Процесс исцеления

За завтраком Эрик передаёт Чарльзу булочку. Просто булочку — недорумяненную, без изюма, мака и даже без корицы — совершенно не заслуживающую особенного внимания. И ситуация, в общем-то, такая же обыденная, как и пресловутая булочка. Просто расшалившиеся Джубили и Джейми Праудстар, называющий себя Варпатчем и умеющий развивать самую высокую скорость в Школе — после Пьетро, конечно же, — забирают себе полный поднос этих булочек. Не для того, чтобы есть — и Пьетро одобряет их стратегию полностью, серьёзно, — а для того, чтобы начинять мягкое тесто этими забавными искрами, которые умеет генерировать Джубили. Ну и взрывать булочки под столом, всё логично. Профессор, кажется, не протестует особенно против таких экспериментов. Он вообще выглядит как зомби, ест как зомби…и как он ещё не рухнул носом в тарелку. Бессонные ночи рядом с Джин, проведённые в попытках запечатать Феникса, дают о себе знать. И на месте Хэнка Пьетро не выпустил бы Профа из строгих рамок постельного режима. Хотя, скорее всего, Хэнк так и пытался сделать, просто элементарно не смог добиться нужного результата. Зато Джин как новенькая, улыбается как прежде, переплетается пальцами с довольным и спокойным, как сытый кот, Скоттом под столом, словно они два сумасшедших осьминога. Джин только немного бледная, но это поправимо, это пройдёт. И, кажется, всё хорошо. И остаётся надеяться, что всё хорошо будет и с Чарльзом. Профессор улыбается довольно храбро в ответ на встревоженные взгляды учеников и только просит робко передать ему булочку — «да, одну из тех, что ещё не взорвались и не испачкали весь пол, пожалуйста». Эрик отзывается на просьбу молчаливым действием. Машинально. Просто потому что сидит рядом. Потому что его — Пьетро видит по нахмуренным бровям отца, по мрачному взгляду — успевает порядком рассердить эта нелепая детская шалость Джубили и Варпатча со взрывающимися булочками. Потому что поднос металлический. На столе перед Чарльзом оказываются все уцелевшие булочки разом, и мягкая хлебная крошка обсыпает все джинсы профессора. Джубили вздыхает смущённо, Варпатч — сердито. Это всего лишь булочки. А Чарльз смотрит на Эрика так, словно тот преподнёс ему на блюдечке международный договор о мире во всём мире, голову Апокалипсиса или — фиг знает — живого и разноцветного единорога. Пьетро не вмешивается в чужие отношения. Но он серьёзно считает, что его отцу пора уже завязывать с этим стрёмным обетом молчания. Чарльз всё-таки более решительный из этих двоих. И он, по крайней мере, успевает открыть рот раньше, чем это делает ехидная Рейвен. — Спасибо, Эрик, — говорит Чарльз тихо, и Пьетро подпрыгивает от неожиданности, когда стоящий перед ним металлический кофейник дёргается. Но играть с металлом у отца получается явно лучше, чем поддерживать беседу. — Это просто булочки, — говорит Эрик своему кофе мрачно. Рейвен вздыхает шумно и раздражённо, Джин смотрит на Чарльза встревоженно, Джубили ворует из тарелки Варпатча сыр. Пьетро не может понять, всё по-прежнему идёт не так или всё-таки начинает налаживаться. *** Пьетро не может привыкнуть к размерам Школы. Их с матерью дом кажется Пьетро чертовски маленьким и тесным по сравнению с особняком Ксавье, где каждому находится своя комната, своё место. Вообще-то ему тесно везде, где нельзя хорошенько разогнаться, так что грех жаловаться. Нет, конечно, в его полном распоряжении весь мир — носись, где хочешь, и никогда не заключай себя в тесные рамки. Но целый мир — это одно, это чужое. А Вестчестер вроде как обещает стать его новым домом. И в его прежнем доме никогда не было так просторно. Пьетро ничуть не боится, что это ощущение большого неизведанного пространства исчезнет без остатка, когда он исследует, оббежит каждый уголок. Сам особняк они с Куртом изучают очень быстро, смеются нервно, обнаруживая очередную светлую комнату, в которую ещё не заселили учеников, — потому что «сколько же их может быть!» — считают, сколько шагов — точнее, неловких подпрыгиваний, Пьетро тогда ещё использовал костыль, — потребуется, чтобы дойти до конца каждого коридора. Но сад Пьетро просто не успевает обойти. Не успевает. С его способностями это даже звучит смешно. Просто сперва костыли, потом отец, потом Джин, потом ещё много всяких отвлекающих моментов… В итоге, всё приводит к тому, что в тот день — после случая с булочкой — Пьетро узнаёт, что у Чарльза в саду, оказывается, есть яблони. Узнаёт от отца. И сперва не понимает, что от него хотят. — Какие ещё яблони? — фыркает он удивлённо. Ему не до этого. Потому что родители маленького Колосса, навещая сына в Вестчестере, привозят ему кассеты с недавно вышедшими фильмами. А так как маленький обладатель этого сокровища как никто другой в особняке привязан к Курту, то последний получает право выбрать фильм, чтобы поставить в гостиной. А Пьетро просто убеждает друга, что без его творческого подхода, ничего путного синий с кассетами не сделает. И у них теперь много дел, а тут яблони… Эрик смотрит мрачно — это привычно. И сосредоточенно — тоже привычно. И как будто Пьетро оскорбил его в лучших чувствах — и чёрт возьми, почему все эмоции отца такие предсказуемые? — Яблони, — отвечает Эрик терпеливо. — На которых созрели яблоки. И эти яблоки желательно собрать. — Да пусть ещё повисят, — отзывается Пьетро легкомысленно и интересуется весело и торопливо, пока отец не успел насупить брови слишком уж сердито. Ему не к лицу. — Стой, стой, дай угадаю. Ты просто осознал, как мало времени проводишь с родным сыном, и под предлогом сбора яблок, хочешь наверстать упущенное? О, ну так бы сразу и сказал! Пьетро вообще-то уже собирается позвать отца посмотреть фильм вместе с их радостной компанией, и плевать, что Скотт будет кисло коситься и вполголоса протестовать против вмешательства взрослых. Но Эрик вздыхает очень красноречиво. И честно, это слегка отбивает желание смотреть с ним вместе даже в окно, не то, что в телевизор. — Нет, — отвечает отец размеренно. — Ты не угадал. Единственное, что я осознал, — это то, что яблоки требуют немедленного сбора. Нельзя так легкомысленно относиться к пище, когда-нибудь можно остаться совсем без неё. Пьетро фыркает по привычке и сам кривится от того, как внезапно тускло это звучит. — Окей, я понял, — ворчит он. — Тебя интересуют только яблоки в саду, и забудь, короче, что я сказал, нет-нет, мои сыновние чувства ни капельки не задеты, и… Пьетро почти уверен, что Эрик не слушает его торопливую болтовню — чувак даже Чарльза в последнее время не слушает, о чём речь вообще — но отец неожиданно улыбается. Остро, самыми уголками рта, немного криво, словно в попытке изобразить что-то давно забытое. -…К слову о времяпрепровождении с родным сыном, — замечает Эрик мирно. — Если ты хочешь, могу выделить тебе яблоню для работы по соседству с моей. Мы будем рядом. Пьетро хочет. Нет, серьёзно. Это глупо, по-детски, но круто. — И мы можем соревноваться на скорость? — интересуется он весело. — На скорость?.. — повторяет Эрик мрачно и недоверчиво. — Ты серьёзно? -…И кидаться яблоками, — продолжает Пьетро. — Хей, все семьи так делают! — Я всегда полагал, что семьи складывают яблоки в корзину, как нормальные люди, — отзывается отец неодобрительно. — Иногда надо что-то менять в своём мировоззрении, — вворачивает Пьетро радостно, видит краем глаза, как выглядывает из гостиной заинтересованный долгим отсутствием друга Курт. Синего ждут интересные новости. — Предпочитаю остаться при своей точке зрения, — парирует Эрик. — И надеюсь, в меня не прилетит ни одно шальное яблоко. — Не моя проблема, что ты такой консервативный, пап, — фыркает Пьетро. Эрик улыбается ему. Улыбается почти по-настоящему, шире, не так вымученно. Мирно. Почти ласково. Эрик не игнорирует обращение, как предпочитает делать обычно. Эрик не морщится мрачно, словно устал от присутствия Пьетро. Эрик не ведёт себя как обычный, недовольный всем и всеми вокруг Эрик. Он просто улыбается, и Пьетро не может это упустить. — И какова моя задача в твоём великолепном плане сбора яблок? — интересуется он осторожно. И добавляет недоверчиво. — Пап. Он повторяет это обращение часто, словно надеется заставить отца привыкнуть таким образом к тому, что теперь у него есть семья. До этого не срабатывало. До этого. Курт всё ещё выглядывает из гостиной, и Пьетро надеется, что друг не слишком пугается зубастой ухмылки Эрика. — Обойдёшь правое крыло, — командует отец. — Ты явно справишься быстрее, чем я. Мне в саду нужны все, сынок, — абсолютно все — включая Хэнка — пусть вывалится из своей лаборатории уже, закопался в склянки по мохнатые уши — и Скотта — этого можешь тащить хоть за руку, хоть с помощью телепорта. Пьетро отмахивается весело, насмешливо: — Чувак, положись на меня, через пару секунд хоть вся школа будет в твоём распоряжении. Что-то во фразе Эрика не даёт покоя, реет вокруг, как надоедливая мошка. Пьетро пытается нащупать это — какая-то мелочь, незаметная, неважная, кажется… Он ловит эту крошечную муху воспоминаний за крыло только, когда вбегает без стука в комнату Скотта. Тот вскрикивает возмущённо, когда Пьетро тормозит резко, роняет стул с грохотом. — Какого чёрта! «Сынок, — думает Пьетро, чувствуя, как сердце колотится бешено. Стул отказывается подниматься с пола, и Скотт кружит вокруг раздражённой летучей мышью. — Сынок, чёрт возьми». — Дружище, — говорит он решительно. — Мы определённо должны поставить рекорд по количеству собранных яблок. — Каких яблок? — охает Скотт непонимающе и, наверное, хочет долгой разъяснительной беседы, но времени нет, поэтому Пьетро просто молниеносно вытаскивает друга в сад. Ему всё-таки приходится вернуться за оставленными в комнате кроссовками Саммерса, потому что тот почему-то наотрез отказывается работать в одних носках. *** Это действительно оказывается весьма неплохой идеей. Яблони полыхают огненными всполохами в лучах яркого осеннего солнца, клонятся к земле под тяжестью плодов, роняют на мягкую траву густые изумрудные тени. Пьетро продолжает исследовать Вестчестер. И с каждым новым шагом вглубь сада его новый дом становится красивее. Эрик загоняет половину ребят на стремянки — обнаруженные в доме или сваянные им самим торопливо из металла. Он не слушает возражения Джубили о том, что её джинсы не приспособлены для покорения подобных вершин, закатывает глаза на ворчание Хэнка о том, что у него «вообще-то опыты в лаборатории в самом разгаре, Эрик!» А ещё он фыркает весело на заявление Пьетро о готовности получить фронт работ по соседству с отцом для создания необходимой семейной атмосферы. И напрочь запрещает кидаться яблоками. Эрик, подавая пример, облюбовывает на пару с пристроившимся к нему Пиро соседнее дерево, закатывает рукава чёрной водолазки, хмурится сердито, поглядывая на кипящую вокруг работу. Это правда хорошая идея. Пьетро очищает нижние ветки от яблок моментально, используя высокие скорости, но Скотт кричит на него сердито, обвиняет в раздражающем мельтешении, и Джин смеётся со стремянки. Она выглядывает весело из-за веток, уютная, в вязаном зелёном свитере, и раскрасневшиеся щёки её напоминают те самые яблоки, которые девушка держит в руках. Юные мутанты вокруг пользуются своими силами напропалую. Джубили, смеясь, подпаливает искрами черенки яблок, и те, падающие, подхватывает юркий и ловкий Варпатч. Шторм создаёт маленький изящный — полностью подчиняющийся её воле — порыв ветра, запускает его вглубь ветвей, срезая аккуратно яблоки, не задевая листья. Курт с помощью телепортации ухитряется оказываться то на самом верху яблони, то в гуще ветвей и исчезает прежде, чем те успевают согнуться под его тяжестью. И не забывает набрать полные руки яблок. Не отстаёт даже Рейвен. Применяет мутацию, превращаясь в очень высокого, очень нескладного человека, дотягивается до самых высоко висящих яблок, смеётся заливисто сама над собой. Ребята хлопают ей весело, а Хэнк смотрит с соседней стремянки восхищённо. Джин пытается достать особенно далёкое яблоко, тянется трогательно, и Скотт смотрит на неё снизу встревоженно. Пьетро знает, что нужно делать. — Джин, — зовёт он. — Чего ты медлишь, оно же так близко! Спорим, я достану его быстрее, чем ты моргнёшь? Подруга понимает его мгновенно. И Пьетро правда думает, что она не решится. Думает ровно до тех пор, пока Джин не выпрямляется на стремянке, не сдвигает сосредоточенно брови. Яблоко само влетает ей в ладонь. И небо остаётся всё таким же чистым, и земля не трескается пополам. Скотт вскидывает руки вверх торжествующе, Пьетро делает радостный круг по саду, и Джин улыбается несмело. Она не может бояться Феникса всю жизнь. Это совершенно отличная идея. Чарльз появляется в саду неожиданно, выкатывается на поляну мягко, смотрит умиротворённо вокруг. У него тёплый плед на коленях и нежность в ярких глазах, и Пьетро чувствует, как его — он уверен, их всех, — пронзает телепатической волной горячей любви и благодарности. Должно быть, эта волна касается и Эрика — она должна была коснуться Эрика — потому тот сжимает губы решительно, срывает с верхней ветки румяное яблоко — доставать из корзины нельзя, он сам всем запретил — и идёт по пригибающейся под тяжёлыми шагами траве прямо к креслу Ксавье. Пьетро слышит, как вздыхает порывисто и облегчённо Рейвен, когда яблоко опускается наливным боком в протянутые ладони профессора. — Чарльз, — говорит Эрик глухо. — Надеюсь, ты не против нашей самодеятельности? Чарльз только за. Чарльз только рад. Это видно по его сияющим глазам, по благодарному взгляду, которым он смотрит сперва на кипящую в саду работу, потом на Эрика. На Эрика Чарльз смотрит дольше. — Конечно, нет, мой друг, — говорит Ксавье мягко. — Конечно, нет. *** Сперва Пьетро видит облако — фиолетовое, полупрозрачное, настораживающее. Оно возникает в центре сада, ширится, растёт, и Джубили вскрикивает испуганно, а у Джин такое лицо, словно она готова обвинить во всём себя. Но облако раскрывается — словно дверной проём — и на траве оказывается груда металла, смятого, ощетинившегося трещинами. Чарльз вцепляется пальцами в подлокотники кресла, приподнимается встревоженно. Лицо его заливает яркая белизна, и Эрик кладёт другу руку на плечо встревоженно. Псайлок появляется из проёма через мгновение. Ступает на траву только одной ногой, второй предусмотрительно остаётся на другой стороне портала. И смотрит только на Эрика. У Пьетро яростно стучит в висках от тревоги, когда отец делает шаг вперёд. — Что тебе нужно? — спрашивает Эрик холодно. Псайлок выдерживает тяжёлый взгляд бывшего союзника, не моргая, кивает мрачно на груду металла у своих ног, и Пьетро различает под этим стальным покрывалом скорчившуюся человеческую фигуру. — Я пыталась позаботиться о нём, — говорит Псайлок мрачно, равнодушная безысходность веет в каждом её слове ледяным сквозняком. — Но мне он не нужен. Возможно, ты сможешь сделать что-то для него.