Спящий (Sleeping Man)

Дверь в конференц-зал захлопнулась, а Хаус все стоял, безучастно глядя в пространство. Затем помотал головой, пытаясь ее прояснить. Нет, нет, нет. Это всего лишь галлюцинация, выдумка его воспаленного мозга. Надо выбираться отсюда, и поживее. Развернувшись, он направился обратно к лифтам. Но, очевидно, кто-то сыграл с ним злую шутку, потому что лифты сейчас были в нескольких милях от него, а стены угрожающе шатались. Он остановился, принимая устойчивое положение, — и передумал уходить. Какого черта, решил он. Если это галлюцинация — то, по крайней мере, интересная. А еще в той комнате были сидячие места. Он вернулся, толкнул дверь плечом и тяжело опустился в ближайшее к выходу кресло, расположенное в последнем ряду — единственном, в котором еще оставалась кучка свободных мест. Поставив костыли рядом с собой, он уронил голову на обтянутую тканью спинку. Сидеть было так хорошо, что на какое-то время он забыл, что здесь делает. Доктор Кадди. Нужно привлечь внимание доктора Кадди, сообщить ей, что... что? Он уже не мог вспомнить, что собирался ей сказать, и просто закрыл глаза. Грегори Хаус. Значит, это и есть его имя. Странное имя, Хаус. Быть дома — не значит быть в доме. Зайти в дом — не значит зайти домой*. Твой дом там, где твое сердце**. Донесшийся из динамиков пронзительный визг микрофона прервал его размышления, и женщина, которая могла быть Кадди, начала говорить. Он вновь сомкнул веки — было слишком странно смотреть в свои собственные огромные глаза, проецируемые на экран — и слегка задремал. Свет обжигал, слишком горячий и яркий, потому он скинул капюшон и, натянув козырек кепки на самые глаза, принялся размышлять, долго ли все это будет продолжаться и насколько грубым будет прервать речь и попросить воды. И, куда важнее, будут ли потом кормить? Разве в конце таких мероприятий не принято подавать еду? Он умирал от голода, мысли о курице, оставленной в автобусе, терзали его. Он начал фантазировать о закусках и задался вопросом, был ли этот Хаус достаточно важной персоной, чтобы, скажем, заслужить шампанское и коктейли из креветок или же он был достоин только вина и резиновых кубиков сыра? Пришлось напомнить себе, что он и есть доктор Хаус. Это вызвало небольшое разочарование, так как он вынужден был признать, что, скорее всего, достоин не больше, чем баночки или двух жареного арахиса. Он снова отключился, лишь для того, чтобы прийти в себя от голоса той, что, должно быть, была доктором Кадди. — Мы собрались здесь сегодня, чтобы почтить память одного из самых уважаемых профессионалов Принстон Плейнсборо, доктора Грегори Хауса, — начала она, и то, что она сказала о нем, было совершенно невероятно. Он просто обязан был уделить все внимание словам этой предполагаемой Кадди. Она была красива, для главврача, и было что-то очаровательное в том, как она смотрела на собравшихся — будто ожидала возражений. Ну когда же, когда это все закончится? Двое сидящих перед ним принялись шептаться, заглушая своим разговором голос доктора Кадди. Это было уже откровенным неуважением, и Хаус шикнул на них. Но те продолжали болтать. — Вот же абсурд, — говорил один, слегка похожий на Дж.Р.Юинга из "Далласа" (американский телесериал, прим.перев.). — Да этот парень был одной сплошной задницей и обузой. Нельзя было вообще позволять ему работать в медицине — тем более возглавлять отдел. — Тогда зачем ты пришел? — спросил второй, который был похож на… Хаус не смог придумать, на кого он был похож. — Я глава отдела, — проворчал Дж.Р. — Пришлось прийти. Не могу понять, что все остальные здесь забыли. А ты почему здесь? — Не знаю, — ответил бесприметный человек. — Я ненавидел его характер. Но, должен признать, было в нем что-то. Нравится тебе или нет, у него были удивительные… — Пожалуйста, вы не могли бы заткнуться, — сказал Хаус. — Я пытаюсь получить удовольствие. Мужчины обменялись раздраженными взглядами, но говорить перестали. Приглушили верхний свет, чтобы запустить слайд-шоу из фотографий, ярких, словно бы сделанных на заказ для больничной брошюры: Хаус — то есть, он — одетый в хиркостюм и опирающийся на трость (ага, так у него действительно была трость!), беседует с тремя молодыми врачами; Хаус — он же — ведет хирургическую операцию, только те самые тревожные голубые глаза видны из-за маски; и снова он — Хаус — но со спины, размышляет за столом, должно быть, у себя в кабинете, закинув на возвышение ноги, и большой странный мяч балансирует на кончиках его пальцев. Должно-быть-доктор-Кадди монотонно продолжала читать. — Многие скажут, что Хаус был блестящим, уникальным… пациенты ехали к нему со всей страны, со всего мира… сотни спасенных жизней… десятки клинических случаев, за которые не мог взяться никто другой… ничто не могло стать между ним и диагностикой заболевания, и у меня есть реальные счета, чтобы это доказать, — в зале послышались смешки. Теперь выступал кто-то другой. Пожилой темнокожий мужчина. — Я один из тех, кто отвечает за ваши юридические неустойки. Да, я подал на него иск за нападение… Он был навязчивый сукин сын, который не принимал "нет" в качестве ответа. Слава Богу. Иначе я бы тут не стоял, или все еще записывал бы музыку… Новый человек: — Я не подавал на него иск за нападение. Я сам на него напал — пнул этого ублюдка по яйцам, когда он пытался уговорить меня на… Рад, что он это сделал, потому что… Еще один темнокожий парень говорил длинными напыщенными фразами, словно политик. Что-то про гениальность, веру в людей и сражение во имя добра. В своих речах он так далеко зашел, что Хаус в итоге не понял, что тот хотел сказать. — Рискнул своей карьерой ради меня… — говорила женщина, стройная, ухоженная, красивая, — … солгал трансплантационному бюро… Еще одна женщина, на этот раз в белом халате. Одна из тех врачей с фотографии? — Научил меня делать трудный выбор, всегда ставить пациента на первое место, независимо от своего собственного… — она внезапно села — Какого черта? Она что, плачет? — и встали двое других в белых халатах, темнокожий мужчина и блондин. Это когда-нибудь закончится? Хаус пытался сконцентрироваться, но слух его то включался, то отключался сам собой, и еще кто-то врубил кондиционер, стало прохладно — да что там, чертовски холодно! Должно-быть-доктор-Кадди что-то произнесла с трибуны — он упустил, что. Последовала долгая пауза. Может, уже все заканчивается? Боже, пусть это закончится! Но если бы все было окончено, люди бы начали вставать и уходить, не так ли? Вместо этого кто-то поднялся из первого ряда и поспешил на сцену. Кто-то в зеленом галстуке с пестрым орнаментом. От ламп, которые загорались все ярче и ярче, громко звенело в ушах. Но Хаус почувствовал, как в зале наступила полная тишина, поэтому он выпрямился в кресле и с новым усилием сосредоточился.