И во тьме их сковать

ТОРИН ________________________________________ Было очевидно, что дальше в этот день они не пойдут. Солнце уже садилось, к тому же гномы всё ещё не могли полностью стряхнуть с себя страшные воспоминания о пережитом в подземельях. Поэтому общим согласием решили, что отдых и горячий ужин будут всем на пользу. Сам Торин горел нетерпением продолжать путь, но ради остальных с готовностью уступил доводам Гэндальфа и согласился выступить в дорогу на рассвете, чтобы дать Отряду время как следует выспаться и прийти в себя. Кили и эльфийка вернулись с известием, что нашли подходящую поляну, укрытую от ветра скальным утёсом – как раз то, что нужно, чтобы разбить лагерь. Она располагалась на достаточном расстоянии от драконьих пещер, чтобы не опасаться вновь попасть под их чары, и в то же время туда можно было успеть добраться до темноты. Их выросший в числе Отряд двигался медленным шагом в сгущающихся сумерках. Торин был настолько измучен усталостью, что остался почти равнодушным к зрелищу, которое в другое время заставило бы кровь в жилах вскипеть от возмущения: его младший племянник и рыжая эльфийка шли бок о бок, касаясь друг друга кончиками пальцев. Фрерин шёл рядом с Торином, буквально прилипнув к нему – так же, как эта наглая эльфийка липла к Кили. Когда Торин в третий раз едва не полетел кувырком, запнувшись о его сапог – ко всему только этого не хватало! – то решил, что это уже слишком. С готовой гневной отповедью на губах он повернулся к брату. Но злость тут же угасла, стоило ему поглядеть на Фрерина повнимательнее. По его виду можно было заподозрить, что на нём потопталось целое стадо дрессированных боевых кабанчиков кузена Даина. - Ты ранен? – спросил Торин. Наверно, это прозвучало больше похоже на обвинение, чем на вопрос – судя по тому, что Фрерин тут же нахохлился, готовый защищаться. - Нет! Я в полном порядке! – он недовольно сморщился и приотстал на несколько шагов. - Фрерин. Брат сделал обиженное лицо, громко вздохнул, но всё-таки не стал отмалчиваться: - Что ты видел? Там, в пещере? - Кое-что, о чём никому не стану рассказывать. Фрерин поплотнее закутался в плащ и прошептал, теребя застёжку: - Я видел Азанулбизар, - он говорил так тихо, что Торину приходилось напрягать слух. – Я снова был там, на поле битвы, и видел, как убили дедушку и отца. Его плечи задрожали, но он не отвернулся, наоборот, нашёл глазами взгляд Торина. - Тебя и Дис тоже. И маму. Всех. Вы все погибли, и я остался один. - Это страшный сон, ничего больше, - Торин постарался говорить как можно убедительней и мягче. Фрерин тихо выдохнул – это можно было принять за смешок, но на его лице не было и тени улыбки, когда он сказал: - Прости меня. - За что? - Сам не знаю… Наверно, за то, что оставил тебя одного. Поддавшись порыву, Торин схватил руку брата и крепко сжал холодные пальцы. - Но теперь я не один, ведь так? Похоже, это немного утешило Фрерина. Он уже не выглядел таким несчастным. Торину подумалось, что в этом есть какая-то особая, почти позабытая прелесть – идти вот так, рядышком, как когда-то мальчишками, когда он знал себя большим и сильным старшим братом, а маленький несмышлёный Фрерин повсюду хвостиком семенил за ним, цепляясь за его руку липкой от сладостей ладошкой. Это воспоминание согревало и приносило спокойствие, как и всё, что родом из детства. - Брат? – вдруг снова заговорил Фрерин. Они как раз взобрались на холм – как уверял Кили, последний, который нужно было перевалить, чтобы добраться до места ночёвки. Торин вопросительно хмыкнул. - А что, все полурослики такие маленькие? Я думал, это просто выдумки старых невежественных кумушек. Такая же небылица, как про нас болтают, будто бы у нас нет женщин. Торин неохотно перевёл взгляд вперёд, на низенькую фигурку рядом с Гэндальфом. Тёмная кудрявая макушка едва доставала волшебнику до локтя. - Я знал немногих полуросликов, - ответил он коротко. По правде сказать, придя в себя достаточно, чтобы как следует рассмотреть своего спасителя, Торин был поражён тем, каким худощавым и хрупким тот оказался. Бильбо, хотя и не выше его ростом, был куда крепче и здоровее. К счастью, в прошлом Торин на собственном опыте убедился, насколько обманчива бывает внешность, и в особенности хоббичья внешность. Иначе бы он лишь высмеял того, кто вздумал бы его уверять, что вот такое создание – юное, бледное, со слишком тонкими, похожими на эльфийские, чертами и огромными печальными глазищами – сумело победить величайшее зло, когда-либо угрожавшее Арде. Но знакомство с Бильбо многому научило его, и не в последнюю очередь тому, что не нужно мерить силу духа и храбрость по росту и силе руки. - По-моему, он неплохой парень, - задумчиво сказал Фрерин. Он улыбнулся, высвобождая руку из руки Торина. – Как думаешь, он встречал эльфийскую колдунью Лотлориена? Про неё столько всего написано в книжках, которые наш Ори вечно таскает с собой. Ори сказал однажды, что она так же стара как сама Смерть. Представляешь, каково это – увидеть её своими глазами! - Откуда мне знать? – проворчал Торин. – Пойди и сам у него спроси, если у тебя язык чешется поговорить об эльфах. - А вот и спрошу! – ухмыльнулся Фрерин, и, не теряя времени даром, со всех ног припустил в начало отряда. Неудивительно, что бедный ничего не подозревающий полурослик вздрогнул от испуга, когда его запыхавшийся от бега братец вдруг возник рядом с ним. Торин покачал головой и решительно отвернулся. Поляна, укрытая и защищённая скальным выступом, оказалась сухой и даже уютной. Охапка засохших веток, брошенное Гэндальфом заклинание – и вскоре в её центре весело потрескивал костерок. Гномы расселись вокруг, развязав заплечные мешки и сосредоточенно роясь среди запасов провизии – нужно же, в конце концов, приготовить что-нибудь повкуснее надоевшего хлеба с сыром, чтобы отпраздновать их неожиданное спасение! Торин несколько раз обошёл вокруг лагеря, убеждаясь, что всё спокойно. С облегчением он заметил, что в безопасном укрытии и в ожидании вкусной еды к гномам, хотя бы отчасти, вернулась прежняя весёлость. Непринуждённо болтая и перебрасываясь шуточками, они поудобнее устраивались вокруг огня, распаковывали поклажу, проверяли оружие и расстилали одеяла для ночлега. Торин слышал, как Фили пристаёт к Бофуру с уговорами что-нибудь сыграть или спеть, как только они закончат ужин. Единственным тёмным пятнышком, омрачавшим Торину безмятежное расположение духа, были их новые попутчики. Он помимо воли снова покосился на них. Эльфийка и Гэндальф сидели рядом, о чём-то беседовали вполголоса. Полурослик явно не знал, куда себя деть, и неуверенно мялся поблизости, прохаживаясь туда и сюда и не решаясь подойти к гномам, чьи спины образовали тесный круг у костра. Балин, должно быть, заметил нерешительность полурослика одновременно с Торином – потому что тотчас же жестом подозвал его, подвинулся, освобождая место рядом с собой. Гномы приветливо заулыбались и, как только он уселся, наперебой засыпали его вопросами – о нём самом, о новостях из Средиземья, чуть не обо всём на свете. Фродо отвечал, сначала тихо и запинаясь, потом всё увереннее – а Торин поймал себя на том, что пристально вглядывается в каждое движение, поворот головы, вслушивается в интонации, в построение фраз, пытаясь отыскать сходство с Бильбо. В выражении, в манере говорить юного Бэггинса было куда больше какой-то словно бы осторожности, мягкости и серьёзности – а, может быть, скрытой печали? – чем у его дяди, да и внешне он был не слишком-то на него похож. И всё равно, от пронзительного чувства узнавания что-то сжалось в груди. Это было больше, чем Торин мог сейчас вынести. Он резко поднялся, и, оставив позади рыжий круг света и громкий весёлый разговор, ушёл в темноту. Ночь была спокойной и ясной, крохотные огоньки звёзд давали достаточно света, чтобы можно было обходиться без фонаря. Выйдя на равнину из-за ограждающего их лагерь полукольца невысоких скал, Торин отыскал большой плоский валун, уселся на него и достал из ножен меч. Лезвие было чистым – ни засохших пятен крови, ни малейшего знака того, что несколько часов назад Торин вонзил его в сердце дракона. Но в таком деле никакая предосторожность не бывает лишней. Ничто, соприкоснувшееся с этим злобным чудовищем, не должно сохранить на себе его след! Он тщательнейшим образом отчистил, протёр и смазал клинок – до тех пор, пока тот не заблестел в далёком свете звёзд, как полированное серебро. Если бы так же легко можно было истереть, вымарать из памяти источающий ядовитую ложь вкрадчивый голос! Торин мрачно усмехнулся. Ему вдруг подумалось, что его меч наконец-то заслужил себе достойное имя. Драконья Погибель, справедливое напоминание – и о подвиге, совершённом славным клинком, и о вмешательстве гибельного коварства дракона в судьбу его хозяина. Трава зашуршала под чьими-то лёгкими шагами. Кулак Торина сам собой сомкнулся на рукояти меча. Но тут ветки кустов раздвинулись, и к нему вышел Гэндальф. Торин наклонил голову в молчаливом приветствии. Волшебник немного постоял, запрокинув лицо к небу и внимательно изучая рисунок звёзд. Кажется, увиденное его удовлетворило. Он взгромоздился рядом, рассеянно похлопал себя по бокам в поисках трубки, прежде чем выудить её из какого-то скрытого в складках кармана. Гэндальф на вечернем привале, задумчиво сидящий с трубкой в руках – это зрелище пробуждало так много воспоминаний! - И в самом деле – сколько лет, сколько зим, - без предисловий начал Гэндальф, разжигая трубку одним ловким движением пальцев. Торин долго молчал, глядя на него. - Благодарю тебя за то, что спас моих родичей, - сказал он наконец и снова обратил всё внимание на меч, лежащий на коленях. - Так холодно и официально, Торин? Понимаю, наша последняя встреча состоялась при весьма досадных обстоятельствах, но я действительно рад тебя видеть. - Я не держу зла против тебя, если ты это имеешь в виду. Гэндальф помолчал, несколько раз с наслаждением затянулся. Прозрачная кисея серо-голубоватого дыма заколебалась от ветра и медленно поплыла в сторону. - Подозреваю, что тебя гложет сознание собственной неудачи. Ты думаешь, что твой поход, дело твоей жизни, завершился провалом. - А это не так? - Конечно, не так. Разве кто-нибудь согласится, что то, что тебе удалось совершить, не стоило… - Нет, - прервал Торин. В нём загорелся гнев, ища выхода, как рвущиеся на волю языки пламени. – Ничто не стоит того, чтобы заплатить такую цену. Мой род, моя честь, мои…- он оборвал себя и зажмурился. Спорь на что угодно, проклятый волшебник глядит сейчас на него с жалостью! Он не желал этого видеть, не желал терпеть унижение. - Если бы ты не пошёл в тот поход, Эребор никогда не был бы отвоёван. Три королевства не объединились бы, и Север пал под натиском сил Мордора. Хуже того – Кольцо не попало бы к Бильбо, и, скорее всего, Саурон нашёл бы его гораздо раньше, ещё до того, как мы поняли, что он вернул себе прежнюю мощь. Средиземье бы погибло. - Ты не можешь этого знать. - Не могу, - спокойно согласился Гэндальф. – Никто не может знать того, чему не суждено было произойти. Но моё предположение не становится от этого менее вероятным. Торин опустил глаза, разглядывая меч, провёл пальцами по угловатым чёрточкам защитных рун, бегущих вдоль клинка. - Ты знал? – глухо прошептал он. – Когда ты передал мне ключ, который мой отец оставил тебе на хранение, ты знало том, что меня ждёт неудача? Гэндальф молчал очень долго. Причудливые завитки дыма медленно поднимались к небу. - Не называй то, что случилось, твоей неудачей. Это не так, - размеренно, веско проговорил Гэндальф. – Знал ли я о том, что род Дурина прервётся? Нет, не знал. О том, что Одинокая Гора будет возвращена гномам, а Смауг убит? Тоже нет. Но я надеялся. Верил в тебя, в то, что ты сможешь одержать победу, и тогда твоему королевству – и всему Северу Средиземья – вернутся благополучие и покой. - Ты верил напрасно, - с горечью возразил Торин. - Нет. Моя ошибка была в том, что я слишком легко отнёсся к наследной беде вашего рода, решив, что тебя эта слабость не коснётся. Я слишком сосредоточился на будущем и упустил из виду настоящее, - Гэндальф задумчиво покачал трубку в пальцах. Огонёк бросал бледные отсветы на складки его плаща. – Большие знания, к сожалению, не всегда приносят их обладателю великую мудрость. Печальная судьба моего брата Сарумана тому подтверждением. Он посмотрел на Торина из-под горестно насупленных бровей: - Меня не было рядом, когда тебе больше всего необходима была моя помощь. Я всей душой об этом сожалею. Прости меня. Сказал бы кто Торину ещё накануне, что ему доведётся услышать из уст Гэндальфа извинения! И что прикажете на такое отвечать? - Что было, то прошло, забудем, - проворчал он, не придумав ничего лучше. Печальный взгляд Гэндальфа смягчился улыбкой. Из-за кустов раздался приглушённый расстоянием голос и мелодия скрипки. Судя по всему, Фили таки уговорил Бофура спеть. Торин узнал старинную кузнечную песню – её размеренный ритм был приспособлен для того, чтобы в такт ему ударяли по наковальням молоты в кузнях. Гэндальф подхватил мотив и несколько куплетов подряд подпевал Бофуру – казалось, он полностью углубился в это занятие – и вдруг резко умолк, повернулся к Торину и пронизал его острым взглядом. - Ты так же неуступчив и высокомерен как твой дед. Тебе не досталось ничего от мягкости твоей матери, ни от миролюбивого нрава твоего отца, - он наклонился и с назидательным видом постучал чашечкой трубки по лезвию торинова меча. – Но ты стал бы хорошим королём, Торин Дубощит. Твоя сила и целеустремлённость послужили бы на благо Эребору. Торин почувствовал, как щиплет глаза. - Этого ты тоже не можешь знать. - Это одна из немногих вещей, в которых я не сомневаюсь. Если этот странный разговор был чем-то вроде попытки примирения между ними – что ж, можно считать, что примирение состоялось. Они ещё немного посидели молча. Торин принял предложенную ему трубку и затянулся незнакомым, с привкусом каких-то особенных трав табаком. С поляны донёсся громкий взрыв смеха – один новый звонкий голос легко взмыл над остальными – и Гэндальф широко улыбнулся. - Я рад, что твой отряд так сердечно принял Фродо. Он взял на себя очень трудную задачу, дружеская поддержка облегчит её, - выдохнув напоследок большое пушистое колечко дыма, Гэндальф аккуратно загасил трубку. – Ему страшно. А мне страшно за него. Торин не смог скрыть охватившей его тревоги: - Ему грозит опасность? - Нет, - волшебник чуть улыбнулся. – Но он всего лишь маленький хоббит. - Любой из нас будет защищать его до последней капли своей силы. Торин произнёс эти слова словно клятву. Они и были самой вернейшей из клятв – ведь этот парнишка для Бильбо как сын. Торин скорее навеки лишился бы своего места в Чертогах Праотцев, чем позволил бы кому бы то ни было причинить ему хоть малейший вред. - Я знаю. Торин помнил, что Гэндальф всегда ценил прямоту – даже больше вежливости, – и поэтому не стал ходить вокруг да около и спросил о том, что не давало ему покоя с момента их встречи: - Как получилось, что он оказался в Валиноре? Дис рассказывала, что он выжил в Великой Войне. - Да, это так, - сказал Гэндальф. – Он избежал смерти. Но раны души глубже телесных ран, и иногда время не в силах их исцелить. - Он по своей воле покинул Средиземье? - Он не смог бы остаться. Нести так долго бремя столь страшного зла, позволить ему завладеть собой… Нет, у него не было иного выбора, иного пристанища. Владыки Эльдар оказали ему милость, когда разрешили поселиться в Валиноре до конца его жизни. Фродо молод, он проживёт ещё много лет. - И он не сможет вернуться? - Пересечь Море и ступить на берег Благословенного Края – так же окончательно и необратимо, как смерть. Пути назад нет. - Тогда мне очень жаль его, - прошептал Торин. - Мне тоже, поверь. Совсем не такой мне хотелось бы видеть его судьбу. Но я уважаю его выбор. В этом решении – удивительная для столь юного возраста мудрость, - Гэндальф невесело усмехнулся. – Да и для любого возраста, если уж на то пошло. Гномы допели последний куплет кузнечной песни, и после недолгой паузы в ночном воздухе взлетел ясный голос Дис. Эту песню Торин тоже узнал сразу же, ещё до того, как завершилась первая строка. Колыбельная, которую Фреис сочинила сама после рождения Торина и часто пела ему и брату с сестрой – пока они были совсем малышами и засыпали в родительской спальне. Простая нежная мелодия погрузила Торина в тёплое облако воспоминаний: ласковые руки, родной запах, щекотное прикосновение отцовской бороды к лицу, когда он целовал его в лоб перед сном, сонное тепло трёх маленьких тел, прижавшихся друг к другу в уютном гнёздышке кровати. Торин почувствовал, что внутри как будто развязывается туго затянутый узел, и жестокие слова дракона уходят, изглаживаются из памяти и сердца. Когда песня закончилась, Гэндальф сказал, одобрительно покивав головой: - Очень красиво. Голос Дис напоминает мне о вашей двоюродной бабушке Моир. Поэты называли её «серебряным колокольчиком Эребора». Она пела хвалебный гимн Трору на его коронации, и, если память меня не подводит – по окончании церемонии получила ни больше, ни меньше, чем двадцать два предложения руки и сердца от восхищённых поклонников. Торин фыркнул от смеха, прикрыв рот ладонью. - Хотя я давно понял, что способность и любовь к музыке в крови у всех гномов. А ваш род Ауле наградил щедрее остальных. - Большинство из нас. Adad всегда пел так, будто пещерный медведь у него на ушах джигу сплясал. Торин не меньше Гэндальфа удивился вырвавшейся у него шутке, а ещё больше тому, как легко вдруг сделалось на душе. Волшебник же запрокинул голову и громко расхохотался. - В следующий раз непременно попроси Фродо спеть. У него отличный слух и голос. Как у многих его сородичей, - он постучал трубкой по камню, выбивая её, и протёр пустую чашечку рукавом – ничуть не заботясь, что пепел оставляет пятна на белоснежной ткани. - Ты не спросил меня о Бильбо, Торин. - Становится холодно, - сказал Торин и поднялся, убирая меч в ножны. – Лучше вернуться к костру. - Да, благоразумие подсказывает, - согласился Гэндальф и продолжил сидеть не шелохнувшись. Торин повернулся, чтобы уйти, и, уже раздвигая ветки кустов, услышал, как волшебник пробормотал: - Но разве ты когда-нибудь слушал советы благоразумия? *** Ночью Торин почти не спал и окончательно проснулся ещё до рассвета. Поворочавшись немного, он собрался вставать – уж лучше найти себе какое-нибудь дело, чем валяться без толку. К усталости после бессонной ночи ему было не привыкать. Из всего их отряда в эту несусветную рань на ногах была одна Дис. Она хлопотала у подвешенного над костром котелка, собираясь готовить завтрак. Пар от закипающей воды смешивался с низким густым туманом. Неужели сестра вовсе не ложилась? – удивился про себя Торин. Быстро скользнув руками в рукава куртки и застегнув пояс, он подошёл, чтобы помочь ей. Дис молча протянула нож и кусок вяленой дичи, и Торин опустился на колени рядом с ней, строгая мясо тонкими ломтиками, пока она сама засыпала в кипяток крупу. Ни один из них не мог бы похвастаться репутацией первоклассного повара, поэтому Дис помешивала в котелке даже чаще необходимого, опасаясь не уследить и упустить убежавшую кашу на угли. И всё же время от времени она отвлекалась, чтобы посмотреть на спящий отряд. Укрытые одеялами холмики мерно приподнимались от дыхания. По одному из этих холмиков рассыпались блестящие ярко-рыжие волосы – к нему-то и ускользал то и дело взгляд сестры. Поняв, что Торин заметил, Дис вздохнула. - Кили отдал ей мой рунный камень, - вполголоса, словно бы с осторожностью призналась она. Торин и сам хотел бы удивиться – да только он слишком хорошо знал Кили. Чего ещё ожидать, с его-то обыкновением очертя голову нестись навстречу всему, что поманит остротой опасности или новизны. Что ж, значит – как в детских шалостях или в бою, так и в любви. - Это Фили тебе рассказал? - Нет, он сам. Дня не проходило без того, чтобы он не вспомнил о ней. Сперва я думала, что это просто очередная его блажь и скоро ему наскучит. Что-то вроде того, когда ему вдруг втемяшится выводить из себя дедушку выдумками про эльфов. - И ты так спокойна, - Торин с подозрением покосился на сестру. - Думаешь, мне это по душе? - сухо возразила Дис. – Уже не говоря о том, что Вили удар хватит, когда он узнает. Но какой смысл поднимать шум сейчас? У нас у всех впереди куда более важное дело. - Я мог бы поговорить с ним, если хочешь. К его изумлению, Дис покачала головой. - Ни в коем случае! Ни слова, ты его знаешь. Ему только что-нибудь запрети – по камушку до фундамента всю Крепость разберёт, а своего добьётся, - с треском сломав, она подбросила толстую ветку в костёр и свирепым взглядом уставилась в лениво булькающую кашу. – Если верить тому, что мальчишки о ней рассказывают, Кили обязан ей жизнью. Как бы я к ней ни относилась, и что бы ни... влекло их друг к другу, я в долгу перед ней. Мы все у неё в долгу. - Я думаю, всё, что он намечтал себе о ней – лишь его фантазии. Он же почти её не знал. Они скоро поймут, что не подходят друг другу, и всё это кончится ничем. - А может быть, он взял бы её в жёны, если бы остался жив? – резко прервала Дис. – Откуда нам теперь знать? Повисло напряжённое молчание. Дис яростно помешивала половником в котелке. - Когда наш поход будет завершён, им придётся расстаться, - сухо сказал Торин. - Тем больше причин не вмешиваться. Если времени так мало, а единственное, что ждёт впереди – это боль расставания. Как я могу желать сердечной боли собственному сыну? Или ей, пусть даже она просто незнакомая эльфийка, – Дис потёрла пальцами виски и устало добавила: - Неужели даже здесь нам не будет покоя? Почему он раньше не замечал, как много седины у сестры в волосах? Ему нечем было её утешить. Скоро совсем рассвело. Первые косые лучи солнца пронизали залёгший слоями туман. Один за другим гномы зашевелились, просыпаясь, и через несколько минут лохматый и позёвывающий отряд в ожидании завтрака полукругом собрался у костра. Пара самых нетерпеливых попытались было сунуться к котелку, но схлопотали от рассерженной Дис предупредительный шлепок половником. Вскоре все были чинно выстроены в очередь, миски розданы, а Торину определена обязанность наполнять их водянистой кашей. Получив свою порцию, полурослик вежливо поблагодарил. Он помедлил рядом, переминаясь с ноги на ногу – так, словно хотел о чём-то сказать, но не мог придумать, как начать. Торин торопливо опрокинул половник в очередную миску, протянул её брату, поднялся и быстро пошёл прочь от костра. Фродо завертел головой, явно сбитый с толку. Постоял ещё немного, потом наконец отошёл в сторону, уселся между Бофуром и Балином и принялся за еду. К сожалению, бегство Торина не осталось незамеченным. - Ты чего это? – шёпотом окликнул Фрерин. Он догнал Торина, держа свою миску на вытянутых руках, чтобы не расплескать. – Решил, что он тебя боится? Он маленький и тощий, в чём только душа держится, но его так легко не испугаешь. Бофур вчера вечером сыграл с ним одну из своих штучек. Подошёл ни с того ни с сего, схватил, да и посадил его себе на плечи, знаешь, как наши детей носят – так он даже не пикнул! Это я его боюсь. - Нет, не решил, - не желая продолжать разговор, отрезал Торин. – Давай ешь быстрее, мы выступаем сразу же, как все будут готовы. Завтрак не занял много времени. Через полчаса лагерь был свёрнут, костёр потушен, и гномы деловито вскидывали на спины мешки с поклажей, по первому знаку готовые тронуться в путь. Гэндальф обвёл их одобрительным взглядом. - Ну что ж, сдаётся мне, с такими попутчиками дорога будет веселее! Идёмте! До Горы Таникветиль уже недалеко. Если память мне не изменяет, мы должны свернуть на север. Тогда мы выйдем на дорогу, примыкающую к реке, а река доведёт нас прямиком до горы. Гэндальфово «если память мне не изменяет» показалось Торину подозрительным. - То есть ты не уверен? - Много времени миновало с тех пор, как я последний раз путешествовал по этим краям. Не думаешь же ты, что спустя пять тысяч лет я помню каждый холмик и тропинку в Амане? Доверься мне. В конце концов, я благополучно провёл вас через пол-Средиземья. - Ага, - усмехнулся Бофур. – Это если не считать троллей. - И гоблинов, - добавил Оин. – И каменных великанов, балрог их за ногу. - Ты забыл Лихолесье! Сплю и вижу, как бы снова проснуться у Лесной Феи за решёткой. - А ещё… - Итак, решили, - Балин возвысил голос, перекрикивая многоголосый гомон. – Ведите нас, мастер Гэндальф, мы полагаемся на вас. - Спасибо, Балин, - храня невозмутимое достоинство, отозвался Гэндальф. Они шли быстро, торопились поскорее покинуть неприветливую и небезопасную местность, но подгонявший их накануне тягостный страх рассеялся. Гномы вовсю веселились, болтали и развлекали себя и товарищей всё более и более неправдоподобными историями, бо́льшую часть которых выдумывали прямо на ходу. Кажется, Фили и Кили пришли к выводу, что Фродо более всех остальных нуждался в развлечении. Они упорно держались поблизости, вовлекали его в разговор при малейшей возможности, поддразнивали, наперебой сыпали остротами, сияя от удовольствия, когда серьёзное лицо полурослика светлело от улыбки. В груди у Торина снова болезненно сжалось. Всё это так напоминало старания его неугомонных племянников подружиться с Бильбо. Но младшего Бэггинса – в отличие от его дяди – судя по всему, ничуть не раздражали и не выбивали из колеи неуёмная словоохотливость и подначки принцев. Он вёл себя так, как будто это для него в порядке вещей, с готовностью смеялся шуткам, и даже сам рассказал что-то забавное о проделках своих кузенов. Что ж, если он привык к обществу двух таких же юных шалопаев – это многое объясняет, подумал Торин. Однако на любые попытки расспросить его о путешествии с Кольцом и о войне полурослик качал головой и неловко извинялся. Вид у него при этом делался такой несчастный, что даже Ори, с его профессиональным любопытством летописца и историка, не решился настаивать. Одним словом, пока было грех жаловаться. Их совместное путешествие началось вполне приятно. Довольно скоро сухая, каменистая равнина осталась позади, сменившись поросшими травой округлыми холмами. Дорога превратилась в долгую череду плавных подъёмов и спусков, с каждым из которых Гэндальф хмурился всё более озадаченно. Наконец, он принял решение – о котором, разумеется, не соизволил сообщить остальным – и свернул куда-то в сторону, отделавшись туманным обещанием «всё разузнать» и скоро вернуться. Такое развитие событий не предвещало ничего хорошего. Они продолжали идти, держа направление на север и надеясь, что волшебник сможет найти их и догнать – и вскоре действительно вышли к реке, которая текла по дну глубокой долины между холмами. За невысоким пригорком река замедляла течение и разливалась, образуя пруд – широкий, с ровными покатыми берегами и гладкой как зеркало ярко-аквамариновой водой. От его красоты веяло чем-то неестественным – достаточно было посмотреть на то, как внезапно, словно кто-то кистью провёл черту, менялся оттенок воды в месте разлива – и Торин предостерёг остальных, чтобы они были осторожны и на всякий случай держались подальше. Кили – кто бы сомневался! – как обычно решил, что предостережение к нему не относится. Он подошёл к самому краю, наклонился и с любопытством уставился на воду. - Кили! – встревоженные возгласы Дис и Тауриэль слились в один, и обе женщины, вздрогнув, с неловкостью поглядели одна на другую. - Я хочу посмотреть, - заявил Кили, демонстративно складывая руки за спиной. – Просто посмотреть, и всё. Торин вздохнул и начал решительно спускаться к пруду, намереваясь, если потребуется, силой увести племянника. Но не успел он взять Кили за локоть, как его внимание привлекла какая-то неясная тень под водой. Из-под самой поверхности на него глядело неподвижное, бледное как воск лицо ребёнка. Эльфийского ребёнка. Его глаза были закрыты, длинные тёмные волосы медленно шевелились от невидимых струй течения. Кили отшатнулся, хрипло вскрикнув от ужаса. Торин кинулся вперёд, протянул руки, готовый выхватить утопленника из воды. Вдруг его ещё не поздно спасти? - Торин Дубощит! – громовой голос Гэндальфа раскатился по долине. – Ни в коем случае не касайся воды! - Но там ребёнок! – закричал Кили. В мгновение ока Гэндальф очутился рядом, схватил обоих за руки и с удивительной безжалостной силой потянул прочь. - Он мёртв, - не ослабляя хватки, сказал он. – И, скорее всего, мёртв уже очень, очень много лет. Торин снова посмотрел на воду и с зарождающимся отвращением заметил в ней ещё тела – много маленьких тел, застывших без движения под стеклянно-гладкой поверхностью. К горлу подступила тошнота. Рука Дис до боли сильно стиснула его плечо. Её плотно сжатые губы дрожали от гнева. Кто-то из гномов приглушённо ахнул, а Бифур не сдержал низкого, страшного рычания. - Это кладбище, - объяснил Гэндальф и вытянул руку с посохом, отгораживая гномов от воды. – Вана Вечно-Юная хранит его. А теперь возьмите себя в руки и отойдите прочь. В лице Оина не было ни кровинки: - Во имя Чёрного Пламени! Кто… кто сотворил это… чьё гнусное, извра… - Замолчи! – властно оборвал Гэндальф. – Дети каждого народа – под защитой и покровительством Ваны. Этот пруд – святое место, что бы ты о нём ни думал. Несколько мгновений прошло в напряжённой тишине. Волшебник опустил посох – видимо, уверился, что ни один безрассудный гном больше не попытается прыгнуть в воду. - Смерть эльфийского ребёнка, от болезни или от несчастной случайности – огромное несчастье. Такое происходит очень редко. Для этих детей нет пристанища в Валиноре, потому что их души покинули их тела. Нет им дороги и в Чертоги Мандоса – они не погибли в бою и ещё не совершили ничего, за что должны были бы предстать перед судом Владыки Судеб. Из самых чистых струй реки Ниенны Вана сотворила этот пруд, и в его святых водах они покоятся в мире, под её благословением, дожидаясь конца времён и Возрождения Арды. Объяснение Гэндальфа казалось правдоподобным, но всё равно руки у Торина сами собой сжимались в кулаки от ярости. Он не сразу смог вытолкнуть слова из словно стальной петлёй схваченного горла: - Оставить их здесь…бросить непогребёнными… на виду у всех, где кто угодно может… - Эльфы хоронят своих мёртвых не так как вы, - смягчаясь, сказал Гэндальф. – Я понимаю, это удручающее зрелище, но даю тебе слово – ни малейшего бесчестья их не коснулось. Такой ответ тебя устроит? Или ты хочешь ещё о чём-то спросить? - Я хочу, - вмешался Бофур. Он с тревогой оглядывался по сторонам. – Где малыш Фродо? *** Долго искать не пришлось. Фродо обнаружился неподалёку, за гребнем последнего взгорка, отделяющего долину реки и пруд от холмистой равнины. С беспокойным видом он прохаживался взад и вперёд по дороге, опустив голову и сцепив у груди переплетённые пальцы. - Мастер Бэггинс, - позвал Торин – достаточно громко, чтобы полурослик его услышал, но мягко, стараясь не испугать. – Всё в порядке? - Простите, - с запинкой выговорил Фродо. – Так неудобно вышло. Я сбежал и перепугал всех. Но я не мог на это смотреть! Ни секундой дольше. Он вздрогнул всем своим худеньким телом и, с трудом проглотив комок в горле, быстро добавил: - Я однажды видел болота. Там в давние времена была битва, и тела с тех пор… так и остались под водой. Торин молча кивнул. Ему ли было не знать, каково это – видеть мёртвое поле после сражения, когда гаснет кровавое пламя боевой ярости, и остаётся только серая горечь пепла. - Это… это ужасно. Бессмысленно. Вот так бросить их здесь. Никто не предал их земле, никто не спел для них. Неужели никто их не любил? Не искал, чтобы забрать домой? – Фродо слегка покачивался из стороны в сторону, его невидящий взгляд был устремлён куда-то сквозь Торина. – Если бы мы с Сэмом погибли где-нибудь там… и никто бы нас не нашёл, не вернул домой наши тела. А потом кто-нибудь вот так же набрёл на наши кости – подумал бы он то же самое о нас? - Тебя одолевают мрачные мысли, - сказал Торин, подумав. – Но мне недостанет мудрости, чтобы тебя утешить. Мы, гномы, покоим наших мёртвых в гробницах из камня. Так заведено от века. Только самый бесчестный из гномов отказал бы мертвецу в погребении, будь он даже его злейшим врагом. Опустилось неловкое молчание. Фродо ничего не ответил, и Торин искал, что бы ещё ему сказать. - Тебе не нужно стыдиться. И самых закалённых в битвах воинов порой настигают воспоминания. Фродо прищурился: - Сомневаюсь, что воины спасаются от них бегством. - Ты удивишься, но я пришёл к выводу, что отступление иногда – разумная тактика, пусть и не всегда нам это нравится. Уверен, твоему дяде было что рассказать тебе на эту тему. - Нет, дядя почти не говорил о вас. Махал, как это больно. За долгие годы Торин привык, приучил себя к этой мысли. Но оказалось, что привыкнуть это одно, а услышать – вот так, в лицо, со всей беспечностью неведения… Как раскалённым жгутом в рану. Бильбо. Слова доброты, слова прощения, рука, в последние мгновения сжимающая его окровавленную ладонь – всего лишь обман, вежливый обман, чтобы облегчить душу умирающему королю. Тонкие пальцы сомкнулись на его запястье. Торин поднял голову. - Нет, вы… о, нет-нет, всё не так. Я всегда думал – дядя не рассказывал о вас потому, что боль от потери была слишком сильна, - кажется, Фродо сам испугался собственной дерзости. Он выпустил руку Торина и поспешно шагнул назад. - И, пожалуйста, не называйте меня «мастер Бэггинс», хорошо? - добавил он, смущённо переступив с ноги на ногу. – Я попросил всех остальных звать меня Фродо. Дядя всегда говорил, формальностям не место между друзьями. Торин попробовал улыбнуться. Почти получилось. - Нет, не место. А теперь вернёмся к остальным, если ты готов. Если нет – я успокою остальных, что ты в порядке, а ты можешь оставаться здесь сколько захочешь. Мы подождём. Но Фродо упрямо вздёрнул подбородок. - Не надо, всё хорошо. Только минуточку, - он поправил сбившуюся куртку и дорожный плащ и забавным, каким-то немножко птичьим жестом наклонил голову. – Я готов. Спасибо! Торин кивнул в ответ, и вместе они направились туда, где дожидался их Отряд. ________________________________________ ФРОДО ________________________________________ Оказывается, Фродо успел почти забыть, насколько поход с большим отрядом лучше путешествия в одиночку или с одним-двумя попутчиками. Теперь он благодарил судьбу за этот неожиданный подарок. Гномы все как один были опытными путешественниками, и их спокойная ободряющая уверенность передавалась ему. Конечно, никто не заменил бы ему Сэма, и Мерри с Пиппином, ни Арагорна и Леголаса. Но с гномами было весело и интересно, так что печаль и тревоги забывались как бы сами собой, и к концу первой недели их совместного пути Фродо понял, что привык и привязался к ним. Когда, стесняясь своей выходки у пруда, Фродо вернулся к остальным, Оин незамедлительно и непререкаемо потянул его в сторону – пропуская мимо ушей сбивчивые уверения, что он в полном порядке. Удостоверившись в том, что за короткое время, которое он провёл без его бдительного присмотра, Фродо – не иначе, особым промыслом Махала – не заработал себе ни увечья, ни даже царапинки, пожилой гном отпустил его, поворчав напоследок о том, что излишняя худоба вредит здоровью и надо бы ему побольше есть, и наградив шлепком между лопаток. Белобородый Балин остался в точности таким же, как в его давнишних и смутных, но полных теплоты воспоминаниях. Фродо помнил, как маленьким хоббитёнком упрашивал маму отвести его в Бэг-Энд посмотреть на странного гостя дядюшки Бильбо. Тот был ничуть не похож на добропорядочного хоббита, но в кошельке у него, среди блестящих камешков и монеток с диковинными угловатыми буквами, всегда находилась конфетка для любопытного малыша. Балин был неизменно благодушен, с хитроватой улыбкой и доброй искоркой в глазах, и кроме того, самым учёным из гномов. Днём он почти всегда шёл рядом с Гэндальфом, Торином или Дис, занятый беседой с ними – и Фродо с нетерпением ждал вечерних привалов, когда можно будет расспросить его о чём-нибудь и услышать ведущий неспешное повествование мягкий голос. Бофур, видно, по старой дружбе с Бильбо, решил взять Фродо под свою особую опеку. Он всегда держался поблизости, приобнимал за плечи, когда они шли рядом, и следил за тем, чтобы на ночёвках ему доставалось самое лучшее место. Но Фродо эта хлопотливая забота нисколько не раздражала – наверно, потому, что шла от чистого сердца и доставляла самому Бофуру несомненное удовольствие. Лохматый неразговорчивый Бифур не отставал от своего кузена. За всё время он не сказал Фродо ни слова, зато за едой на каждом привале откладывал часть своей порции и делился ей с Фродо. Хоббиту было неловко – ведь получалось, что так он невольно объедает остальных, но вместе с тем, он был благодарен странноватому молчаливому гному. Скудная пища и чувство голода приносили с собой слишком много неприятных воспоминаний. Торин был большой неразгаданной загадкой. При взгляде на него слово «царственный» само собой являлось на ум. Король без изъяна, от кончиков ногтей до последнего волоска в меховом воротнике. И в то же время во всём его облике, в выражении и осанке сквозила печаль, привычная и родная, словно вторая кожа. Быть может, это общая судьба тех, на чью долю горестей и потерь выпало больше, чем прожитых лет? Торин редко улыбался, смеялся ещё реже, зато хмуриться умел как грозовая туча. К Фродо, впрочем, он всегда обращался мягко, словно опасаясь напугать его. Невозможно было не заметить, с какой глубокой любовью и уважением смотрят на него все гномы – хотя порой Фродо задавался вопросом, замечает ли это сам Торин? Он же, в свою очередь, относился к своим родичам с грубоватой заботливостью, за которой пряталась искренняя привязанность – и это растопило в душе Фродо последний лёд сомнений. Брат и сестра Торина тоже были добры к Фродо. Фрерин, само воплощённое обаяние, общительность и беспечность, часто старался увлечь его разговором. Дис же взялась приглядывать за ним так же, как за сыновьями, и Фродо часто ловил на себе её бдительный, но полный ласковой снисходительности взгляд. Узнав, что он не взял с собой перчатки – а по утрам часто становилось прохладно – она, не слушая возражений, отдала ему свои. Естественным образом вышло так, что Фродо тянулся к младшим гномам в Отряде. Дерзкий, шумный, непоседливый Кили, до краёв наполненный весёлым озорством, удивлял неожиданными мгновениями какой-то чуткой задумчивости. Его брат вёл себя спокойнее, рассудительнее, с куда большей долей подобающего молодому принцу достоинства – но не заставлял долго себя упрашивать, если речь заходила о том, чтобы поучаствовать в какой-нибудь очередной проделке Кили. Фродо почувствовал, что находится в знакомой стихии. Детство, проведённое в обществе Мерри и Пиппина, не прошло даром. Но больше всех ему полюбился Ори. Ему нравилось говорить с ним, нравились его скромность и мягкая ненавязчивость, начитанность и ясный ум. Казалось, Ори знал понемногу обо всём. Он рассказал Фродо, что в своё время был писцом и учёным – и добавил с усмешкой, что, вероятно, стал единственным гномом за последние сто лет, по своей воле выучившим синдарин. По вечерам на привалах они часто беседовали и засиживались до поздней ночи, пренебрегая сном. Фродо принесла странное облегчение мысль о том, что рядом с ним есть ещё кто-то, кто знает, что это такое – чувствовать одиночество, даже будучи окружённым друзьями. - Я скучаю по братьям, - шёпотом признался Ори однажды ночью, когда оба лежали, завернувшись в одеяла, а догорающий костёр приятно дышал теплом. – То есть, я рад, что они живы, и в добром здоровье, что они ещё нескоро придут сюда… но мне сложно привыкнуть к тому, что я один. Дори всегда хлопотал надо мной, точно матушка-наседка, даже когда я вырос, и меня порой это жутко злило. А теперь… теперь что бы я ни отдал, только бы ещё раз услышать, как он ворчит и уговаривает меня надеть тёплую безрукавку, или заставляет опрятнее переплести косички. Ори повернул голову и уткнулся лицом в согнутую в локте руку. Фродо услышал, как от движения тихо звякнули бусинки у него в волосах. - У тебя есть братья или сёстры, Фродо? - Нет, - прошептал Фродо. – Зато кузин и кузенов, двоюродных, троюродных и прочих, у меня столько, что не сосчитаешь. И я понимаю, о чём ты. Сэм был мне дороже, чем кто бы то ни было. Это так странно, вдруг оказаться одному, без него. - Не думаю, что мы когда-нибудь к этому привыкнем, - сказал Ори. – Но в конце концов настанет день, когда мы увидим их снова. Нужно просто набраться терпения. Он немного помолчал. - А у хоббитов тоже есть свои Чертоги? Или это тайна, которую нельзя раскрывать чужакам? - Нет, что ты, какая тайна. Просто у нас нечасто вспоминают об этом. Зачем думать о смерти, пока мы живы? – так у нас говорят. Но когда умерли мои родители, моя двоюродная бабушка сказала мне, что они ушли в Луга госпожи Йаванны, куда уходят все добрые хоббиты. Хотя и не Йаванна сотворила хоббитов, она приняла нас, как родных детей. Ори заворожённо глядел на него. - В Луга? Это где-то здесь, в Валиноре? И все хоббиты попадают туда? – он вдруг смутился и, помявшись, добавил: - Прости, если моё любопытство кажется тебе нескромным. За всё то время, что я провёл изучая древние хроники и записи мудрецов, мне ни разу не встречалось ничего о вашем народе. Фродо спрятал улыбку за одеялом. - Да, наверно, в Валиноре. Где ещё они могут быть? Бабушка Камелия говорила, Луга Йаванны прекраснее всего, что можно вообразить. Там вечное лето, и повсюду зелень и цветы. При слове «зелень» Ори недовольно наморщил нос. Вышло до того забавно, что Фродо рассмеялся – и тут же спохватился, поспешно прикрыл рот ладонью, виновато оглядываясь по сторонам. Бифур и Бофур спали совсем рядом, вытянутой рукой достанешь! Но ни тот, ни другой не пошевелились. Фродо перевёл дух с облегчением. - Я не знаю, почему Йаванна выбрала нас. Есть одна старинная легенда, о хоббитянке, вырастившей розовый куст – он цвёл так обильно, и розы были такими красивыми, каких ещё не видели в Арде. Много лет она посвящала ему всю свою заботу, и любила его почти как собственное дитя. А когда она состарилась и поняла, что последний час её близок – то принесла его в дар Йаванне, и просила Зелёную Владычицу сохранить его и позаботиться о нём вместо неё. Рассказывают, что сердце госпожи Йаванны так тронули эта просьба и этот дар, что она забрала старую хоббитянку к себе. И обещала ей: не только её розам, но и ей самой, и её детям, и детям её детей всегда найдётся место в её саду. Фродо поёжился от ночной прохлады и плотнее подоткнул одеяло. - А есть другая легенда – она гласит, что в один прекрасный день первые хоббиты просто… проклюнулись и выросли из земли, как трава растёт весной. И потому Йаванна назвала нас своими детьми. Первая мне нравится больше. - Мне тоже, - согласился Ори. – А гномы верят, что были рождены из камня. Вытесаны молотом Махала и закалены в огне его Великой Кузни. - А как было на самом деле? Мир полон загадок, и мы – одна из них, - задумчиво сказал Фродо. - Да… - Ори потянулся и перекатился на спину, вглядываясь в ночное небо. – Так странно. Не думал, что когда-нибудь снова увижу звёзды. Наступило уютное, необременительное молчание, нарушаемое лишь потрескиванием костра и тихими голосами их ещё не уснувших товарищей. - Как и я, - медленно проговорил Фродо. – Сам не знаю, чего я ждал, когда плыл сюда на корабле. Наверно, что здесь всё будет иначе, не так, как дома. Но теперь мне иногда кажется, будто я вовсе не покидал Средиземье. И да, это… странно. То, что я здесь и разговариваю с тобой, в то время как ты… то есть, я хочу сказать… Он смутился и замолчал. Ори тихо усмехнулся. - Да брось ты. Мы и сами нечасто вспоминаем о том, что умерли. Быть мёртвым или живым – почти одно и то же, как оказалось. В самом деле, кто бы мог подумать. - Правда? – Фродо улыбнулся, почувствовав себя увереннее. Ори заулыбался в ответ. Сонное спокойствие лагеря вдруг разорвал громкий, раздражённый окрик Фили. - Во имя наковальни Дурина, свалившейся ему на…! Ты собираешься спать или нет? - Сам иди спать, - огрызнулся Кили. – А мне надо поговорить с Балином. Фрерин подбросил охапку веток в огонь, обернулся через плечо и подмигнул племяннику: - Думаешь, ещё остались те, кто спит? Ты так горланишь, что каменного великана разбудишь. - Я горланю? Кто бы говорил, твоему храпу пьяный тролль позавидует! - И твоей причёске, - Фрерин не остался в долгу. Лагерь взорвался бурей одобрительных воплей. - Если сию же минуту не будет тишины, - низкий угрожающий рык Торина раскатился по поляне, без труда перекрывая шум. – Завидовать будет некому. Заткнитесь все! Улюлюканье и крики тут же прекратились. Фродо встретил искрящийся весельем взгляд Ори и фыркнул от смеха, ткнувшись носом в рукав. Путешествие с гномами – презабавнейшая на свете вещь, подумал он. В этом дядюшка Бильбо был прав. *** Снег пошёл – а вернее сказать, разразился – до того неожиданно, что Фродо засомневался, видит ли его наяву, или снова угодил в насланное чьим-то волшебством видение. Он крепко, до рыжих кругов под веками, зажмурился, открыл глаза, проморгался – нет, сугробы по обочинам дороги никуда не исчезли. Вся речная долина впереди была укутана белым зимним покрывалом, а на протянутую ладонь ложились, медленно тая, крупные пушистые хлопья. Скованная льдом река превратилась в отливающую иссиня-стальным блеском ленту, застывшую под нахмуренным небом. Холодное солнце оплавляло негреющим огнём края лохматых туч. Бофур изумлённо присвистнул, а Торин красноречиво нахмурил брови и повернулся к Гэндальфу в ожидании объяснений. Волшебник, по своему обыкновению, отмалчивался. - Наденьте плащи и перчатки, - распорядился Торин, обращаясь сразу ко всем. – И поторопимся. Неизвестно, что это за колдовство, и опасно ли оно, но нужно миновать этот участок дороги как можно быстрее. - Это ведь снег, да? - Ну ты даёшь, Бофур! А что, похоже на что-то другое? Может, Валар намеревались испечь пирог к празднику, да и опрокинули здесь здоровенный жбан со сладкой пудрой? – ухмыльнулся Фили. - Откуда мне знать. Мы уже видели пруд, который оказался вовсе не прудом. И пещеру, которая была не пещера, а драконье логово. Ха, теперь-то меня так легко не одурачишь. - Не сомневаюсь в этом, мой дорогой Бофур, - Гэндальф весело блеснул глазами из-под полей шляпы. – Но нет, могу вас уверить, это просто снег. Суровый взгляд Торина и не думал теплеть. - Что ж, будем надеяться, что ты прав. Гномы послушно извлекли из мешков тёплые подбитые мехом плащи, натянули перчатки и надвинули на лбы капюшоны. Оин подошёл к Фродо и повязал ему свой шарф, приговаривая, что в этих смешных хоббичьих одёжках недолго и простыть до смерти. Отряд двинулся дальше вслед за Гэндальфом. Приходилось ступать осторожно: все неровности дороги покрывал коварно припорошённый снежной пылью лёд. Постепенно, словно сгустившись из белой кисеи медленно кружащихся снежинок, на противоположном берегу реки показалась крепость. Она одиноко и гордо высилась посреди заснеженной равнины. Отвесные, ровные стены из полированного чёрного камня тускло блестели в скудном свете из-за низких туч. Не было видно ни ворот, ни бойниц, ничто не нарушало их безупречную гладкость. - Что это такое? – изумлённо спросил Фили. Гэндальф поднёс ладонь к глазам и сощурился, вглядываясь сквозь вьюгу. - А! Это, мой юный друг, не что иное, как Крепость Мандоса. - Чертоги Ожидания, - одними губами выдохнула Тауриэль – и тут же напряжённо замерла. Фродо был готов поклясться, эльфийка жалела о том, что эти слова вырвались у неё вслух. Гэндальф смерил её долгим испытующим взглядом. - Мы не будем приближаться к ней, - он повернулся к отряду. – Не будучи призванным, внутрь попасть невозможно, и к тому же, Мандос не жалует случайных гостей. - Мандос? – спросил Фродо. - Хранитель душ детей Эру и Судия. Все люди и эльфы, нашедшие смерть в бою, предстают перед ним и держат ответ за свои деяния при жизни – прежде чем отправиться дальше. - Дальше – куда? - За пределы Эа, я полагаю. - Полагаешь? То есть, ты не знаешь точно? – удивился Оин. - Ну, поскольку я не человек и не эльф – боюсь, что нет, мастер Оин, - ворчливо отозвался Гэндальф. - А нам не опасно подходить так близко к ней? – спросила Дис, с подозрением глядя на крепость. Тёмные башни вдруг показались Фродо зловещими, и, памятуя всё случившееся с ними, он признал, что это не пустое опасение. Гэндальф покачал головой. - Не тревожься. Мы в безопасности. И ты тоже, Фродо. Нам не нужно опасаться того, что произошло в Лесах Оромэ. Не в обычае Мандоса проявлять своё недовольство открыто. Владыка Душ никогда не выходит из своих Чертогов. Они – весьма нерадостное место, но ничьей злой воли здесь нет. И действительно, они миновали крепость без всяких происшествий. Возможно, «зловещая» было и не совсем подходящим словом – но сам воздух вокруг был пропитан каким-то похоронным мраком, словно бы сочащимся из чёрных башен. При взгляде на них пробирала дрожь, и Фродо был рад поскорее оказаться подальше. А как же храбрый Боромир? – вдруг подумалось ему. И благородный Теоден, пришедшийся так по сердцу юному Мерри? Неужели они тоже где-то там, за уходящими ввысь неприступными глыбами стен? Покойтесь с миром, славные воины. И да будет Судия милостив к вам. Чем дальше от владений Мандоса, тем больше снегопад редел и наконец прекратился совсем. К тому времени, когда солнце склонилось к закату, сугробы по берегам и в долине сошли на нет, а воздух ощутимо потеплел. Полоса неестественного холода, источаемого Крепостью Мёртвых, осталась позади. Путники вздохнули с облегчением и принялись освобождаться от зимней одежды. Во время ужина царила непривычная для гномов тишина. Все находились под впечатлением от мрачной крепости, и настроение не располагало к разговорам. Фродо раскатал спальник, забрался вприжимку между Ори и Бофуром, и с головой зарылся в одеяло – но прежде не забыл удостовериться, что не лёг ненароком на чьи-нибудь косы или бороду. Ему уже случалось просыпаться поутру с великолепным отпечатком гномьей бусины на щеке. Два больших волосатых гнома грели, словно печки, и, убаюканный теплом, Фродо уснул, едва успев закрыть глаза. Когда он проснулся, стояла глубокая ночь. От костра остались слабо светящиеся уголья, они мерцали в темноте, как будто перемигиваясь с внимательно глядящими с неба звёздами. Отряд крепко спал. Даже Балин, оставленный сидеть в дозоре, тихо похрапывал, уронив подбородок на грудь. Фродо осторожно пошевелился, стараясь не разбудить товарищей, перевернулся на другой бок и уже собрался снова нырнуть в уютный сон – как вдруг его взгляд случайно упал на раскидистое невысокое дерево, под которым – он это точно помнил! – прошлым вечером устроилась Тауриэль. Под деревом было пусто. Ни спальника, ни прислоненного к стволу лука, ни мешка с поклажей. Ни самой эльфийки. Фродо приподнялся на локтях, потом сел. Ори что-то промычал во сне, но не проснулся. Фродо сидел неподвижно, лихорадочно размышляя – пора ли уже поднимать тревогу? Хорош же он будет, если переполошит весь Отряд, а Тауриэль всего лишь отлучилась на пару минут. Или вообще ночью просто перетащила спальник и легла где-нибудь в другом месте. Он огляделся внимательнее. Кили спал неподалёку, улёгшись между матерью и дядей – но нигде, ни рядом, ни вдали от него, не было видно выглядывающей из-под одеяла знакомой рыжей головы. Фродо выбрался из-под тяжёлой руки Бофура, переполз к нижнему краю спальника и поднялся на ноги. Итак, рассуждая логически, что это внезапное исчезновение могло означать? Версия о том, что эльфийку утащил напавший в ночи хищный зверь или похитил неведомый враг – это её-то, опытную воительницу, притом без единого звука и следов борьбы! – отпадала сразу. Учитывая, что все её вещи пропали вместе с ней, оставалось предположить только одно – Тауриэль ушла сама. Ушла, не намереваясь возвращаться. Эта мысль неожиданно отозвалась растерянностью и обидой – Фродо уже привык считать Тауриэль другом – но сильнее этих чувств была тревога за неё. Как выяснилось, Аман был не самой гостеприимной для путешественника землёй, полной неожиданных ловушек и опасностей. Что, если она попадёт в беду, и никого не будет рядом, некому будет ей помочь? Думать об этом вдруг стало очень страшно. Непременно нужно что-то сделать! Небольшую рощу, в которой они расположились на ночлег, со всех сторон до горизонта окружала плоская открытая равнина. Тауриэль не могла уйти далеко – если он выйдет из-под укрытия деревьев, он, несомненно, её увидит! Надеть куртку, достать из мешка лук со стрелами и зажечь фонарь было делом нескольких минут. Фродо тихо пробирался между спящими гномами. Гэндальф сидел, прислонившись спиной к дереву и завернувшись в плащ. При виде его за ворот поползли мурашки – что за странное обыкновение, спать с открытыми глазами! Фродо до сих пор не мог к этому привыкнуть. Как бы там ни было, волшебник не моргнул и не пошевелился, когда Фродо прошёл рядом с ним, направляясь к опушке – и вскоре объятый сном лагерь скрылся позади за деревьями.