Душа моя рваная — вся тебе

Клэри злится на Алека; говорит, что на демона, только он-то знает, что это не так. Она злится на него и имеет на это полное право. Потому что он убил ее мать, потому что вырвал ей сердце, потому что его руки были в крови, когда она нашла его и труп Джослин. Она имеет полное право злиться на него. А еще она имеет полное право на то, чтобы причинить ему подобную боль. Демон в Изабель беснуется, требует разрушений, боли и хаоса. Но Клэри клинком бьет ее в спину, ударяет в лопатку, почти что в плечо. И спустя несколько минут видит этот потерянно-благодарный взгляд Алека. Отнять ее у него было бы чересчур. Этот взгляд Изабель не помнит, она жмется к брату, и голова кружится так, будто она в который раз ужасно перебрала в баре. Пол под собой практически не чувствует и собственное тело едва ощущает. Но когда спустя несколько дней она приходит к Клэри, чтобы удостовериться, что у той все в порядке, что та держится и не впадает в откровенную депрессию после смерти матери, ее застает в откровенный расплох фраза Фрэй. — Изабель, — говорит та совершенно серьезно, прижимая руки, сложенные под грудью, к себе крепче, — между вами с Алеком что-то есть, да? Изабель давит смешок, губы гнет в улыбке и смотрит с иронией, чуть нахмуривается. — Что? Клэри, прости, я не думала, что настолько сильно тебя швырнула тогда. Признаюсь, я вообще ничего не помнила из произошедшего, пока мне не сказали. Но тебе надо провериться, правда. Вдруг что-то серьезное, — и голос, тон снисходительный. Заботливый даже. Но Клэри продолжает стоять на своем. Уверенная, упрямая. И это начинает раздражать. Раздражать и отчасти пугать. — У меня глаза на месте, — продолжает она. — Когда демон покинул твое тело, когда ты лежала там, — и руками активно жестикулирует, — на полу без сознания, у Алека руки тряслись. Шаг вперед уверенный, каблуки стучат по паркету. — Я бы тоже за него переживала. Это естественно, Клэри. Мы брат и сестра. Ей хочется сказать, что та тоже стала бы переживать за Джейса. Но Изабель вовремя прикусывает язык. Замолкает, мило улыбается и думает, что хорошо все же, что с таким вопросом Клэри решила прийти к ней, а не к Алеку. Да и того все равно последние два дня нет дома. Будто под землю провалился; она соврет, если скажет, что не нервничает. — Но я же… — продолжает настаивать на своем Клэри. А Изабель не знает почему вдруг не выдерживает: — Придумала все себе? Как умно, Клэри. Грести под одну гребенку всех. Знаешь, не у всех такие душещипательные истории, кто-то умеет просто жить. Тихо и спокойно. Она обязательно попросит прощение через пару часов, иначе и быть не может. А когда Алек все же справится со своим чувством вины и вернется, она все расскажет ему. Все, включая то, что теперь каждое их движение в присутствии Клэри может быть неправильно расценено, что им надо вести себя осторожнее. Неправильно. Наоборот же, правильно. Она ведь все поняла. И Изабель знает, что была достаточно убедительной; но этой убедительности хватит только на время. У них все только на время. Но это не значит, что она позволит хоть кому-то причинить ему боль. Клэри на боль не похожа, скорее на маленькую занозу, которая может спровоцировать нарыв и загноение. Но «надо защищать Алека» въелось уже давно в сознание, в саму суть. Она не позволит, чтобы все вскрылось. Не позволит и все тут. Ведь это по нему ударит; так сильно, что он вряд ли сможет когда-то восстановиться.