Научи меня прощать

Все люди делятся на две категории: те, с которыми легко, и также легко без них, и те, с которыми сложно, но невозможно без них. (Эрнест Хемингуэй)

Твои недостатки, твои недостатки. Нет их у тебя. Улыбаешься. А мне не весело потому, что я вру — ты из них соткан. И среди всех есть один, так сказать, самый весомый недостаток: шкура ты. Шкурой был, шкурой и остался. Подстилка французская. Каждый раз драть тебя до остановки сердца, до горячего плавления в легких, до, сука, ментальной боли где-то там, в башке, на самых потаенных, возможно, еще неизвестных науке слоях психики. Драть до боли и до твоей тоже. Но ни оторваться, ни выпустить из рук, пока мы оба не кончимся, не погаснем, не найдем выход всему тому больному дерьму, что есть теперь наши отношения. Кайф от секса с тобой помогает все преодолеть, ускользнуть от реальности, продлить эту ебаную жизнь. Он без боли существовать не может. Кайф от тебя не лайтовый, а скорее… сносящий — вышибающий мозги героиновый приход. Я питаюсь тобой, ты не знаешь, но я все еще зависим, питаюсь тобой — и все это мне нужно намного больше, чем ты думаешь, но я больше никогда не скажу об этом вслух. Ты наказан. Ты ответишь за всё. Поль… Я когда-нибудь все это обязательно закончу. Когда-нибудь точно. А сейчас просто дай мне. Дай мне услышать твои стоны… Просто… Поль… Впивайся в меня ногтями, кусай, кричи, пусть сердце твое стучит в моих руках. Отдай мне мгновения своей жизни, своей блядской, никчемной и грязной судьбы. Я высеку искры из твоей жалкой души, я высеку тебя за все, что ты сделал с нами. Чистый, жидкий адреналин растекается по венам, когда я кончаю в тебя. Нет сил даже открыть глаза. Не сразу, но я все-таки делаю это, чтобы посмотреть на тебя, чтобы запечатлеть твоё лицо в своей памяти до нашей следующей встречи — влажные волосы, прядями прилипшие ко лбу, влажные губы… тонкие, изогнутые брови. Я сжимаю твой подбородок, когда твой рот приоткрывается, чтобы что-то сказать: — Не надо, молчи. Не начинай. Мой член все еще в тебе, я чувствую твое тело изнутри. Твой запах — горячечный, сладковато-горький, совершенно не мужской и в то же время совсем не женский. Твой запах въелся в кожу, въелся в мою плоть и душит. — Не надо, не начинай. Просто молчи. Пальцы накрывают твои губы, ты целуешь мою ладонь, лижешь ее, как собака, щенок, которого у меня никогда не было и уже не будет. Не даешь мне выйти из тебя, обнимаешь крепко, обхватываешь ногами. Я знаю, будет истерика, все повторится снова. Ты уже близок, твои глаза уже на мокром месте — влажные и блестящие, ты стал настоящей истеричкой, но ты сам во всем виноват. — Не прогоняй. — Хватит. Дай мне встать. — Не прогоняй, — шепчешь снова. И я уже понимаю, чем закончится весь этот разговор. — Ты все знаешь, — я сажусь в кровати, все-таки найдя в себе силы от тебя отстраниться, и пытаюсь натянуть штаны. — Никит… — Ты все знаешь сам. Просто уходи. Или уйду я, а когда вернусь тебя здесь быть не должно. Я не вижу тебя сейчас. Но знаю, что ты закрываешь лицо руками, ты дышишь тяжело и встревоженно, и в каждом твоем вздохе я слышу отголоски твоей боли. Теперь ты тоже знаешь, каково это, когда душа горит внутри, запертая в теле, будто в клетке, ключ от которой давно выброшен твоим надзирателем-садистом. Это пламя ничем не потушить, и само оно не гаснет, лишь притихает до тех пор, пока наши взгляды вновь не пересекутся, пока я снова не окажусь в тебе. Адские пляски на кострах. Я просто отдаю должок, это бумеранг. — Ты не простишь? Никогда? — Ты знаешь ответ. Извращенное желание причинить тебе боль прорезается наружу, и я крушу твою душу каждым словом, твоей боли мне всегда мало. — Ты мне не нужен больше. Раньше был, теперь нет. Все и так понятно. Верно? Все давно расставлено по полкам. Ты не нужен мне. Пойми уже это. Если больше не придешь, так даже лучше. Ничего не вернуть, ты все похерил сам. Твои хриплые рыдания в подушку, я слышу их, и чтобы добить основательно, провожу рукой по твоим волосам: — Успокойся. Будь взрослым, — наклоняюсь к твоему маленькому ушку и шепчу хрипло, чтобы ты почувствовал мою тревогу, чтобы стало лишь больнее. А у самого от прикосновения сердце останавливается, будто мелкие нити током проникают под кожу. Я тоже завожусь — запах твоей кожи после секса всегда меня заводил — сладковато-горький, похожий на запах залежалой скошенной травы, запах полевых цветов после дождя. Терплю и медленно убираю руку. — Уходи. Не люблю тебя больше. Не нужен.