Научи меня прощать

Он пролежал в «токсикологии» еще пять дней, я приходил каждый из них после пар и после смен. Врач сказал, что ситуация серьезная — он зависимый и надо бы лечиться, только вот Поль напрочь отказывался от последующей госпитализации в наркодиспансер, как и от психологической помощи. — Со мной все нормально, — бросил он, складывая вещи в сумку. Отлепившись от стены, я подошел к нему сзади. — Это не так, и ты это знаешь. — Я смогу держать себя в руках. Я справлюсь. — И что ты собираешься делать? — Вернусь к жизни, а что еще? — Вернешься в группу, к своему… к этому?! — Он продюсер, и у меня контракт. Я заламывал руки: лишь бы не кинуться и не начать его душить, но, собравшись, продолжил диалог. — Если вернешься обратно, попадешь сюда снова, — растолковывал я, будто ребенку. — А если в следующий раз тебя не откачают? Если он не вызовет скорую? — осознание собственного бессилия убивало. Он всегда делал, что хотел, а я… Я мог либо подчиняться, либо уходить, но в данном случае ни один из опробованных вариантов не подходил. — Я не наркоман. Я справлюсь, — повторил он типа уверенно. — Не ври себе, — я развернул его, припирая к кровати. — Если вернешься — это конец. Сам ведь знаешь, уже не выкарабкаешься. — А тебе разве не плевать? Ты всегда бросаешь. Забиваешь на меня, кладешь хуй. Давай, что же ты еще здесь? Вали, у тебя же столько дел, своя жизнь. Артем, должно быть, уже заждался дома. — Ты чего хочешь? Чего добиваешься? — я сжал сильно его локоть, начиная заводиться, я снова был близок к тому, чтобы отпиздить его. — А как ты думаешь, чего я всегда хотел? Чего добивался? — А теперь сам отталкиваешь? — Я не принадлежу себе больше, пока существует этот контракт. — Вот же кретин. Не понятно, да? Я не отпущу тебя. — Интересно будет на это посмотреть, — скрестив на груди руки, он бросил сборы и впился в глаза насмешливым взглядом. — Я смогу защитить тебя. — Да отвали ты, — он только раздраженно отмахнулся. — И что это значит? — Ничего, не беси. — Не веришь? — Дело не в этом, просто ты не можешь ничего изменить. — Я все устрою, но при условии, что ты уйдешь из группы. Слова застряли в горле, я видел его лицо так близко, его взгляд пронзал, я чувствовал как его сердце бьется в сантиметре от моего, но я все еще не мог произнести главного, я не верил, что снова могу подписаться на это. Забить на свою жизнь, свои нужды, снова стать нянькой. А плевать, с другой стороны, не такая уж у меня великая в жизни роль. Кто я вообще? Просто студент лечфака. — Да что ты говоришь? — он едва не ржал надо мной. — Ты уйдешь из группы. И мы снова будем вместе, по-настоящему, — у меня онемели колени, и ноги начали подгибаться сами собой: я произнес это вслух. — Мы - что? — Что слышал. — Нет, спасибо, спасать меня не надо. Ты не хочешь этого, а я… Я дышать уже не мог, было плевать, что он скажет, главное, что я, наконец, принял решение, которого боялся. «Либо пан, либо пропал» — сейчас я ставил на карту не просто своё личное счастье, я ставил свою жизнь. Он может уничтожить меня снова, одним неверным поступком, одним глупым решением, и моих костей будет уже не собрать. Но решение было принято еще в том доме. «Если все обойдется, больше не отпущу», — говорил себе по дороге в больницу. Он дышал едва слышно, я был полностью счастлив, что могу слышать это дыхание, что забрал из того ада. — Я хочу… — я почувствовал, как мое дыхание становится огненным. — Хочу тебя… Быть с тобой, любить тебя… — Никит… — он не верил, стоял, как громом пораженный. — Ну, что скажешь? Я прямо сейчас увезу тебя к себе с вещами. Я буду рядом. Ты поправишься, я помогу. — Не верю ни единому слову. Я взял в ладони его лицо и, целуя дерзкие, недоверчивые губы, зашептал, как школьник, нет, хуже — как влюбленный осел: — Если согласишься сейчас, я больше не отпущу, никогда. Я не дам тебе уйти, и сам никуда не денусь, — я понимал, какую ответственность на себя беру, и что быть нам всегда вместе — маловероятный исход, но я хотел, я так хотел его, я так за него боялся, я не мог допустить, чтобы его жизнь закончилась именно так, как все ему пророчили. — Ты действительно всё это серьезно? — наконец произнес. — Серьезнее не бывает. — Ты любишь меня? — Будто ты не знаешь. — Скажи. — Я тебя люблю… тебя одного. И так было всегда. Он улыбнулся, но в этой улыбке не было радости. Лишь вина и еще что-то. Он обнял, крепко прижимая к себе. — Что не так? — Всё! — он сел на кровать тряпичной куклой, руки обессиленными плетьми легли на колени. — Поль, я не понимаю. — Я попал, Никит. Ты даже не представляешь, как сильно, и подставлять тебя я не могу. — Что ты имеешь в виду? — я сел рядом, понимая, что это еще не все, что кроме его блядства и теперь примешавшейся к ней наркомании есть еще что-то, пугающее всегда рискового Поля Бенуа. И от неподдельного страха на тонком лице я чувствовал, как волосы на руках встают дыбом. Что это может быть: СПИД, гепатит, что? — Не молчи, ты пугаешь меня. — Я на деньги попал. Контракт этот. Я ведь не врал. Я не могу уехать, уйти из группы не могу. Думаешь, я там хоть что-то зарабатываю? Да это рабство. Но если нарушу договоренность, начнутся суды, попрут бешеные неустойки, я в жизни не расплачусь. — Почему ты мне сразу не сказал? — А что я должен был сказать? У каждого из нас своя жизнь. — Сколько ты должен? — Много, настолько, что пришлось отрабатывать натурой часть долга. Он сказал, что если буду спать с ним, то быстрее расплачусь и смогу свалить в свой Париж. И если бы это был обычный секс, просто ебля, но нет, он извращенец. Садист. Я не мог этим без наркоты заниматься, хапал дозу за дозой, чтобы выдержать, — он испуганно на меня посмотрел, понимая, что выпалил сейчас слишком многое. А я лишь почувствовал, как сжались кулаки и скрипнули зубы. — Не молчи, Никит… Ты передумал? Я не нужен такой, да? Снова эти слезы на его лице, какой раз за эту неделю? Кажется, не прошло и дня, чтобы я не видел их. — Поль… — голос дрогнул. Мне было достаточно просто знать, что ему все это не нравилось, что он не по собственной воле оказался в том доме. Но в то же время от мысли, что его заставляли, шантажировали и издевались, стало совсем горько, зло и страшно. Я обнял его за плечи и притянул к себе. — Ты мне любой нужен, — шептал я в светлую макушку. — Тебя никто больше не заставит этим заниматься. Я не дам. Собирай вещи, поехали домой. И все же в машине накрыли тошные мысли. А ведь это я виноват, что с ним случилось то, что случилось. После нашего расставания его совсем понесло. И после каждого моего отказа на просьбу возобновить отношения несло еще сильнее, даже не по наклонной - по отвесной. Он будто наказывал себя за то, что не любим мною. Наказывал и доказывал, что вместо меня получит весь остальной мир. Дворники стирали капли с лобового стекла. Я блуждал в своих мыслях, когда он спросил: — А что с Артемом? — С кем? — Артемом. Твоим парнем. Я достал телефон и набрал его номер: — Привет. Не жди, я не приеду. Нет, вообще. Прости, — нажал «отбой». Поль ничего не говорил, просто молчал, уставившись на меня. — Нельзя же так с людьми, — наконец, произнес он. — Ну, я же сволочь, сам так говорил. Или забыл уже? — Ну, да, — ответил, предварительно подумав. — Теперь понял, как я к тебе отношусь? — Правда, любишь? — Правда. «И до добра меня это не доведет», — добавил про себя, снова погружаясь в тяжелые мысли. Он сжал мою руку, переплетая наши пальцы. Счастьем это трудно назвать, но чувствовал я себя лучше, чем когда-либо за долгое время.