Спящий (Sleeping Man)

Пятница 3. — Джек, поговори со мной. Джек! Джек Дэниэлс не отвечал. Лежа на левом боку, он сжался в комок, плотно обхватив себя руками. Последний час его жестоко трясло. Фергус и Эстель обменялись встревоженными взглядами. Женщина прижала грязную бутылку с водой к губам Джека, но он отвернул лицо. — Джек, я серьезно, — повторила Эстель. — Ты не ел и не пил ничего уже два дня. После того, как они нашли его, он ничего не делал, только спал: ночью — вместе с ними под мостом в небольшом сообществе бездомных, днем — на траве на берегу реки. Каждые несколько часов он поднимался и, как безумный, принимался ходить на своих костылях взад и вперед, но всякий раз заканчивал тем, что снова сворачивался в клубок на сырой картонной подстилке. — Ты со мной не говоришь, — сказала она. — Я вызываю 911. Это сработало. — Нет, погоди, — прохрипел Джек. Одна мысль о том, что ему придется иметь дело с врачом другой клиники, которому наверняка сообщили его имя и описание охотника за наркотиками, ужасала его сильнее, чем любой физический недуг, терзающий его прямо сейчас. Он знал, что никогда не сможет снова подвергнуть себя этому унижению. — Я в порядке, — возразил он. — Правда. Просто подхватил грипп. — Докажи это. Поговори со мной. Повисло короткое молчание. Эстель решительно поднялась на ноги, отодвигая молочную корзину, на которой сидела. Фергус отошел от костра, разведенного им внутри проржавевшей бочки из-под топлива, и встал рядом с нею. Оба пристально смотрели на Джека. — Ладно, хорошо, — Джек вздохнул и перевернулся на спину. Он лежал и думал о длинном списке улик и симптомов, который он записал на стене автобусной остановки и за который принимался всякий раз, когда ему удавалось сосредоточиться дольше, чем на несколько минут. Когда он заговорил снова, он задал единственный вопрос: — Вы любите расследовать преступления? — Что? — Расследовать п-преступления, — повторил он, стуча зубами так сильно, что едва мог внятно говорить. — Это такая игра. Я даю вам улики. Вы ра-раскрываете убийство. — Все, что угодно, — ответил Фергус, пожимая плечами. — Пока ты будешь говорить. — Хорошо… Вот ситуация. П-полиция находит тело в парке. Белый мужчина средних лет, небритый, неопрятный. Никаких документов. Рядом пустая бутылка из-под виски. Свидетели сообщили, что видели его ранее: он говорил невнятно, шатался и был дезориентирован — не знал, какой был день и год, не знал даже собственного имени. Одежда рваная и грязная, с запахом алкоголя. Без очевидных признаков тр-равмы... — Как же тогда он умер? — спросила Эстель. Джек замер, затем склонился над землей и содрогнулся в рвотном позыве. Ничего не вышло, даже желчи. — Аспирация… Захлебнулся собственной рвотой, — ответил он, когда сумел восстановить дыхание. — Бедняга, — с чувством произнес Фергус. Он поднял стоявшую у его ног бутылку бренди и отхлебнул из нее. — Да, — женщина забрала у него бутылку и сделала аккуратный глоток. — Но в чем тогда загадка? — Вопрос в том: кто он? И к-кто его убил? — Но ты сказал, он… — Молчать. Я говорю вам, это было убийство. — Как это может быть? Парень был пьян, захлебнулся собственной рвотой. Постоянно такое случается. — Нет. Вам нужно задать мне правильные вопросы. Понятно? А вы сразу же перескакиваете к выводам. — Хм, — сказала Эстель, почесывая голову. — Тогда у меня есть вопрос, — она ухмыльнулась. — Какой уровень алкоголя был у него в крови? — Хороший вопрос. Эстель получает серебряную звезду. Уровень алкоголя был: ноль. Здесь Джек слегка слукавил, полагаясь больше на субъективные симптомы, чем на объективные признаки. Он не знал, сколько промилле было у него в крови, но, тщательно изучая каждую крупинку информации за последний день, он, наконец, с легким потрясением понял, что на самом деле не мог быть пьян, когда полиция разбудила его. Не смотря на то, что у него имелись все объективные признаки алкогольного опьянения: неустойчивая походка, дезориентация, невнятная речь, — а так же некоторые субъективные симптомы: двоение в глазах, головокружение, — одной вещи все же не хватало. У него не шумело в голове, как это бывает при опьянении. Он был пьян, но не был пьяным. Он должен был выяснить это давным-давно, и он бы сделал это, если бы голова работала как следует, а не была набита ватой. Его сильно беспокоило осознание того, что спустя 48 часов он все еще не может концентрироваться на чем-либо достаточно долго, чтобы связать хотя бы две разумные мысли, не говоря уже о том, чтобы соединить вместе все точки. — Ого, — сказал Фергус. — Значит, вопрос теперь звучит так: что еще могло вызвать странное поведение, заставило его вырубиться и проблеваться? — Именно. — Легко, — ответила Эстель. — У него диабет, и... и кто-то дал ему слишком много инсулина. — Отлично, Эстель. Ты становишься довольно хорошим д-детективом. Диабет может объяснить нарушение его рассудка, а также диафорез. — Что? — Потливость. Извините… это…. — он прервался и, зарычав от боли, притянул правую ногу к груди, впиваясь пальцами в бедро. — Дыши, Джек, дорогой, — проговорила женщина, прикасаясь к его плечу. — Дыши. В конце концов он вздохнул и снова выпрямился. — Продолжай, — распорядилась Эстель, которая была полностью захвачена игрой. — Потливость пришла позднее. Он не потел, пока не прошло несколько часов с того момента, как он начал вести себя странно. Это важно. — Значит, это был диабет? — Задай правильный вопрос. Эстель наморщилась: — Какой у него был уровень сахара в крови? — Норма. Диабета нет, — еще одна хитрость, но ему не нужен был глюкометр, чтобы знать, что это не диабет. Если бы его поведение было вызвано изменением уровня глюкозы, его состояние бы стремительно ухудшалось, и уже наступил бы инсулиновый шок или даже кома. Господи, еще одна судорога. — Что еще? — прошипел он. — Ну же, давайте. Я уже сказал все, что вам необходимо знать! — Ладно, ладно, — сказал Фергус. — Держи себя в руках. Ты сказал, что нет очевидных признаков травмы. Полицейские что-то упустили? — И тебе — золотую звезду, Фергус, мальчик мой. Сзади на голове у него была небольшая шишка. — Любой посчитал бы, что он был пьян, вырубился и при падении ударился головой. — Именно. Но, так как мы знаем, что пьян он не был..? — Эй! — воскликнула Эстель. — Эй! Я поняла! Кто-то долбанул его по голове. При сотрясении всегда бывает рвота, не так ли? Да, и речь бывает странная, и видишь иначе — тоже. Фергус уставился на нее, открыв рот. — Я видела это как-то по телевизору, — пояснила Эстель. — Это было в мыльной опере. Шона — ну, того, ты знаешь, из «Все мои сыновья и любовники» — ударили по голове. Когда он очнулся, все было таким… — она помахала руками перед лицом, — все у него кружилось, понимаешь? Было нечетким. И он не мог вспомнить, кем он был и кем были другие. — Хорошо, и… — начал Джек, но Фергус его перебил: — Что с ним стало? Он когда-нибудь вернул свою память? — Его снова ударили по голове… — Ну, конечно, — пробормотал Джек. — …и тогда он вспомнил всех остальных. — Невероятно, — вздохнул Джек. — Гораздо вероятней, что второе сотрясение убьет его, — но его никто не слушал. Фергус хотел больше подробностей. — И тогда он снова порвал с Уинстоном? — Ага. Но не потому, почему бы ты подумал. Не потому, что он вспомнил, что этот парень был шлюхой. Оказывается, когда он проснулся, он больше не был геем. — Ты издеваешься! Получилось, что они выбили из него гея? — Прямо выбили из него. Он был гетеро не хуже Тетчер, — Эстель взмахнула руками. — Срань господня! — пробормотал глубоко впечатленный Фергус. — Ладно, — сказал Джек. — Такая амнезия — типичное телевизионное клише. Не скажу, что это невозможно, просто чрезвычайно редко… Но, бинго! Ты выиграла большую з-золотую звезду, Эстель. Сотрясение — единственное объяснение для физических симптомов. А сейчас… сейчас вопрос на миллион. Зачем кому-то бить его по голове? — Легко — чтобы ограбить его. У него не было документов. Они украли его кошелек, — произнес Фергус торжествующе. Он тоже хотел часть славы. — Ммм, — Джек сжал губы и с сомнением покачал головой. — Помните, как он выглядел? Почему кто-то ограбил парня, который выглядит, как б-бомж? Зачем рисковать обвинением в убийстве ради максимум двух долларов? Это их озадачило. Над их головами стихал шум машин, так как час пик подошел к концу. Фергус подкинул еще одну деревяшку в огонь. Эстель поднялась со своей молочной корзины и принялась расхаживать взад и вперед в узком пространстве между опорой моста и линией воды. — Итак, — заговорила она в конце концов. — Как ты и сказал, мы должны выяснить, кем он был. После этого мы узнаем, зачем его убили. Больше улик, пожалуйста. — Ничего, пока не зададите п-правильные вопросы. — Ты невозможный засранец. Хорошо. Опиши тело. Он принялся описывать, начав с того, во что был одет: — Грязная и рваная одежда, но дорогая. Двухсотдолларовые кроссовки. Четырехдневная щетина, но стрижка совсем недавняя и приличная. Шрам на шее. Шрам на животе в правом нижнем квадранте. — Какого типа шрам? Аппендицит? Ножевое? — Хирургический шрам, но не аппендэктомия. Еще есть небольшой шрам на спине. — Ага! — воскликнул Фергус. — Выходное отверстие. Это пулевое ранение. Два пулевых в шею и в живот! У чувака реально есть враги. Джек продолжал, никак не отреагировав: — Очень нетипичные солнечные ожоги: покраснели руки до границы с футболкой и задняя часть шеи, но не лицо. Лицо его было бледным. Фергус почесал затылок и нахмурился. — Это странно, — сказал он. — Не могу придумать никакого объяснения, если только он не был грабителем банка. В маске. Эстель тоже пожала плечами, так что Джек двинулся дальше, пытаясь полностью восстановить список, который он написал на стене автобусной остановки: — Одно плечо, правое, более развито, чем другое. Ногти на правой руке длиннее, чем на левой. Мозоли на кончиках пальцев левой руки, но на правой их нет. Мозоли на ладони и указательном пальце правой руки, — он остановился, давая им время впитать информацию и пытаясь отпить немного бренди из бутылки, которую ему предложили. Он поперхнулся — бренди, смешанный с кофе и сливками, оказался действительно мерзкий — и продолжил, на этот раз медленнее: — Последнее — очень скверный шрам на правой ноге, старше всех остальных. Выглядит так, словно он сражался с акулой. — Что могло вызвать такое? — Что угодно — от некротического фасциита, вызванного плотоядными бактериями, до тромбоза и инфаркта четырехглавой мышцы — кто знает? Может быть, бомба. Ясно одно: это делает ходьбу затруднительной или невозможной. Оба его компаньона молчали. Они обменялись многозначительными взглядами. Фергус заговорил: — Тогда не было ли там… каких-нибудь костылей возле тела? — Ничего. — Они украли и костыли? Это бессмысленно. — Согласен. Но они не крали его костылей. — Что? — Они украли его трость. — Как ты узнал, что у него была трость? Это жульничество, ты должен был сказать, если это так. — Не жульничество — дедукция, мой дорогой Уотсон. Мозоли на ладони, более развитое правое плечо, пострадавшая правая нога… равняется трость. Эстель немного прошлась, испытывая эту теорию: — Но он мог держать трость и другой рукой, почему бы и нет? Левой рукой. — Возможно, у него была причина этого не делать. Может, он был мнительным. Музыканты такие. — Музыканты? — спросили они хором. — О, погоди. Погоди. Я понял, — сказал Фергус, зажимая в руках воображаемую гитару. — Указательный палец на правой руке для перебора. Мозоли на левой руке от струн. Он играет на гитаре. Может, он рок звезда. — Это подходит, — признал Джек. Фергус постучал себя по подбородку: — Ты что-то утаиваешь, Джек. Ты скрываешь информацию? Важную улику? Я прав, не так ли. Как ты там это назвал? Диурез? — Диафорез. Потливость. — Ты сказал, что она началась позднее. То есть, это не последствия сотрясения. Потливость и рвота, — он беспокойно посмотрел на Джека. — У тебя... я хотел сказать, у него проблемы с наркотиками? — Джек не ответил. — Следы от уколов на руках? — Фергус вытянул одну руку Джека, но он выдернул ее. — Между пальцев ног? — Он был наркоманом, Джек? — Нет, — но Эстель и Фергус глянули на него скептически. — Ну хорошо, возможно, и был. Возможно. Информация была... неубедительной. — Смотри, потому как, если он был наркоманом, это могло бы объяснить некоторое дерьмо, — сказал Фергус и приблизил ладони к огню, чтобы согреться. — Ты сказал, что память теряют при сотрясении чрезвычайно редко, да? Джек, который сейчас дрожал, просто кивнул. — Что ж, хорошо, — продолжил Фергус. — У меня есть объяснение получше, почему он был так дезориентирован и не мог вспомнить свое имя, — он подождал, пока все обратят на него свое внимание. — Сотрясение плюс… посттравматический синдром, — закончил он драматично. Когда никто не отреагировал, он добавил: — Ясно, как день, что чувак был ветераном, ветераном войны в Ираке. Посмотрите на его шрамы. И ты… я имею ввиду он, имеет дохрена медицинских знаний. Может, он был медиком. В любом случае, многие из бедняг, вернувшихся домой с той войны, попали в большие неприятности. Армия, военные госпитали нихрена для них не делают. И я вам даже больше скажу: половина людей, живущих тут, под мостом, и в приютах для бездомных — все они ветераны каких-то войн, Вьетнамской или Иракской, и все они разгребают серьезное дерьмо. — Да, так что, этот парень, наш «мертвый» парень, — он послал Джеку еще один взгляд, — принимает наркотики, чтобы разобраться со стрессом от того, что случилось с ним на войне. И в один из дней на него напали, он вырубился, а когда очнулся, словно бы снова очутился в Ираке или в военном госпитале, и у него началось посттравматическое расстройство, или как там это работает. Все заблокировало забыванием всего. — Фергус, старина, — сказал Джек задумчиво, садясь. — Возможно, ты попал в точку. Мне нравится, как ты рассуждаешь. Очень креативно. Сотрясение объясняет большинство симптомов, ПТСР — все остальное, — Фергус просиял. — Но это пока не объясняет, зачем кому-то понадобилось нападать на бездомного бродягу и грабить его. — Бездомные парни, у которых проблемы с наркотиками, постоянно попадают в драки. Может, кто-то позарился на его наркоту. — Да, — ответил Джек, чувствуя странное опустошение. Он лег обратно на картонный матрас. — Должно быть, ты прав. Он был просто наркоманом. Но Эстель не собиралась отступать. Или, может, она была раздражена на Фергуса за то, что он победил в игре. — Не сдавайся, — сказала она Джеку. — Мы еще не объяснили все улики. К примеру, те странные ожоги. Как он их получил, а? И куда делась его трость? Я уверена — это важно. Она была права, но на эти вопросы у Джека не было ответов. Он закрыл глаза. Если раньше в его голову проникло что-то конкретное, то сейчас, казалось, лишь сотни злобных пчел наполняли ее. Он хотел перестать думать и отвернулся от своих приятелей, пытаясь заснуть. Несколько минут спустя он ощутил, что его накрыли тонким одеялом и смутно услышал, как Фергус шепотом приказал кому-то заткнуться и дать Джеку поспать, а он пока за ним присмотрит.