Спящий (Sleeping Man)

Воскресенье 1. К утру следующего дня — четвертому, считая с момента, как весь этот кошмар начался — Джек почувствовал себя немного лучше. По крайней мере, достаточно — для того, чтобы снова попробовать добраться до полицейского участка. Погода испортилась, бабье лето подошло к концу, и тонкая футболка Джека не спасала от пронизывающего холода. Фергус настоял на том, чтобы он взял отрытую в магазинной тележке, в которой лежали все их с Эстель вещи, нейлоновую лыжную куртку с капюшоном, ей легко можно было дать лет пятнадцать. Когда-то она была желтой — теперь же была покрыта налетом до того старых жирных пятен, что стала лосниться. Джек тоже за эти несколько дней покрылся слоем грязи, так что внешний вид куртки его мало заботил, как и то, что она была слишком велика (Фергус был очень крупным человеком) и висела на нем, как на пугале. Он был просто благодарен за ее тепло, когда медленно шел по тротуарам Кембриджа, и благодарен за то, что наконец-то приближался к разгадке тайны своей личности. Воскресенье 2. Отсутствие Хауса поблизости означало для Уилсона то, что у него было больше времени на работу и на давно игнорируемых коллег, которые избегали его из-за некоего силового поля, окружавшего их двоих, когда Хаус находился рядом. Утро застало его в комнате отдыха персонала, после того, как он закончил осмотр пациента в критическом состоянии. Задержал его Сет Джейкоби из радиологии — будто бы для того, чтобы обсудить новый протокол лечения, но тут же принялся разглагольствовать о зловредности Кадди и ее пагубных предложений по урезанию бюджета, которые ставили под сомнение заботу клиники о пациентах, и об идиотизме процедуры выставления счетов, и о том, а что же, собственно, Уилсон как участник попечительского совета собирался со всем этим делать? Уилсон принял участливо-внимательный вид и задумался, сможет ли он как-то изловчиться заставить Чейза прислать сообщение ему на пейджер — Хаус догадался бы сделать это и без просьбы — и почему, когда то же самое говорил Хаус, это казалось забавным, а у Джейкоби выходило попросту утомительным. — Точно, — сказал Уилсон. И все еще ухитряясь выглядеть заинтересованным и одобрительно кивать, он уже проигрывал в уме манеру, в которой поведает Хаусу о том, какой Джейкоби великий зануда. Нужно будет не забыть описать его напыщенные фразы, то, как он каждое предложение начинает словами "Суть вопроса заключается в...", и то, что в возрасте шестидесяти двух лет он, судя по всему, пытается отрастить эспаньолку. Это вызовет у Хауса ухмылку. — Я понимаю вашу точку зрения, — сказал Уилсон. А затем он ввернет что-нибудь про мужчин с кризисом среднего возраста, которые пытаются доказать свою зрелость, ну, скажем, покупая мотоциклы... или трости с изображением языков пламени. Это определенно заставит Хауса рассмеяться — тем редким смехом, который никто никогда от него не слышал. Насмешив Хауса, он всегда испытывал странное удовлетворение. И в этот самый момент Уилсон вдруг осознал, что уже давно не видел, как Хаус смеется. Очень-очень давно. — О, сколько времени! — воскликнул он, вскакивая на ноги. — Извините, опаздываю на встречу. Джейкоби остался сидеть с открытым ртом и смутным подозрением, что добродушного доктора Уилсона он недооценил. Воскресенье 3. Очередь к регистратору в полицейском участке была длинной, и когда мужчина на костылях в заляпанной желтой куртке наконец достиг плексигласового окошка, он был явно обессилен долгим стоянием. — Мне необходимо сообщить об угоне, — объявил он хриплым голосом. Секретарь достала форму и просунула ее в прорезь в окошке. Мужчина колебался. Она постучала ручкой по столу. — А также о пропаже человека, — добавил он. — Тогда это тоже заполните, — сказала секретарь, просовывая еще одну форму. — Становитесь в ту очередь, к офицеру Робинсону. Офицер Робинсон был простым офицером запаса, поэтому ему достались не пользующиеся популярностью выходные дни для дежурства в отделении. Его это устраивало, поскольку он нуждался в деньгах, и его будни были уже заняты службой в частной охранной компании и учебой на парамедика*. Но воскресные утра всегда были слегка безумными, принимая на себя последствия городского сумасшествия минувшей субботней ночи. И в данный момент его терпение было на пределе. Он посмотрел на формы перед собой, заполненные такой дрожащей рукой, что почерк был практически нечитаемым, затем на мужчину со впалыми щеками, сидящего на деревянном стуле возле его стола и крепко сжимающего правое бедро. — Вы хотите заявить о мотоцикле, который был украден… четыре дня назад? — Да, — сказал он. — Приблизительно в среду вечером, на Мемориал Драйв. — И вы только что это заметили? — спросил офицер, поглядывая на форму. — В какой-то мере, да. — Вы также не указали ни марки, ни модели. Здесь нет вообще никакой информации — ни VIN-кода**, ни номерного знака. Почему? — Потому что я понятия не имею, какой это был мотоцикл. Просто я знаю, что был за рулем мотоцикла, я должен был ехать на мотоцикле — нет никаких других объяснений, и кто-то у меня его украл. Вместе с кошельком. И тростью. — Ага, — сказал офицер, вынимая из-под формы о краже вторую форму и бегло ее просматривая. — А также вы хотите сообщить о пропаже человека, но не знаете ни его имени, ни другой информации о нем. Господи, ну почему ему достаются все буйнопомешанные? Сегодня случайно не полнолуние? — Послушайте, — сказал мужчина, наклоняясь вперед и яростно вглядываясь в него тревожными голубыми глазами. — Я знаю, это звучит как полная чушь, — "Это уж точно", — подумал Робинсон, но сумел сохранить серьезное выражение лица. — Но это я — пропавший человек. Это меня ограбили в среду вечером, и после этого я не могу вспомнить ни своего имени, ни где я живу, ни всего остального. Как бы это повежливее сказать? — Такое могло случиться, если вы перестали принимать ваши лекарства, — предположил Робинсон, не сумев удержать нотки сарказма в голосе. Краска гнева залила лицо мужчины, исчезнув под недельной порослью густой грязной бороды. — Я не… — начал он, но в этот момент у Робинсона зазвонил телефон. Несколько минут он разговаривал и от души хохотал, затем переместил трубку к другому уху, прижав ее плечом. Увы, бродяга в куртке все еще был здесь. Робинсон прикрыл телефонную трубку рукой. — Послушайте, что вы от меня хотите? — Мне необходимо выяснить, вдруг на этой неделе находили где-нибудь мотоцикл? И не заявил ли кто-нибудь о пропаже человека, подходящего под мое описание. Неужели я прошу так много? Робинсон взглянул на него. Если это удовлетворит парня и поможет его заткнуть, он будет рад оказать услугу. — Подождите, — сказал он и что-то быстро набрал на своем компьютере, изогнув шею, чтобы удержать телефон. Он нажал кнопку печати, и, пока принтер выпускал три страницы текста, закончил свой телефонный разговор. — Черт подери, никаких мотоциклов в Отделе находок, — сказал он, обращаясь к мужчине. — Какая неудача. Но вот список всех пропавших без вести, о которых заявили по всему Восточному побережью, начиная со среды, — он передал распечатку бродяге в куртке и забрал формы, которые тот заполнил. — Я зарегистрирую ваши данные, — добавил он. — Еще чем-то я могу вам помочь? Нет? Ладно, тогда, если что-то выяснится, мы будем иметь вас в виду. Наконец мужчина, пошатываясь, поднялся и ушел. Как только он вышел, офицер Робинсон отправил бессмысленные формы в «циркулярный файл»*** вместе с пустым стаканчиком из-под кофе и салфеткой. Он повернулся к очереди терпеливо сидящих людей и испустил многострадальный вздох. — Следующий.