Научи меня прощать

Последний раз он прилетал на Новый год. Погостил десять дней и умчался. У меня началась сессия, пятый курс — я почти что врач, и цель близка, только вот ничего не нужно, когда его нет в зоне моей досягаемости. Я не менял постельное, наверное, месяц, спал на подушке, пропитанной запахом его волос. Это сложно, я не думал, что так будет. Чертова весна только травит своим солнцем и видом пробивающейся жизнерадостно-зеленой травы. Чужой смех бесит, бесят веселые лица и шутки однокурсников до нервоза какого-то истерического, будто жизнь не для меня больше, будто я остался за бортом счастливой повседневности. Выручает только алкоголь, к нему меня теперь уже даже тянет. Глушу больные мозги коньяком после смены, и приходит долгожданное забытьё. Отец сказал, чтоб брал себя в руки, даже, скорее, приказал, по крайней мере, пытался сделать властное внушение, а я чё-то забил, повесил трубку и продолжил бухать в баре с новоиспеченным напарником по бригаде на скорой. Я ведь теперь фельдшер — повышение ничё не скажешь, прям карьерный рост. Он выглядит хорошо, сука, как же хорошо он выглядел в нашу последнюю встречу: повзрослел, лощеный такой иностранец в шарфе синем, волосы эти его осветленные меж моих пальцев… До сих пор чувствую их, линии на ладонях — красивые такие, тонкие… Он голодный был, несдержанный, может, и правда, ни с кем не спит больше? Горячий, соскучившийся, и целовал так, будто никогда уже не бросит. Да, бросил — именно так я это чувствую. Бросил меня здесь, оставил, как вещь ненужную. Каждый звонок его, каждое слово режет, будто лезвие кожу. Слух у него идеальный — все хвалят, и друзей много, в оркестре играет, на трубе, может, у кого еще подыгрывает, только ведь не признается, сука. Не могу так, лучше пусть вообще не приезжает, лучше стабильное «ничего», к которому постепенно привыкаешь, чем эти взрывы его появлений, отходняк после истерик в такси (его конечно истерик, я же все в себе перебаливаю), депрессуха последующая. Без него, вне его, но еще долго потом во всех этих ощущениях от встречи, в воспоминаниях... Фантомные боли его присутствия. Невыносимые боли. А проводы одни в аэропорту чего стоят. Вести на посадку до стойки регистрации этой сраной. А потом целоваться, как больным, игнорируя возмущенно-насмешливые взгляды, тыканье пальцев. И злиться так, что перестрелять их хочется, — это я умею, но лучше себя, наверное. Возвращаться обратно, уже без него. Дома постель наша — разобранная — простыни тепло его помнят и запах острый еще, потом с неделями слабеет, но я все равно его улавливаю… Снова на полгода один, только звонки его ежедневные и секс по скайпу не спасающий, а доводящий до полного безумия: видеть, но ни прикоснуться, ни дотронуться, ни вдохнуть даже. Хоть и распыляю его воду туалетную по комнате, но все равно не то — на его коже этот запах совершенно иначе чувствуется. Родной мой… Так и до дурдома недолго, а мне туда не надо. Плавали — знаем, на четвертом еще цикл психиатрии закончился. Я не выдерживаю, знаю, но как иначе? *** Музыка долбит в уши, очнулся в туалете каком-то: за загривок парня держу, рукой член его через джинсы сжимаю. Пятерня в волосах светлых тонет — оттенок точно его, или это освещение со мной играет. Запах только другой — резкий и насыщенный, а мне тот нужен — чистый и ненавязчивый… близкий. Дверь настежь, вынесло оттуда, только парень что-то в спину мне растерянно спрашивал. Я даже не понял. Слезы глаза застилают. Никотин чертов легкие травит, легче даже на йоту не стало. И такси ловить не хочу, сейчас лучше пешком, если «лучше» вообще возможно. Телефон звонит. «Поля моя» вызывает. Чувствует, сука, что я чудить начал, даже на расстоянии чувствует. Ненавижу гада. — Что? — Ты чего телефон не берешь? — Не слышал. — Понятно. Я тебе сказать хотел кое-что. — Да срать мне, — слезы, сука, душат, в горле ком, и кажется, нервы мои пошли по пизде окончательно. — Никит, что с тобой? — Все нормально, только ты это… Не звони мне больше. Сможешь? Да, плевать, я просто брать не буду. Кончено всё, не могу я так больше. Прости. Что он там ответил, я не слышал уже. Сейчас бы шагнуть прям на трассу, ведь мчатся они, как сумасшедшие мчатся… Или лучше под поезд, буду одним из тех придурков, кого с рельсов потом в метро соскребают, что людям все планы портит. Вагон станет, ветку закроют до обеда, пока меня отскребут. Только унизительно это как-то, не моё, что ли? Мне полет ближе: из окна или с крыши? А лучше синькой травануться, где б только паленой купить, нужно у дворника спросить или у сантехников в ЖЭО. Малолетки сейчас, интересно, еще бухают? Может, они знают, где дешевый алкоголь с рук толкают? Самогон с димедролом, как в нашу школьную пору. Или самому «коктейль» намутить дома? Не проснуться. А что, можно устроить — я же врач как-никак, только подумать надо, какие препараты с синькой наиболее всего несовместимы, не хочется потом на гемодиализе доживать, когда почки отвалятся… Сука, сдохнуть бы и закончить всё это. Лучше бы я тогда, вместо Глеба. Хотя, нет, не лучше. Он бы без меня точно бы Поля достал. Ладно, всё не зря было. Не зря ведь? Вон теперь у него какая жизнь… насыщенная, яркая, творческая, мать его, личность. Зато у меня пиздец такой настоящий, непредсказуемый. Чтоб я сдох… чтоб… чтоб…