Спящий (Sleeping Man)

Пятница 6. Кадди бросила на Уилсона любопытный взгляд, и он впервые заметил, какие опухшие у нее глаза, а макияж выглядит так, будто красилась она в темноте. — Где ты нашел это фото? — спросила она. — Оно такое… другое. Отдел кадров раздобыл наконец несколько фотографий, но и те были далеко не новые, либо же были сделаны с большого расстояния и не позволяли рассмотреть лицо достаточно хорошо. Уилсон обыскал квартиру и компьютер Хауса и тоже не обнаружил ничего, кроме совместных фотографий: множество снимков с Кадди, и еще больше — с Уилсоном. В одиночку Хаус был на фото, сделанном им самим с расстояния вытянутой руки во время профессиональной чистки зубов у стоматолога, когда врач исказил его рот инструментами. Самым близким к серьезному был снимок, на котором Хаус фотографировал его, Уилсона, через стекло балконной двери. Он поднял камеру высоко над головой и запечатлел Уилсона с наложившимся сверху призрачным отражением собственного лица — смертельно серьезного и жуткого. Было неописуемо грустно, что этот блистательный человек не оставил после себя почти никаких фотографий. И тогда в пятницу утром он в последний раз приехал в его квартиру. Стоя в центре гостиной, он пытался мыслить, как Хаус, и, пока оглядывался по сторонам, на него снизошло озарение. Он абсолютно точно знал, где Хаус мог спрятать важные для себя вещи, которые не собирался держать на виду. Спустя мгновение он приоткрыл крышку пианинной скамьи. Внутри, рядом с нотами, Хаус хранил вставленное в рамку совместное фото со Стейси, несколько семейных фотографий, сделанных его матерью, и одинокий пропавший снимок с того самого дня в торговом центре. *** Уилсон все еще приходил в себя после измены Джулии, и Хаус практически силой притащил его в этот торговый центр. — Я заставлю тебя отлично провести время. Снова смеяться, снова любить! Как иначе ты найдешь в себе силы отыскать новую экс-миссис Уилсон и жениться на ней? — заявил он. И они провели целый час в зале игровых автоматов. Хаус вдребезги разнес его в каждой игре — от баскетбола до автогонок. Хуже всего был лыжный симулятор, на который, спихнув Уилсона, он в итоге взобрался сам, поставил левую ногу на управляющую поворотами пластину и обхватил руками боковые поручни. Катаясь лишь на одной ноге, он умудрился превзойти лучшие "двуногие" попытки Уилсона. Очевидно, позволять Уилсону чувствовать себя лучше благодаря победам в компьютерных играх не являлось приемлемой стратегией в представлении Хауса даже в худших семейных обстоятельствах. Уилсон уже объявил, что получил массу удовольствия и не могут ли они теперь направиться домой, когда Хаус заметил старомодную фото-будку. — Давай, — сказал он, дергая его за локоть. — Выгребай сюда всю свою мелочь. Я заставлю тебя смеяться, даже если это будет последним, что я сделаю. Уилсон безропотно сел, втиснувшись на узкую скамейку, пока Хаус запихивал деньги в монетоприемник. В последнюю секунду Уилсон поднялся на ноги. — Серьезно, Хаус, я не в настроении. Но тот схватил его за плечи и толкнул обратно. — Слишком поздно! Сядь смирно и будь милым на камеру, — приказал он. Спустя миллисекунду, прежде чем Хаус успел приготовиться, сработала вспышка. — Первая испорчена, — простонал Хаус. — Ладно. Приготовься улыбаться, — и он проделал самые возмутительные вещи, которые только смог придумать, пока Уилсон сидел, устало глядя в зеркало над объективом. Как только готовые фото показались из прорези, Хаус выхватил полосу, оторвал от нее первый снимок ("тут ты выглядишь жирным!") и сунул в карман, а остальные протянул ему. На верхнем из них Хаус, сидя рядом с угрюмым Уилсоном, корчил рожу, высунув язык и скосив глаза невозможным, с медицинской точки зрения, образом. Следующий изображал Хауса в профиль — высунув язык во всю длину, он облизывал хмурого Уилсона от подбородка к уху. Для последнего снимка он обхватил лицо Уилсона обеими руками и быстро поцеловал. Секунду спустя сверкнула вспышка: Хаус невинно глядел в камеру, а остолбеневший Уилсон изо всех сил старался не улыбаться. Но того первого, оторванного снимка, Уилсон никогда не видел. На нем Хаус стоял чуть позади, и камера четко поймала его в беззащитный момент. Он смотрел на Уилсона с выражением, совершенно отличавшимся от сумасшедшего Хауса на других фото, — от него все нутро Уилсона сжалось в тугой узел, а дыхание перехватило. Он убрал фотографию в бумажник, опустился на скамью возле пианино и еще долго на ней сидел. *** — На кого он смотрит? — спросила Кадди. — Он выглядит таким сочувствующим. — Стейси, — ответил Уилсон после короткой паузы. — Я ее обрезал.