Да сколько можно, ублюдки?!

      Пол каюты Джото скрипел под нашим весом, как будто мы ожесточённо дрались, норовя вцепиться в горло друг другу. В принципе, так и было — я всё пытался выплюнуть клок волос Палацкого и успеть дорваться до его шеи, пока он снова не перехватил мои губы, вынуждая глубоко и долго целоваться с ним. Палацкий, как оказалось, очень любил целоваться. Даже больше, чем лапать меня в тёмных закоулках "Кровавого Левиафана" и давать по щам за косяки. Причём любил целоваться долго, размеренно, виртуозно, так, как у меня никогда не получится, и потому я всё старался уловить мгновение, когда же Джото снова понадобится воздух.       Наконец, удалось. Я впился губами в горячую кожу, вонзил в нее зубы, добывая из глотки боцмана удовлетворённый рык. Он запрокинул голову, давая мне больше пространства для ласк, и в эту секунду я почувствовал себя очень странно — штаны казались непозволительно тесными, тельняшка влажная, в голове кавардак чувств и мыслей, грудь давит не хуже штанов, запирая внутри меня необузданное ощущение всепоглощающей любви, и вдруг Палацкий открыл мне шею, как это обычно делал я. Он жмурился, как разморённый солнечным светом кот, чуть приоткрыл узкие губы и протяжно выдыхал, стоило мне обласкать очередной дюйм влажной от пота кожи. Я чувствовал обжигающее тепло, разливающееся по телу, упивался горячими руками на своей пояснице и блаженством, из-за того, что мог доставить ему удовольствие; щёки мои пылали лесным пожаром, и мне не удалось заметить, в какой момент бёдра так крепко прижались к бёдрам Джото.       Мы, наконец-то, грохнулись на пол. Я вертелся в его руках змеем, облизывал гладкую крепкую грудь, укусил тёмный сосок, издавая сбитые звуки, похожие на скулёж. Да, я щенок. Его щенок, который сбивает хвост в кровь, когда Палацкий проявляет ласку.       Вдруг в голову ударила больная мысль. У меня аж руки соскочили, и я негромко обругал себя за страх перед реакцией Палацкого, и потому немедленно обнаглел в край — ладонями проскользнул по рёбрам вниз, до пояса штанов боцмана, нагло запуская руки прямо в них и сжимая пальцами невероятно красивый, крепкий и мускулистый зад. Как же приятно, чёрт возьми, аж дыхание перехватывает и низ живота сводит от удовольствия, так что я закрыл глаза и замер так на пару секунд. Джото тоже слегка удивлённо вздрогнул подо мной. Ну, действительно, редко я бываю таким активным.       — Ты решил меня трахнуть, щенок? — с насмешкой спросил он со сбитым дыханием, и меня как кипятком окатило — я поперхнулся, сглотнул и вцепился взглядом в остроносое лицо Палацкого.       — Да.       — Не боишься? — тяжело дыша, с азартом в глазах снова спросил боцман.       — Боюсь. Но хочу больше, чем боюсь, — я слизнул каплю пота с его груди, ощущая на языке соль и мускус. В голове пульсировала кровь, била в виски, как в военные барабаны, готовая вот-вот пойти носом от такого напряжения — ни малейшего представления, не накажет ли меня Палацкий за наглость.       Джото коротко просмеялся и вдруг оттолкнул меня, заставляя откинуться назад. Я опешил. Его руки подцепили пояс штанов и потянули вниз, оставляя подтянутое рельефное смуглое от солнца тело обнажённым. Он лежал передо мной так, как обыкновенно лежал перед ним я — приподнятый на локтях, голый, с согнутыми в коленях и разведёнными в стороны ногами, чтобы удобнее и быстрее было обнять крепкий торс в районе талии.       Джото был красив, как породистый жеребец. Бёдра и задница чуть более бледные, не видевшие солнечного цвета, отдающие соблазнительной белизной. Даже в темноте видна полоса стыка загара с его естественным цветом кожи. И несмотря на ту же самую позу покорности, выглядел он в ней куда более величаво и дерзко, чем я.       — Давай. Покажи мне, кто тут мужик. — Хрипло потребовал Джото. Не сказал, не попросил, не предложил. Приказал, как король приказывает шуту развлечь его, и я не смел отказать. И покажу. И возьму его, как он всё это время делал со мной. Разведу ноги до скрипа, всажу до упора, и буду двигаться рывками и болезненными (но такими сладкими) толчками, чтобы он шипел подо мной от томительного удовольствия, как я под ним. Чтобы стонал моё имя, знал, на что я способен.       И пусть решительности моей не было никакого предела, руки охватила крупная дрожь. Только бы не облажаться. Палацкий мне этого не простит, не закроет глаза, заиздевается до смерти и на надгробии попросит выбить совершенный грех. А если учесть, в где и как грех заработан... И в каком положении... Господи, я первый раз у штурвала, не дай мне пасть в его глазах ниже плинтуса!       — Ты меня по-сухому драть собрался, Бастиан? — заломил бровь Джото, не давая мне пристроится между его крепких и стройных ног.       — Заткнись, понял? — вроде как огрызнулся в ответ, но от стыда меня скрутило так, что я еле сдержался от болезненного вздоха. — Как скажу, так и будет.       — Роль доминантного самца тебе не к лицу, — прыснул боцман. — Пожалей, дикий мужчина.       У меня не нашлось, что ответить. Оставалось лишь плюнуть на словесную перепалку и преуспеть совсем в другом деле. Трясущимися руками я приспустил с себя штаны и ещё раз оглядел Джото — мало ли, повалит меня внезапно, вывихнет руку и трахнет, как возмездие за посягательство на тыл Палацкого. Но он лежал и ждал, не собираясь отказываться от предложенного. В какой-то момент я даже пожалел, что этого не случилось. Принимать его было уже привычно, невероятно волнительно и приятно, потому что нет-нет, да перепадёт нежный поцелуй или тёплое слово, от которого всё внутри обрывается, словно пик счастья достигнут и жить больше незачем. А сейчас...       Я приблизился вплотную и почувствовал влажное касание наших интимных мест. То, что случится в следующую секунду, оказалось настолько реальным, что не хватит никакого воображения. Сегодня я сверху. Палацкий лёг на спину, открыл живот и развел в стороны ноги, чтобы я был сверху. Чтобы я ощутил его изнутри. Чтобы я мог сделать то, про что и подумать было стыдно. Трахнуть Джото. Взять его, как портового мальчишку. Как он меня.       Я поперхнулся воздухом, откашлялся и сделал резкий, короткий толчок бёдрами, но вместо чувства давления ощутил только тесное скольжение и взрыв где-то в низу живота. Самым чувствительным местом я прошёл по промежности Палацкого, соскользнул влево, уткнувшись в паховый сгиб ноги, и вдруг... перед глазами у меня заплясали искры. Оторопь сковала по рукам и ногам, я согнулся, уткнувшись лбом в грудь Палацкого, и сдавленно замычал, оглох на пару мгновений. Но когда прозрел, ощутил липкую и влажную вязкость, а в ушах звенел смех боцмана.       Я даже в о й т и не успел.       Никакого чувства удовлетворения испытать мне не удалось. Сладковатые послекульминационные волны ещё слегка отдавались в мышцах, и я только сейчас ощутил, как же сильно дрожат мои ноги, как колотятся руки то ли от только что пережитого наслаждения, то ли от ужаса. В подступающей панике я посмотрел вниз. Вверх — немыслимо, там его лицо, искаженное гримасой безудержного веселья, его издевающаяся морда. А внизу белеет весь результат моей затоптанной в грязь мужественности.       Мне было стыдно. Господи, как же сильно мне было стыдно. Если бы в доступности лежала сабля или клинок или чёрт знает что ещё, я сию же секунду схватил бы её и рванул по горлу, лишь бы не слышать больше тошнотворного хохота Джото.       — Это всё?! — надрывался Палацкий, и тело его содрогалось подо мной в конвульсиях радости. — Что это сейчас было, щенок? Ты первый раз что ли собрался кого-то трахать?       — Да, — едва слышно просипел я, ощущая нехватку воздуха. Голова закружилась, и мой лоб снова оказался прижатым к груди Джото.       Смех прекратился в одно мгновение. Каюту поглотила внезапная, почти мёртвая тишина, прерываемая лишь моими сдавленными выдохами и шумными глотками воздуха боцмана.       — Всё в порядке, — вдруг сказал он ровным тоном, и моих волос коснулась трехпалая ладонь, массируя кожу головы ласковыми движениями. Я искренне попытался выдавить из себя хоть слово, но только зажмурился и тяжело вздохнул. Как. Же. Стыдно.       Вдруг руки Палацкого взяли меня под мышки и потянули вверх, усаживая скрюченное феерической неудачей тело себе на колени. Внезапная серьёзность почему-то немного успокаивала меня, но причины её оставались чёртовой загадкой. На макушку обрушился внезапный поцелуй. Меня грубым движением стиснули в неудобной позе, подняли и уложили на кровать, даже не стерев с себя остатки моего провала. Джото с усмешкой выдохнул мне в висок.       — Расслабься, — он хлопнул меня по заднице, заставляя вздрогнуть и отвлечься. — В свой первый раз я даже штаны не успел снять.