, что отношения с наставницей начинают налаживаться. Но Кабрера продолжала вести себя аккуратно и не нарываться на неприятности, как хотело все её существо. — Я рад, что вы верите в нашу идею, — поступь Жоао Пессоа была, как у кошки, поэтому Рейна слегка вздрогнула, когда услышала его голос за спиной. Падре скромно стоял у двери, держа в одной руке миниатюрную книжку. «Библия», — мелькнуло в голове у девушки. Другая рука была заведена за спину. Рейна приветливо поклонилась мужчине и хотела было удалиться, догадываясь, что сейчас пройдёт разговор, который обычному «рядовому» слышать не положено. Но Пессоа остановил девушку. — Останьтесь с нами, сеньорита, — на столе появилась бутылка из тёмного стекла. Гадать о содержимом не приходилось. — Думаю, сеньора Адлер не будет против, если я угощу вас бокалом сухого красного. Кабрера была поражена такому предложению и ни за что не отказалась бы от приглашения, тем более от уважаемого человека, как Жоао. Девушка с надеждой посмотрела на Фредерику. По лицу женщины не скажешь, о чём она думала, но после нескольких секунд молчания махнула рукой. Подойдя к небольшому книжному шкафу, полки которого ломились от книг, всевозможных рукописей и свитков, Адлер раздвинула несколько толстых фолиантов, и за ними оказалось несколько стаканов. Рейна удивлённо изогнула брови. — Ты этого не видела. — Рейна подумала, что эта фраза должна была сказана в шутливом тоне, но по многозначительному взгляду и холодности лица Фредерики девушка решила, что действительно стоит стереть этот фрагмент из памяти. Протерев пыльные стенки подолом белой рубашки, выглядывающим из-под темно-синего жилета, женщина поставила их рядом с бутылкой. И вскоре стаканы были наполовину полны красной жидкостью. — За нашу веру и силу духа! — предложил тост падре. Стекло стукнулось об стекло, губ коснулось вино. Напиток приятно обжёг горло. Раньше девушка пробовала только вино лучшего качества, выдержанное не менее десяти лет, и только с лучших виноградников Испании или Франции. Но каким бы ароматным, приятным на вкус ни было то дорогое вино, оно никогда не вызывало таких тёплых ощущений, как в ту минуту. Грязные стаканы, вино непонятного происхождения, небольшая комнатушка и священник с ассасинами. Кабрера подумала, что никогда не была так довольна, как сейчас. Но несчастье уже стояло за порогом, стуча в дверь и заставляя всех нервно вздрагивать. Фредерика, нахмурившись и вытерев губы тыльной стороной ладони, хотела было уже пройти к двери, как та сама отворилась, и в комнату вбежал повстанец. Весь потрёпанный, с отдышкой, он не мог сказать и слова. Адлер хотела было возмутиться: она не любила, когда её тревожили без приглашения, как молодой человек сказал лишь одно слово: — Португальцы… Переглянувшись, оба ассасина выбежали на улицу. Нельзя было терять время попусту. Дорога была каждая секунда. Спёртый горячий воздух уже был пропитан напряжением и надвигающейся угрозой. Издали были слышны выстрелы. Найти очаг столкновения не составит большого труда. Адлер решила, что лучше будет подойти к врагу с крыш, чтобы убрать стрелков, если они будут, и оценить ситуацию. Рейна не возражала, но черепица была настолько горячей, что девушка чувствовала жар даже через подошву сапог. Она не могла представить, что испытывала Адлер, ведь на её ногах были лишь лёгкие прорезиненные тапочки. Накинув капюшоны, женщины приблизились к месту стычки португальской армии и городского сопротивления. Кабрера с жалостью смотрела на бедных мужчин, которые свободолюбиво отбивались от наступающей шеренги солдат. И далеко не у каждого в руках было ружье или мушкет; в лучшем случае, в бой шли с вилами или топором, а в худшем — с голыми руками. — Им нужно помочь, — Рейне не терпелось спрыгнуть с крыши и вступить в бой, но Адлер остановила её, удерживая за кисть. — Не будь так опрометчива, — наставнически укорила девушку Фредерика. — Эти люди сдержали первую волну нападения. Но что они будут делать, если нахлынет вторая? Кабрера, поджав губы, смотрела на обычных людей, которые сейчас умирали за свою свободу, за свободу своей страны. Она верила, что могла бы им помочь, взвалив и на свои плечи такую ношу. Но и в словах Фредерики была истина: Рейна уже ничем не поможет, если нахлынет вторая ударная волна. Сначала было принято решение обойти основное сражение и посмотреть, что творится в тылу у врага. Рейна по пятам следовала за наставницей, не отставая и стараясь не производить лишнего шума. Многочисленная португальская армия всё сильнее напирала на сопротивление, и взятие города было совсем недалеко. Рейна хотела действовать, но Фредерика, казалось, совершенно не спешила. — Мы можем опоздать, — нетерпеливо шептала Кабрера. — Имей терпение, — отвечала Адлер. Продвигаясь по крышам вперёд, ближе к границе города, женщины поняли, как португальская армия с лёгкостью пробралась в Ресифи. Перед Рейной высились каменные уплотнённые стены форта, только вот на шпиле развевался португальский флаг, а по балконам бегали вражеские мундиры. — Вероятно, там и обосновалась вражеское подкрепление, вместе с военачальником, — девушка не видела лица Адлер, но голос той звучал напряжённо, почти отчаянно. — Так выгоним их, как сделали это несколько месяцев назад, — не сдавалась Рейна. — Тогда Португалия не ожидала, что в Ресифи будет восстание. Армия была малочисленна, и припугнуть её не составило труда. А сейчас перед нами люди, знающие, на чьей стороне перевес сил. — Но за нами сила, но другая — духовная! — Одной верой не выиграть войны. — Пока люди верят в свои идеалы, в то, за что они сражаются, мы сможем одолеть любую армию. Фредерика раздражённо мотнула головой, но ничего не ответила, видимо, посчитав, что их пререкание занимает драгоценное время. Рейна и сама это понимала, поэтому не стала продолжать спор, который быстро разжёг в ней бунтарский дух. — Будем аккуратно пробираться внутрь форта, — теперь от тембра наставницы веяло холодом, пронизывающем до костей, — и вернём крепость обратно. У нас нет другого выхода. Последние слова Фредерика проговорила скорее для себя, чем для Рейны, так как они звучали на порядок тише. Такой план вполне устраивал испанку: каждая клеточка её тела желала действовать, бежать вперёд и сражаться. Но всё простым казалось только на первый взгляд. Спустившись с крыш, ассасинкам предстояло преодолеть широкую дорогу, рядом с которой велось сражение, а также высокие каменные стены; с башен форта вели обстрел стрелки, чьи зоркие глаза следили за каждым неверным движением противника. Фредерика шла первой, прощупывая почву. Рейна была вынуждена признать, что с ролью лидера в такой ситуации она сама бы вряд ли справилась: девушке было проще пойти ва-банк, чем сделать всё тихо и бесшумно, а также не привлекая внимания. А с бесшумной поступью и скрытным прохождением Фредерика справлялась как нельзя лучше. Если на две крадущиеся тени и обращали внимание, то это было последним, что видели глаза солдат, прежде чем ловкие руки обвивали их за шею или же сталь разрывала сонную артерию. Хоть борцы за свободу Ресифи и привлекали внимание солдат, остаться незамеченными женщинам не получилось. Преодолев дорогу и прикрыв своё наступление дымовыми гранатами, женщины, используя свои умения, начали взбираться по стене, используя даже малейший выступ. Благо, форт оказался достаточно старым, чтобы в камнях образовались щели. Рейне хотелось поскорее ворваться внутрь, и это желание подкрепила пуля, просвистевшая рядом с её головой. На секунду опешив, девушка остановилась и повернула голову в сторону, хотя прекрасно знала, кто в неё целился. Стрелки уже обнаружили непрошеных гостей. Фредерика рыкнула не отставать, и Кабрера решила, что даже секунда промедления будет стоить ей жизни, а умирать так бесславно и глупо юной революционерке не хотелось. Приложив все усилия и скрипя зубами, Рейна смогла добраться до конца стены. Фредерика, спрыгнув на небольшую деревянную площадку, уже ринулась устранять стрелков, не дожидаясь напарницы. Португальцы основательно подготовились к штурму города, поэтому форт был полон вражеской армии. Девушка, быстро оценив ситуацию, решила действовать немедленно. Она уже хотела было спрыгнуть на землю и ринуться к большим двустворчатым деревянным дверям, как тут её одёрнула Адлер, схватив за кисть. — Сначала командир, — будто прочитав мысли испанки, сказала наставница. — Он пока не должен знать о нашем визите. Как только устраним его, то откроем проход и покончим с его отрядами. Кабрера беспомощно посмотрела в сторону единственного входа в форт и поджала губы. Если бы она действовала одна, то непременно воспользовалась бы отвлекающим манёвром, чтобы солдаты больше занимались проблемой прорывавшихся повстанцев, чем обращали внимание на силуэт в капюшоне, что быстро передвигался в сторону одной из центральных башен. Но не подчиниться Рейна не могла. Кивнув, ассасин последовала за Фредерикой. Занимая позиции на крыше, предварительно зачистив местность от стрелков, женщины ждали. Если Рейна ждала приказа, то желания Фредерики испанка разгадать не смогла. Но цель сама шла убийцам навстречу. Из дома, на котором пригнувшись сидели ассасины, вышел немолодой, слегка полный мужчина с проседью на черных волосах. Золотые эполеты на плечах и ордена на груди выдавали в нем местного военачальника. — Лобо… — прошептала Адлер, но Рейне эта фамилия ни о чём не говорила. — Ресифи всегда был буйным городом. Люди здесь и вправду революционно настроены. Но почему сейчас? — тем временем размышлял мужчина, говоря то сам с собой, то со своими подчинёнными. — Португалия даровала Бразилии статус королевства, облагородила их жалкие лачуги, позволила вести свободную торговлю, что только дало толчок процветанию, а они? А они ненасытные животные, которые укусили за руку доброго хозяина, протягивавшего еду. Вот и вся благодарность за милость короля. Кабрера не знала, как поступить. Цель была прямо под ними, но Адлер медлила. Задумчиво придерживаясь за подбородок, Фредерика качала головой. Коснувшись плеча наставницы, испанка кивком головы указала на стоявших внизу людей. Её торопливые движения выдавали в ней натянутые до предела нервы и желание действовать. Но Лобо был не один, а в окружении четвёрки офицеров. Тем временем за стенами форта послышался победоносные крики и свисты. По тяжёлым вратам замолотили. Сердце девушки замерло. Неужто это её собратья по идее одержали победу, надавили на португальцев, и те, трусливо поджав хвосты, бежали обратно, в ненадолго вырванный оплот? Португальцы начали спешно открывать двери и уже во внутрь начала входить армия. Но разве поражённые улыбаются? — Уходим, — резко сказала Адлер и уже развернулась, чтобы покинуть позицию. Кабрера замерла же на месте. Как «уходим»? Не может быть! Мишень так и маячит перед носом, только прыгни и активируй механизм скрытого клинка! А сбежать уж как-то Рейна сможет, израсходует пару дымовых бомб и растворится в тумане, как делала это ранее. Почему Фредерика решила отступить? Не лучше устранить Лобо сейчас, даже несмотря на все факторы, игравшие против ассасинов, нежели потом разгребать последствия? — Не смей, — предупредила Фредерика, смотря на застывшую Рейну. — Прыгнешь вниз — в штаб можешь не возвращаться. Но промедление даже в несколько секунд дало о себе знать. Лобо, поправив усы, направился в сторону ворот встречать победителей. Смотря на постепенно удалявшуюся фигуру генерала, девушка не могла поверить, что не смогла набраться смелости и спрыгнуть.

***

Осада началась около недели назад. Португальские войска окружили город со всех сторон, даже морская гавань была заполнена вражескими суднами. То и дело происходили мелкие стычки на окраине Ресифи, но это, казалось, делалось лишь ради забавы, разминки уставших мышц и костей солдат. Португалия вела совершенно иную игру — хотела взять измором. Многие покинули революционное движение из-за опасения за свою жизнь и уже пытались найти лазейки, ведшие прочь из города. Прибыльный торговый городок и центр бунта пустел на глазах. Сейчас на улицах уже нельзя было встретить людей, лица которых светились воодушевлением и желанием борьбы. Люди вообще перестали выходить из своих домов. Но штаб продолжал работать. Адлер всеми силами пыталась удержать власть, отказывалась под любым предлогом снимать с флагштока флаг и сдавать город. Велела бороться до конца. Но Кабрера слушала наставницу с какой-то толикой раздражения, так как в словах Адлер слышала лишь фальшь и лицемерие. Как человек может призывать людей продолжать сражаться дальше, если совсем недавно велел отступать, упуская прекрасную возможность хоть немного, но подмешать карты врагу? — Сдача города неизбежна, сеньора Адлер, — говорил Теотонио, один из председателей революционного движения. Ранее Рейна не особо замечала этого долговязого мужчину с острыми чертами лица, так как тот предпочитал отмалчиваться, а если и говорил, то только поддерживая мысли остальных. Но сейчас, в самый неподходящий момент, он решил подать голос. — Мы не сможем выдержать. У португальской армии и припасы, и вооружение, а у нас вилы да пустые склады! Адлер громко стукнула кулаком по столу. — Надо будет, я буду есть траву, чтобы у меня были силы держать вилы в руках. Ведь именно с ними я пойду на португальского солдата. — Голубые глаза женщины горели холодной злостью, а губы были плотно сжаты в тонкую нить. Ответ был более чем исчерпывающий. После собрания, которое лишь усилило разногласия внутри временного правительства, Рейна решила пойти к человеку, который уж точно должен был направить революционное движение в нужное русло. Жоао Пессоа не было в штабе, поэтому девушка направилась в церковь. Божий дом встретил ассасина привычной тишиной, лишь звук шагов гулко отражался от стен с потёртой белой краской. Девушка решила подождать мужчину на одной из скамей, ведь тот наверняка услышал скрип двери и в скором времени выйдет. Но даже спустя полчаса Пессоа так и не появился. Кабрера, нахмурив брови, встала и направилась прямиком в келью. Она сейчас не думала о правилах приличного тона, ведь сердце отбивало неровный ритм. Что-то было не так. Небольшой коридорчик, который вёл прямо в монашескую обитель, казался сейчас непомерно узким, девушке даже показалось, что неровные стены начали медленно сужаться, суля раздавить. Дойдя до двери, Рейна постучалась. Но дверь оказалась не заперта и с тихим скрипом приоткрылась, показывая через тонкую щёлочку сумрачное помещение. Несколько секунд испанка не решалась войти в комнатушку, но потом, выдохнув, толкнула дверцу. В груди всё сжалось, словно желая выдавить из недр сдавленный вздох ошеломления. Карие глаза жадно уставились сначала на верёвку, свешанную с небольшой деревянной перекладины под потолком, потом на подвешенное в нескольких сантиметрах над полом тело. Рейне приводилось видеть смерть. От пули, которая могла отнять жизнь даже с большого расстояния, от клинка, который потом багровеет от крови; приходилось даже видеть утопленников, чьи тела разбухали до неузнаваемости. Но сейчас девушка не могла сдвинуться с места от испуга и неприятного чувства потерянности. Такое она испытывала всего несколько раз за всю жизнь и рассчитывала, что дело Братства сможет ожесточить её, Кредо вытеснит из неё лишние эмоции, но Судьба любит играть с жизнями, вертеть их, ставить в неудобные положения и под разным углом. И Рейну это не обошло стороной. На дрожащих ногах, ассасин медленно подошла к повешенному. Активировав механизм клинка, девушка с трудом подпрыгнула и обрезала верёвку. Тело грузно рухнуло на пол. Кабрера не любила прикасаться к телам мёртвых, даже обшаривать их по карман было для неё сложной задачей. Но сейчас она не боялась, не испытывала отвращения. Сидя на коленях, она перевернула мужское тело на спину. Жоао, казалось, никак не изменился в лице. Только цвет кожи казался каким-то землистым, а шею окольцевала бардовой змеёй тонкая полоса. После оглушающей пустоты, в голове оглушающим роем проснулись сотни мыслей. Но вопрос «Почему?» звенел чаще и громче всех остальных. Пессоа был единственным человеком, как казалось Рейне, который видел мир таким, какой он был, и принимал его как есть. Всегда говорил, что нужно терпеть, бороться, стараться не опускать руки. Падре должен был быть последним человеком, который смог бы от отчаяния полезть в петлю. Революция пошла под откос: большинство сторонников бежало, значительный перевес сил был на стороне противников, люди уходили на смерть ради своей идеи, и их жизни обрывались стремительно, мгновенно под штыками португальцев. Такое подкосило бы даже самого крепкого лидера, но разве не Жоао Пессоа говорил испанской девчонке в исповедальне не сдаваться? Разве не он рассказывал поучительные истории и велел преодолевать любые трудности? Разве не его лицо светилось от воодушевления, когда в комнате, при свете свечей, он показывал флаг — символ Ресифи и свободолюбия его жителей? Что теперь правда?

***

Смерть падре вызвала такой разрушительный эффект, сравнимый лишь с сильнейшим землетрясением. Земля действительно будто ушла из-под ног у повстанцев. Люди лишились опоры, фундамента, на чём стояли стены революции, и теперь здание было обречено на разрушение. Главный источник веры иссяк. — Мы должны провести переговоры! — настаивал Теотонио. — Иначе последствия будут необратимыми. Мы предложим мир, и, может, португальцы сохранят нам жизнь. Адлер устало покачала головой, на мгновение прикрыла глаза. Власть выскальзывала у неё из пальцев. Если революция раньше была крепким мечом, чья рукоять идеально подходила её ладони, то сейчас она больше напоминала воду, которую нельзя схватить, как сильно бы ты этого не желал. Рейна видела, как было сложно принимать решение ассасину, но ничем не могла помочь. Людей, потерявших веру, сложно уже направить по прежнему пути. Женщина, собрав всю свою гордость, выпрямилась, смотря своему оставшемуся окружению в лицо, но ничего не сказала. Она приняла поражение, но ещё не была готова его озвучить. Этот момент Кабрера вспоминала на следующий день, сидя на корточках на одной из крыш. Стыд с новой силой охватывал её, дёргал своими скользкими пальцами за ниточки души, заставляя сомневаться, приходить в замешательство. Испанке не верилось, что все труды, которые они сделали, пропали просто так. И сейчас, с болью смотря на небольшой отряд под предводительством Теотонио, девушка отказывалась верить в происходящее. На следующий же день, в жаркий майский день, несколько добровольцев вызвались идти к границе, к португальскому командованию, выпрашивать мир. Выклянчивать, умолять о пощаде. Но Кабрера не верила в милость колонизаторов. Как и Фредерика, которая и приказала девушке следовать за группой и в случае чего применить силу. Вот они у форта. Португальские солдаты, наставив на безоружных людей свои ружья, сначала не хотели пропускать внутрь «дипломатов», но после поступления команды ворота были открыты, и революционеры прошли внутрь. Девушка пыталась найти лазейку, чтобы пробраться внутрь, но всё было тщетно — больше не было отвлекающего манёвра в виде военных действий, когда всё внимание было нацелено на сражение, да и ставить на кон жизнь Теотонио было рискованно. Пришлось дожидаться их на крыше и внимательно следить за атмосферой, настроением армии и форта в целом. Падших революционеров не было более часа. Девушка начинала беспокоиться, боясь, что переговоры могли закончиться далеко не миром. Но Теотонио в окружении своих помощников вышел из форта целым и невредимым. — Они отказали, — голос мужчины дрогнул. — Отказали. Предложили такие унизительные условия, что язык не поворачивается их повторять. Генерал Лобо, чёртов прохвост! Зачем ему нужны сделки, выполнять чьи-то просьбы, если победа уже у него в кармане? Находившиеся в комнате затаили дыхание. Адлер молча стояла у стены, а выражение лица скрывал полумрак помещения. Рейна, опустив голову, с поганым ощущением поражения прокручивала в голове слова революционера. — Нужно оставлять город, иначе наши головы полетят с эшафота, не хуже, чем в Париже!

***

Кабрера подняла взгляд. Разум говорил, что это единственный выход из ситуации, но сердце болело, кричало, что нельзя оставлять всё так. Это был первый раз в жизни девушки, когда она нарушила прямое приказание своего начальства. Под темным покровом звёздной ночи девушка выпорхнула из окна на первом этаже. На душе было неспокойно. Правильно ли она поступала? Не усугубит ли она и так шаткое положение повстанцев? Но не привыкшая отступать Рейна мелкими перебежками двигалась по городу: от дома к дому, от стены к стене, скрываясь в темных закоулках и прячась в тени пальм. Генерал Лобо должен был умереть. И ассасин ужасно корила себя за то, что тогда не смогла осмелиться нарушить указание. Один её прыжок смог бы определить положение восстания. Умерев, португальский генерал не смог бы отдать приказ о взятии города в осаду, а, возможно, новый военачальник смог бы согласиться на мирные условия повстанческого правления. Наверняка и Жоао Пессоа был бы жив, а народ не потерял своей цели. Рейна была настроена исправить свою ошибку. «Хуже уж точно не может быть… Хуже уж точно не может быть». — мысленно прокручивала эти слова Кабрера, словно стараясь убедить себя, настроить на решительный лад. Девушка не хотела, чтобы это восстание запомнилось, как позорное поражение. Лучше она хотя бы попытается что-то сделать, нежели будет трусливо паковать свои вещи в узелок и бежать из города. А смерть… Она и так её найдёт, думала Рейна. Умереть пытаясь — не такой уж и плохой конец. Приближаясь к свой цели, Кабрера решила начать наблюдение с крыши, излюбленного места слежки орлиной братии. Вот и форт, чьи стены за несколько недель успели увидеть и кровь, и радость победы, и горесть унижения. И сейчас этим стенам придётся увидеть ещё одно убийство. Маленькие огоньки в факелах около ворот слабо освещали землю, но этого было достаточно для того, чтобы девушка смогла разглядеть четверых солдат в тяжёлых доспехах и с острыми копьями в руках. Не то чтобы ассасин хотела войти через парадную дверь, просто лишний раз убедиться в охране входа не помешает. Бегло осматривая стены на наличие стрелков, девушка думала о том, как лучше ей пробраться во внутрь. Слабое освещение было ей на руку, да и запас дымовых бомб был достаточным для того, чтобы проникнуть в форт и потом выбраться из него. Но количество охраны настораживало. Избрав маршрут, которым она уже проникала в форт вместе с наставницей, девушка старалась не медлить. Хватит с неё отступлений. Но только она хотела спуститься вниз, как сзади послышался треск черепицы, которая будто предупредила испанку об опасности. Не желая мешкать и обнажив клинок, девушка резко развернулась, занося руку для удара. Рейна толком не смогла рассмотреть нападавшего, лишь разглядела чёрный капюшон и высокий, явно мужской силуэт, как её сильным ударом ноги отбросили, как дикую собаку. Не удержав равновесия, ассасин рухнула вниз. Благо, к зданию примыкал одноэтажный сарай, крыша которого была сделана из соломы, что смягчило удар. Но приземление было не таким уж и мягким, и Кабрера вскрикнула от боли, пронзившей правое плечо. Но на отдых времени не было, так как через несколько секунд девушка почувствовала, как неизвестный мужчина уверенно приземлился на крышу того самого сарая. Послышался спуск предохранителя. Он собирался добить её. Но Рейна так сразу, даже не предприняв попытки, сдаваться не собиралась. Рыча от ноющей боли, девушка настолько быстро, насколько могла, приподнялась и набросилась на незнакомца. Но тот, видно, был натренирован, даже натаскан на то, чтобы отбивать такие удары. Рейна была во второй раз откинута, но теперь уже на землю. Втянув сквозь зубы воздух, она всеми силами старалась не закричать. Падать второй раз на ушибленное плечо было не из приятных. Когда она стала такой слабой, что даже атаки нормальной сделать не может? Да и кто этот мужчина, который отбрасывает её в сторону, словно тряпичную куклу? Попытка встать не увенчалась успехом из-за раненого плеча, поэтому девушка, отталкиваясь ногами от земли и перебирая здоровой рукой, поползла назад. Ей нужно найти опору, чтобы встать на ноги и продолжить бой. На мгновение остановившись, она нервно начала шарить по поясу, ища подсумок с дымовыми гранатами. Задыхаясь от волнения, она нашла одну и бросила перед собой. Облако дыма начало обволакивать небольшое пространство внутреннего дворика, давая девушке небольшую фору. Спиной упершись в стену, Кабрера рукой начала помогать себе вставать, пальцами хватаясь за шершавую поверхность. Рейне оставалось только дотянуться до эфеса рапиры, чтобы она смогла продолжить бой. Всю свою юность девушка провела в тренировках на мечах вместе с отцом. Тот тренировал её жёстко, заставлял отрабатывать удары по несколько часов без перерывов. Привязывал её ведущую руку к телу и приказывал учиться парировать, используя только другую, менее натренированную руку. Сражаясь на мечах, Рейна была уверена, что сможет погибнуть не так постыдно. Но она не успела даже вынуть своего оружия из ножен, как в лицо прилетел ошеломляющий удар, настолько сильный, что ассасин подумала, что вот-вот потеряет сознание. Даже боль в плече показалась незначительной. Как? У неё было несколько секунд в запасе, прежде чем дым растворится. Закрыв лицо руками, девушка пыталась обороняться, но, прижатая к стене и с сильно ушибленным плечом, она мало что могла сделать. — Ты думала, что твой жалкий трюк с дымовой гранатой сможет остановить меня? — Акцент. Первое, что резало её слух — это был акцент. Сильный, яркий. Такой бывает только у человека, который наскоро пытался выучить язык, даже не тренировавшись в правильном произношении слов. Рейна же знала португальский почти так же хорошо, как и свой родной испанский. Они были похожи, поэтому в детстве девушка с лёгкостью освоила этот язык, а, оттачивая свои знания на протяжении многих лет, она почти смогла избавиться от акцента. — Как восстание смогло выстоять так долго, ассасин, если ты, её предводитель, не нанесла мне ни одного удара? Крепкие удары сыпались с разных сторон, и противник знал о слабом плече, стараясь прорвать оборону. Но девушка старалась держаться до конца, сжимая от напряжения челюсти и жмуря глаза. Она уворачивалась от атак, пытаясь перенять инициативу боя на себя, но все её удары были для противника такими же ощутимыми, как капля дождя для земли. Но скоро попытки Рейны были пресечены на корню. Мужчина ногой в тяжёлом сапоге сильно ударил девушку в правое колено. Девушка, не сдержавшись, вскрикнула от боли и не смогла устоять. Незнакомец отошёл в сторону, галантно предоставляя землю испанке для падения. Но Кабрера лишь опустилась на больное колено, шипя от боли. В глазах противно защипало. Правду говорил её отец. Самоуверенная девчонка, которой было не по плечу такое серьёзное задание. Неокрепший волчонок, попавшийся в ловушку охотника. Кто её просил действовать самовольно? Пелена самолюбия начала медленно спадать с глаз, и Рейна поняла, насколько она жалкая и слабая. Кабрера даже не была ассасином, а лишь дурой, считавшей себя частью Братства. — Моё имя — Доран Кормак, но в более узких кругах я известен как Охотник. Так это о нем говорил Густаво перед смертью. Самовлюбленный Охотник с удовольствием вынул из рукава свою главную карту, на лице которой и был изображен сам некий Кормак. Лицо девушки исказилось от мысли, что она узнала такую важную информацию, которая хоть как-то, но могла бы облегчить жизнь Братству. Ведь бороться с известным противником гораздо проще. Но какой теперь в этом толк? Послышался знакомый щелчок, и в свете луны блеснула сталь. — Спасибо за информацию, — прохрипела ассасин. — Перед смертью она была мне жизненно необходима. Да, может Рейна и была дурой, выскочкой, но она точно не была трусихой. Хоть все её тело дрожало, выпрямившись, девушка подняла взгляд, готовая встретить свой конец гордо. Но тут неведомая сила заставила её встать и броситься в сторону, спасаясь. — Стоп! — странный голос, будто в помехах, буквально обволакивал всё пространство. — Что ты делаешь, Клебер?