Спящий (Sleeping Man)

Вторник 1. Ничего удивительного, что ответного звонка не последовало, но во вторник утром Уилсон обнаружил, что все равно проезжает мимо дома Хауса. На случай, если тот не проверил автоответчик. Наверняка ведь добрался вчера в темноте и вырубился, даже не удосужившись прослушать сообщения. Но… вот черт! Мотоцикла не было. Крысеныш, видимо, ожидал, что, рано или поздно, Уилсон все равно объявится и решит подкинуть его на работу (ведь он предугадал каждый его шаг на этой неделе, так почему не мог этот?). Приходить на работу рано было не в характере Хауса, но, может, он соскучился по месту. Уилсон фыркнул и снял машину с передачи. Должно быть, недели вдали от клиники хватило, чтобы заставить Хауса осознать, как сильно он в ней нуждается. Уилсон был немного не в духе, со вчерашнего дня пытаясь выдумать способ вернуть Хаусу груду его дурацких открыток. Он рассматривал варианты ребяческих розыгрышей — напихать ему в кабинет сотню гелиевых воздушных шаров или вроде того. Но в итоге просто решил отплатить ему той же монетой — начать войну почтовых открыток. Играть в это можно и вдвоем. Ведь добрая половина наслаждения заключалась в наблюдении за розыгрышем, и он надеялся, что тут Хаус не сможет его обскакать. Уилсон поспешил из лифта с предвкушающей ухмылкой на лице. В кабинете Хауса было темно. Темно и закрыто, и никто из его ординаторов ничего не слышал о нем. Вот теперь это было странно. Вернувшись в свой кабинет, Уилсон набрал знакомый номер, прежде чем снял пальто. После записанного сообщения Хаус добавил добрые две минуты невероятно раздражающей электронной версии "К Элизе". Уилсон чуть не придушил телефонную трубку, дожидаясь окончания этого веселенького концерта и сигнала, после которого наконец-то можно будет оставить сообщение. — Подъем, Хаус! — прокричал он в телефон. — Ты опоздал на работу! — он дал ему целую минуту на ответ, представив, как тот хромает по коридору, придерживаясь за стены и диван, чтобы с отвращением скинуть трубку. К одиннадцати часам, когда от Хауса все еще не было никаких вестей, а Уилсон был готов пойти на преступление, если ему еще хоть раз придется прослушать "К Элизе", он спустился в кабинет Кадди. — Он уже доставляет неприятности? — поинтересовалась Кадди, сардонически изгибая бровь. — Слишком быстро, даже для… — она замолчала, увидев, что Уилсон серьезен. — Он не появлялся. Дома не отвечает. Он тебе не звонил накануне, ну, не знаю, что продлевает отпуск? — Хаус знал, что диагностическое отделение в его отсутствие не возьмет новых пациентов, и, возможно, решил, что лишний день или два не причинят вреда. Кадди подняла брови. — Ни звоночка за все время. Скорее всего, он приехал поздно, отключил звук на телефоне и проспал. — Да, — сказал Уилсон, который уже рассматривал такой вариант вместе с полдюжиной других возможных. — Уверен, так оно и есть. Беспринципный ленивый ублюдок. — Разве это новость? — беспечно спросила Кадди. Где же в таком случае его мотоцикл? Припаркован подальше от глаз, без сомнения. Или, может, он отогнал его в сервис для ремонта. Но к трем часам дня Уилсон больше не мог урезонить себя ни одним из этих аргументов. Он обнаружил, что битый час читает и перечитывает краткий обзор журнала. Каждые двадцать минут он оставлял любые дела, чтобы проверить голосовую почту — оба номера: в отеле и на работе — но безуспешно. Он снова очутился в кабинете Кадди. — Я еду к нему. Это уже переходит все границы. — Хорошо, — сказала Кадди. — Когда найдешь его распростертым на диване, сделай одолжение: положи его руку в таз с теплой водой. Оставь его томиться в собственном похмельном "соку". — Чудесная картина — поверь мне, именно так и я собирался поступить. Они обменялись хмурыми взглядами. Чем сильней они оба раздражались, тем больше была вероятность, что Хаус не попал где-нибудь в беду.