Научи меня прощать

— Ну, не стесняйся, можешь пройти, посмотреть ближе. У меня забрали телефон и провели в центр зала. В нос ударил сладкий запах кальяна и пота, и еще один до боли знакомый — запах любимой туалетной воды Поля, которой он пользовался каждое утро. Увидев меня, замер, все так же на коленях, спиной к мужику, чье лицо я уже могу рассмотреть во всех подробностях, но которое меня больше не волнует, потому что вижу затуманенный болью взгляд серо-зеленых глаз. И даже сквозь обдолбанное сознание он шепчет одними лишь губами: «Прости». С моим появлением мужик убрал от него руки, гримаса возмущения отобразилась на красном лице, обезображенном двойным подбородком. Помимо него претендентов на Поля еще четверо, включая Глеба. Сейчас важно оценить, сколько вообще человек находится в комнате и сколько охранников я мог не заметить у входа, поэтому, собравшись с силами, разрываю мучительный зрительный контакт и пытаюсь оценить шансы на спасение. — Кто это? — краснолицый обратился к моему конвоиру, указывая на меня. — Это? — Глеб явно подбирал слова. — Можно сказать, это наш друг. Он останется. — Я забираю его и ухожу, — сказал в лоб, чтобы услышать уже условия освобождения и оценить свои шансы. — Никто. Никуда. Не уходит. Ты останешься здесь, — он толкнул меня на диван у стены, — и будешь смотреть во все глаза, на что ради бабок способен твой малыш. Его пустят по кругу и будут пускать, пока не надоест, а ты будешь здесь, смотреть и постепенно усваивать жизненный урок. Скажешь мне еще спасибо, не сейчас, конечно, потом, когда отделаешься от этой бляди. Не верь шлюхам, док, они на то и шлюхи, чтобы быть лживыми и продажными. Краснолицый следил за нами, усмехаясь, а потом обратился к Глебу: — Уверен, что роль стороннего наблюдателя его удовлетворит? Раз уж красавчик остается, пусть тоже входит в дело. На ошейник его, я заплачу, — в знак подтверждения слов он потянулся к заднему карману брюк за бумажником. — Он здесь для другого, остынь. Пусть пока смотрит, а если будет плохо себя вести, тогда и до ошейника дело дойдет, — Глеб пошло оскалился, косясь на меня. Не сложно догадаться, что в его голове все происходящее выглядело весьма забавно. — А может быть, хочешь первым выебать его? — с садистским удовольствием он взял Поля за волосы и дернул так, что невидящий взгляд оторвавшись от пола, устремился вверх. Он смотрел в никуда, в пустое, потустороннее нечто, он был явно не здесь, и даже моё присутствие больше не реанимировало его сознание. — Выебешь и уйдешь, — никак не унимался кретин, — а он продолжит отрабатывать. Ну, что думаешь? Тогда сможешь избежать неприятного для себя представления. Я ведь все понимаю, знаю, что ты чувствуешь, меня тоже предавали, а мой ведь даже не был шлюхой, в отличие от этого, — он толкнул Поля ногой. Пнул, как собаку, под ребра. Кровь вскипела в венах, но я не дергался, старался не выдавать вообще никаких эмоций, потому что стоило проронить хотя бы слово, я бы уже не остановился, и весь наскоро придуманный план полетел бы к чертям. А так рисковать я не мог, на карту было поставлено слишком много, запредельно много — всё, чем я был, я поставил на эту карту. Я сидел молча и анализировал все, что видел: охранников, время от времени сменяющихся на входе, официантов, меняющих пепельницы и бокалы, кальянщика, раздувающего угли, и еще состояние Поля. Но больше всего меня мучил один вопрос: успели они уже что-то сделать с ним, или Глеб пригласил меня к началу представления? Очевидно, Поль сильно спутал ему карты своим уходом, а возможно, Глеб не принимал отказов и тем более не принял тот факт, что Поль бросил все: и его, и группу — из-за такого, как я, — простого студента. Променял все бонусы продажной жизни на парня без имени и бриллиантовых перспектив, своим выбором наступив на хвост раздутому эго «хозяина жизни». Я держался, чтобы не сорваться, чтобы не взвыть, из последних сил концентрировался, потому что должен был контролировать свои движения, мелкую моторику пальцев, которые в кармане куртки набирали условные сообщения на кнопочной старой «Нокиа». Зря они меня нормально не обыскали. «6» — число человек в комнате, и следом «+» — условный символ, означающий «пора». Пальцы помнили старую раскладку кнопочного телефона, как и значение въевшихся в мозг особых шифров. *** В это время в клубной толпе тусовалась группировка радикально настроенных парней из числа моих старых приятелей, с которыми я провел большую часть своей бурной юности. Футбольные хулиганы — особая агрессивная субкультура, вот к ним-то мы и примкнули, насмотревшись «Фабрики футбола» и «Хулиганы Зеленой улицы». В узких кругах нашу команду знали как «Krugers Band». Но объединяющей силой являлась далеко не любовь к футболу. Страсть к разрушению, тяга к стильным шмоткам и жизни в постоянной атмосфере подготовки к «дерби» — вот что на самом деле прельщало подобных нам. Рядовые обыватели предпочитали держаться от таких подальше. Мы качались, бросали курить и бухать, чтобы показать всю свою мощь в схватке с такими же фанатами другого клуба, ну, или просто мусорами. Банды постоянно пополнялись свежей кровью, старички же, вроде меня, со временем перегорали и уходили в более реальный мир, другие, «развиваясь», примыкали к куда более радикальным группировкам, таким, как скины. Самые безголовые садились, а самые зависимые от темы, но осторожные, оставаясь, со временем оказывались во главе движения и целенаправленно распространяли субкультуру в массы. И вот те, у кого вся жизнь до сих пор состояла из жуткого желания крушить все на своем пути, вот они-то сейчас и ждали от меня условной команды, с трудом затерявшись среди обычных посетителей гей-клуба. Девять взвинченных новобранцев, не терпящих испытать кулаки на прочность, и два «старичка» — "генерала". Молодая кровь во главе с бойцовскими псами — Крюгером и Буром — моими давними «братьями по оружию». Мы до сих пор поддерживали связь, я им был удобен, как медик, способный заштопать раны, с которыми в больничку путь заказан, а они взамен разруливали проблемы, которые сам я разрулить оказывался не в силах — своеобразная крыша, козырь в руке на случай непростых жизненных ситуаций, таких, как эта. Условное сообщение получено, так же, как и номер зала, и число людей в нем. Не проходит и трех минут, как в приватную комнату вламываются далеко не сладкие мальчики: некоторые в низко натянутых капюшонах, другие в повязках на лицах под глаза, но все в фирменных, неброских шмотках, строго допущенных субкультурой брендов. Любители секса по принуждению даже понять не успевают, что происходит. Кеды от «Фреда Перри» втаптывают в пол голову Краснолицего, пока, снимая на ходу парку, я накидываю ее на голого и обдолбанного в хлам Поля. Быстро нахожу в заднем кармане джинсов Глеба свой смартфон, пинаю суку напоследок, и под общий замес мы несемся к выходу. По крикам за спиной я понимаю, что парни уделывают голыми руками уже и подоспевшую охрану. Наугад по какой-то лестнице мы попадаем в административную часть заведения, ориентируясь по стрелкам на стенах, и ищу запасной выход, ведь должен быть, обязательно должен. Тот, где нет амбалов фейсконтроля, где стоит максимум один охранник, а то и вовсе никого. Поль цепляется в мою рубашку мертвой хваткой, и я вижу, как его босые ноги недостаточно быстро переступают по ступенькам. Сзади шум и звук погони. Мы ускоряемся. Подоспевший Крюгер выбегает с нами на задворки клуба. За ним с промежутком в секунды появляются и несколько разорванных адреналином парней с горящими хищным огнем глазами. У мусорных баков он отдает мне ключи от тачки: — Черная девятка. Без номеров. На той стороне улицы. — Спасибо. — Не за что. Теперь мы в расчете, — друг имеет в виду случай, когда я штопал его после ножевого, в день матча, унесшего после столкновения с фанатами жизнь одного из полицейских. В тот вечер попасть кому-то из нас в больничку или, тем более, отдел, с подобной проблемой — означало нарваться на реальные неприятности, вплоть до срока. Вот он и пришел ко мне, и я на свой страх и риск… — Что с машиной? — Брось где-нибудь. Потом подберем. Торопитесь, здесь скоро будет полно мусоров. Весь разговор занял доли секунды. Движение не оживленное. Бежим на красный. Еще минута и мы внутри. Ключ в зажигание, блокирую двери, движок заводится с первого раза, и мы мчим по прямой в глухую, мертвую ночь.