И во тьме их сковать

ТОРИН ________________________________________ - Он пропал! Малыш Фродо пропал! Торин не был уверен, что именно его разбудило – сам этот вопль, или удар окованным носком сапога от дёрнувшегося рядом Фили. Смысл медленно просочился сквозь тягучую пелену сна. По спине пробежал мороз. Торин рывком сел и огляделся. Стоя на коленях рядом со сбитым в комок одеялом, Бофур и Ори суматошно озирались по сторонам. Вокруг шевелились, поднимали головы перебуженные гномы. - Чего вопишь как блажной? – Оин перекатился на бок и сощурился от бьющих в глаза косых лучей солнца. - Фродо пропал! – жалобно простонал Ори. В одно мгновение Торин был на ногах. Следующие несколько минут в лагере царили отчаянное смятение и неразбериха. Прочесали каждую пядь. Обыскали всё, что только можно – заглянули за каждый куст, перевернули и вытряхнули каждый спальник. Полурослика нигде не было. Гэндальф проснулся позже всех, когда суматоха уже была в разгаре. Старый хитрец выглядел растерянным, но явно не спешил разделить всеобщую тревогу. - Куда он мог запропаститься? – Оин сердито дёрнул себя за бороду. – Что за причуда, уйти посреди ночи? Ори страдальчески вздохнул, в который уже раз – в третий? или в седьмой? – заглядывая под одеяло, как будто ждал, что хоббит обнаружится спящим под ним как ни в чём не бывало. - И почему никто из нас не заметил? Горе-дозорный Балин покаянно опустил голову. Сбоку раздался шум, и на поляну из-за кустов продрался растрёпанный Кили. В глазах у него стоял ужас. - Тауриэль тоже пропала! – прокричал он. – Я нигде не могу её найти! Фрерин, храня непроницаемое выражение, переглянулся с Торином. Потом бросил осторожный взгляд на Кили: - Они сбежали вместе? Я думал, что… Страшное подозрение вдруг шевельнулось у Торина. Оно крепло с каждым ударом сердца, разгоралось от бессильного смятения и гнева, как солома от брошенной искры. Махал, ещё и недели не прошло с тех пор, как он честью поклялся защищать и сохранить невредимым юного родича Бильбо! И что сейчас? Что случилось с тем, кто был вверен его защите? - Или эльфийка силой увела его. - Неправда! Она не могла этого сделать! – Кили взорвался от возмущения. - Мы не знаем, с какой целью она присоединилась к нам. Мы ничего о ней не знаем. - Это ты ничего о ней не знаешь! Фили успокаивающе взял Кили за локоть. С гневным рычанием Кили вырвался и стукнул брата по руке. Тот отшатнулся, плотно закусив губы от обиды. - Придержи язык, парень, - предостерёг Фрерин. - Нет! С меня хватит! Вы все ведёте себя так, как будто она недостойна ни капли вашего уважения. Как будто мой выбор его недостоин, – Кили развернулся к Торину так резко, что волосы хлестнули по лицу. – А ты, дядя, больше всех. Будто бы тебе по опыту неизвестно, что значит полюбить не гнома! - Кили…! – потрясённо ахнул Фили. Кили выпрямился и замер, вызывающе сверкая глазами. Торину словно ударом вышибло весь воздух из лёгких. Было очень тихо. - Во имя Эру Всеотца, довольно! – громогласно припечатал Гэндальф. – Это просто смешно. Фродо не беспомощный несмышлёныш, которого надо водить за ручку, а взрослый самостоятельный хоббит. Успокойтесь и раскиньте мозгами. Он ушёл, взяв с собой оружие и фонарь – значит, никто не тащил его силой, он спланировал это заранее. Перестаньте суетиться и лучше займитесь чем-нибудь полезным. Например, завтраком. - Завтраком? – непонимающе переспросила Дис. - Фродо в безопасности. И Тауриэль тоже, - поспешил добавить Гэндальф, заметив, что Кили вновь готов вскипеть. – Предоставьте их самим себе. Они вернутся, когда будут к этому готовы – но не раньше. - Откуда тебе знать? - Оттуда же, откуда я знаю многие другие вещи. Или вы считаете, что быть волшебником – это пустой звук? – с острым прищуром Гэндальф посмотрел на Торина. – Я спрошу тебя ещё раз: ты доверяешь мне? Торин коротко, отрывисто кивнул. Гэндальф повернулся к остальным. - Фродо и Тауриэль вернутся невредимыми, когда придёт время. Мы подождём их здесь. Отдохните. Поешьте вволю, искупайтесь в реке – тебе, мой дорогой Бифур, я особенно это рекомендую, – приведите в порядок оружие. Небольшая передышка нам всем пойдёт на пользу. Гномы вполголоса поворчали, попереглядывались, но в конце концов нехотя согласились прекратить поиски. Только Бофур медлил подле Торина с Гэндальфом, буравя волшебника подозрительным взглядом. - Клянусь лучшей жилой морийского серебра, что-то ты темнишь. Тебя забавляет водить нас за нос. - Когда доживёшь до моих лет, остаётся не так уж много радостей, - благодушно кивнул Гэндальф. – Хотя в нашем случае речь больше о том, чтобы проявить чуточку такта. То, что происходит сейчас с ними обоими – только их личное дело. Поверь мне, если бы был хоть малейший риск опасности, я бы первым настоял на том, чтобы отправиться на поиски. - Ага, - согласился Бофур. – Парнишку-то ты любишь, это сразу видно. Но в следующий раз, когда он вздумает учудить такое – ты уж шепни ему, чтобы записку оставил, или что-нибудь в этом роде. Нас с Ори чуть удар не хватил. Гэндальф усмехнулся. - Можешь и сам ему сказать, когда он вернётся. Успокоенный насчёт Фродо, Бофур тем не менее не спешил уходить. Он повернулся к Торину и как-то странно, совсем непохоже на себя неуверенно переминался, пощипывая себя за длинный ус. Почти уже решился что-то сказать – но в последний момент передумал. Лишь грустно улыбнулся, надвинул на лоб ушанку и пошёл наконец к костру, у которого уже собрались все остальные. Гэндальф нарушил молчание негромким: - Думаю, тебе тоже будет полезно воспользоваться нашей передышкой и искупаться. Вода в реке мягкая как шёлк, - и на этом оставил Торина залечивать раненую гордость в одиночестве. *** - Не возражаешь, если я присяду? Или предпочитаешь хандрить наедине с собой? Торин вяло махнул рукой, и Балин с преувеличенным облегчённым «уф..!» опустился рядом на траву. Некоторое время они сидели молча, глядели на воду, углубившись каждый в свои мысли. Река плавно и быстро текла вдаль, маленькие волны, набегая на берег, вскипали белыми гребешками пены. - Да уж, жаркая вышла ссора, - наконец начал Балин, методично разглаживая полы кафтана на коленях. – Ничего не скажешь, как придёт охота пошуметь, за словом мы в карман не лезем. Торин неохотно повернулся и посмотрел ему в глаза. В лице старого друга не было насмешки, только сочувствие и грусть. - Ты знал. Балин кивнул. - А остальные? Балин секунду поколебался. - Спроси об этом у них. Я говорю только за себя. Стыд окатил жаркой волной, с кончиков волос до пяток, и Торин едва поборол искушение спрятать лицо в ладонях. Мысль о том, что его самые сокровенные чувства стали предметом сплетен и досужей болтовни, что сейчас у костра гномы, весело хохоча, обсуждают его промахи и потешаются над незадачливым любовником, была невыносима. - Значит, я выставил себя на посмешище перед всеми. Балин с досадой потянул себя за бороду. - Ох, Торин, ну о чём ты. Торин крепко зажмурился. Хотелось зарычать, броситься на кого-нибудь, выплеснуть стыд и унижение гневом. Руки сами собой сжались в кулаки. Неужели это было настолько очевидно всем с самого начала? А он-то, неуклюжий дурак, полагал, что умело скрывает. Что запер свои чувства глубоко в сердце, спрятав за благородной необходимостью их похода, и никто не догадывается о них. - Сколько уже лет мы с тобой знаем друг друга? – с мягким упрёком сказал Балин. – Как долго я служил твоему деду, а потом тебе? Сколько лет стоял у трона, советовал, следовал за тобой – не по долгу, а потому что люблю тебя? Не будь несправедлив. - Один год, - медленно произнёс Торин. – Я знал его всего лишь год. Я почти не разговаривал с ним первые несколько месяцев. Это кажется… глупым, так долго цепляться за что-то, что промелькнуло так быстро. Но, несмотря на мимолётность – оно было таким сильным. Правильным. Настоящим. С чем сравнить? Крылатый восторг от того, как последним ударом молота по раскалённой стали доводишь до совершенства вдохновенную работу. От долгожданного возвращения домой. Как будто какой-то кусочек его души отмыли досветла, освободили, словно прозрачный горный хрусталь из породы, и вернули на место обновлённым и чистым. Чего бы он ни сделал ради того, чтобы испытать это снова, пусть на миг. - Я не тот, у кого стоит спрашивать совета в этих вещах, - вздохнул Балин. – Я никогда не ощущал тяги к такого рода близости. Я посвятил жизнь друзьям и родне, своим изысканиям и книгам, верной службе королевству, нашему наследию… Тоска и желания сердца так и не пробудились во мне. Он помолчал. - Золотую жилу можно найти в самой неприметной на первый взгляд породе. И только последний глупец откажется добыть это золото, после того как отыщет его. Ты узнал Бильбо, ты оценил его так, как он этого достоин. Да, времени вам было отпущено очень мало. Но ведь это не делает каждый проведённый с ним день для тебя менее дорогим? - Я разобрался в своих чувствах слишком поздно. По правде говоря, сперва Торин был возмущён, да ещё как! Не иначе, Махал вздумал подшутить над ним? Поразвлечься от нечего делать? Осчастливить Торина его второй половинкой в образе несуразного полурослика! Растрёпанного создания с хорошо подвешенным языком, не-воришки не-бакалейщика, изнеженного любителя кружевных салфеточек и кексов с изюмом. У него и бороды-то не было, а короткие смешные кудряшки даже не заплетёшь в какие следует косы. Уже не говоря о том, чтобы научить его разбираться в самоцветах и понимать вечную красоту камня. Ему бы всё о кустиках да о цветочках. Ну не смешно ли? Торину было не смешно. Что общего могло у них быть, как они могли сделать друг друга счастливыми? А потом вышло так, что в каждую свободную – и несвободную! – минуту его взгляд возвращался к хоббиту. К самому неопытному в отряде, самому непривычному к путешествиям, самому нуждающемуся в защите. Его защите. И вдруг оказалось, что тот, кого он посчитал бесхребетным и слабым – сам дал ему силу, и совет, и утешение, и радость. Торин уже позабыл, когда по-настоящему радовался, так давно это было. И сами собой рождались мечты – о мягкой податливой плоти под руками и губами, об отметинах поцелуев на гладкой коже, о сбивающемся дыхании, о прилипших к вспотевшему лбу завитках кудрей… - Он оплакивал меня? Балин выглядел очень усталым. - Мы все оплакивали. Мой брат так никогда и не оправился до конца, после того как потерял тебя и парней. Бильбо… мы редко с ним виделись. Раз в несколько лет, когда дела позволяли мне приехать навестить его. Я думаю, он очень многое держал в себе и не хотел выставлять напоказ… Да, он оплакивал тебя. Много лет он не мог говорить о твоей смерти. А однажды сказал мне, что хранит твою мифрильную кольчугу как дорогое сердцу воспоминание. - Дорогое сердцу, - эхом отозвался Торин. Уголки тонких губ Балина приподнялись в улыбке: - На эту кольчугу можно было купить весь Шир и Пустоземье до Мглистых Гор в придачу, а он держал её в сундуке под кроватью и даже не удосуживался его запереть. Он добавил с добродушным смешком: - Ох уж эти хоббиты. Торин понял вдруг, что тоже улыбается. Вот уж, действительно. Это было так похоже на его Бильбо. Предпочесть тарелку свежих пирожков россыпи самоцветов или оставить бесценное сокровище пылиться, словно безделушку, на каминной полке – кто ещё на такое способен? И разве те волшебные несколько минут с лихвой не искупали всё? Когда Бильбо принял у него из рук кольчугу – его подарок! – и текучее серебро заструилось по его телу, а Бильбо в милой растерянности вскинул глаза, не зная – то ли нахмуриться, то ли улыбнуться. Торин смотрел на него, и даже сквозь вязкую паутину безумия он был словно светлый лунный луч. И ничего не хотелось сильнее, чем, ласково проведя пальцами по заострённым кончикам ушей, прижать золотящиеся в огне факелов кудри таким же, под стать кольчуге, лёгким и сияющим мифрильным обручем. - Он… как ты думаешь, Балин, был ли… мог бы он… - Я не знаю, - Балин отвёл глаза. Из деликатности? Или не захотел добить его окончательным приговором? Почему так трудно дышать? - А что потом? Торин вздрогнул. - Что? Балин обвёл рукой вокруг, показывая всё сразу – их лагерь, реку и долину. - Когда наше путешествие закончится, мы придём в эльфийский город и вернём юного Фродо домой в целости и сохранности, когда мы увидим Бильбо – что ты намерен делать? Чего ты ждёшь? На этот вопрос у Торина не было ответа. Что он надеялся найти в Валиноре? Старого хоббита, которого любил много лет назад, и который – если ему повезёт – возможно, изредка вспоминал о нём как об умершем друге? Он покачал головой. - Я ни на что не надеюсь. Но мне… если моё чувство не было взаимным, я хочу это узнать. Прекратить неизвестность, чтобы вернуться в Чертоги с ровным сердцем. Разве я хочу слишком многого? - Нет, конечно, нет, - Балин заколебался. – Но он, должно быть, очень сильно изменился. Ты не видел его много лет. Ты встретишь не того хоббита, которого знал когда-то. Торин смотрел в сторону. Балин придвинулся ближе, привлёк его к себе, коснулся лбом его лба, деля на двоих грусть. - Прошлого не вернёшь. - Я знаю, - вздохнул Торин. – Но как хотелось бы, чтобы было иначе. - Как и всем нам порой, - напоследок легонько стукнувшись лбами, Балин отстранился. – Мне больно, что всё так вышло. Больно за вас обоих. - Дядя? Из-за деревьев вышел смущённый Кили и остановился, не решаясь приблизиться. Фили, как неотступная верная тень, маячил позади. - Пожалуй, я вас оставлю, - Балин поднялся, отряхивая штаны от приставших травинок. Кивнул напоследок Торину, хлопнул Кили по плечу и направился обратно к лагерю. - Идите сюда, - позвал Торин. Кили – славный, добрый Кили, никогда-то он не умел долго хранить обиду! – тут же с готовностью подошёл. Чуть помедлив, Фили последовал за братом. - Прости меня, дядюшка, - очень серьёзно сказал Кили, опускаясь на траву рядом с Торином. – Я сорвался и наговорил лишнего. Он рассеянно потёр пальцами ухо. Торин заметил, что оно покраснело – несомненно, его скорой на расправу сестре тоже было о чём сказать сыну. - Да, наговорил. Но и я тоже был хорош. Послушай, Кили: если ты выбрал эльфийку… - он осёкся, глубоко вздохнул и продолжал: - …выбрал Тауриэль, значит, на то была воля Махала, и никто из нас не вправе назвать твой выбор недостойным. Ты был прав, обвинив тебя, я поступил двулично. У Кили в самом что ни есть буквальном смысле отвисла челюсть. Это выглядело в высшей степени забавно, в менее серьёзных обстоятельствах Торин бы рассмеялся. Фили, явно не обременённый такими мыслями, неосмотрительно прыснул в кулак. Кили сердито покосился на него через плечо и снова повернулся к Торину. В его глазах застыло что-то похожее на благоговение. - Я… я рад, что ты так думаешь, - он нахмурился, покусывая губу. – Но всё равно, прости меня. Это было жестоко. Я ведь… я нарочно хотел сделать тебе больно. Я знал, что если скажу о Бильбо, это тебя ранит. Он неуверенно предложил: - Если хочешь, я могу пойти к остальным и объяснить, что всё неправда, что я наболтал чепухи. - Не надо. Это правда. Хотя я и не успел назвать его своим, - было какое-то странное облегчение в том, чтобы наконец выговорить вслух долго хранимое внутри, услышать произносящий эти слова собственный голос. На этот раз изумлённо раскрытыми глазами на него глядели уже оба племянника. Кили наклонил голову, прильнул щекой Торину на плечо. Повторил жалобно: - Прости. Торин обхватил его щёки ладонями, притянул к себе и поцеловал в лоб. - Ты храбрее меня, - прошептал он. – Счастье было рядом со мной, а мне не достало смелости протянуть руку. Я упустил его. Кили свернулся у него под боком, с другой стороны прижался Фили. Торин закрыл глаза, крепко обнял обоих и долго не хотел отпускать. Увидел бы его сейчас Двалин – как пить дать, хмыкнул бы в бороду: «взгляни на себя, размяк как кисель на старости лет!». Торин как наяву услышал смешок старого друга и улыбнулся. *** Вечером, когда после купания все уселись обсыхать вокруг костра, Фили сел напротив Торина и молча протянул ему свою расчёску. Напряжение ощутимо повисло в воздухе. Дис отвлеклась от растрёпанной головы Кили, которой пыталась придать хоть какое-то подобие благопристойности, и одарила Торина долгим, задумчивым взглядом. Торин на несколько мгновений прикрыл глаза. Взял из рук Фили расчёску и услышал, как тот коротко, благодарно вздохнул. Пшенично-золотые пряди были чуть влажными, подсыхая, они пушились по концам. Торин принялся за дело с лёгкостью, отточенной десятилетиями привычки: косица, которую Фили носил в честь отца, следующие две – в честь матери и брата, ещё две – почётный знак воина, проявившего отвагу в бою, и наконец, особым способом заплетённая коса рода Дурина, из четырёх прядей, перевитая с тонкой косичкой клана Длиннобородов. Закрепив косы тесёмками, Торин добавил к ним два украшения, единственные, с которыми Фили никогда не расставался: простую, неуклюже выкованную серебряную бусину – подарок маленького Кили в день его совершеннолетия, и широкую, золотую с рубинами заколку-зажим – её он сам впервые застегнул у Фили в волосах в тот день, когда объявил его своим наследником. Любуясь работой, Торин напоследок провёл ладонями по волосам. Фили обернулся и улыбнулся ему. Сам он тем временем закончил заплетать косички на усах. Они поменялись местами, и Фили опустился на колени у Торина за спиной. Вьющиеся волосы всегда труднее расчёсывать. Фили осторожно разбирал запутавшиеся узелки, слышалось его негромкое сосредоточенное дыхание. Торин сидел терпеливо, расслабленно положив руки на колени, и оглядывал лагерь. Сегодня было тише, чем обычно. Все были удручены и встревожены неожиданным исчезновением хоббита. Бофур рассеянно пощипывал струны скрипки, предоставив Бифуру заниматься своей причёской – Торин заметил, что, вдобавок к бусинам, в косы оказались вплетены несколько приглянувшихся тому веточек. Балин с Оином устроили импровизированную партию в шахматы, используя вместо фигур камешки разной формы, а Ори с сосредоточенным видом вёл учёт ходам. Фили закончил с расчёсыванием и пересел вперёд, собираясь плести две тонкие косички от висков. Торин опустил глаза – взгляд привлекло его королевское кольцо-печать, в закатных лучах герб рода Дурина блеснул чернью и золотом. Что случилось со мной, задумался Торин. Где тот гном, что был так горд своим славным родом, честью, доставшейся по праву рождения – пусть и обрезал коротко бороду в память о потерянном Эреборе? Почему он лишил себя знаков отличия, оборвал зримую связь с прошлым? Зачем столько лет заплетал только эти ничего не значащие косицы – для удобства, чтобы волосы не лезли в глаза – привычка бродячего кузнеца, зарабатывающего на хлеб в убогих людских деревушках, а не потомка королей? Ему стало стыдно. - Фили, - попросил он. – Принеси мой мешок. На самом дне, в маленьком потайном кармашке хранилось небогатое, но любовно сбережённое сокровище. Его старые бусины. Простые и нарядные, из золота и из камня, украшенные самоцветами или чеканным узором. Подарки матери и отца, брата с сестрой, друзей и родни. Они верно пропутешествовали с ним из Эребора в Синие Горы и обратно – а теперь и здесь, по дорогам Благословенного Края за гранью смерти. Каждая заключала в себе частичку его прошлого, каждая была дорога. - Вплети их, - Торин протянул бусины на открытой ладони. – Я так давно их не носил. Ловкие быстрые пальцы Фили засновали у него в волосах. Как это у него выходило – ни разу не дёрнуть, не затянуть слишком туго, не упустить ни прядочки. Даже у матери так хорошо не получалось. - Готово, - Фили просто-таки светился от гордости. – Вот теперь ты выглядишь по-королевски, дядюшка. Торин протянул руку назад, ощупал длинную тяжёлую косу, заплетённую снизу от затылка и скреплённую двумя бусинами. Перекинув через плечо, он рассмотрел её – традиционная коса в стиле Длиннобородов, из пяти прядей, знак мужества воина, и две простые мраморные бусины, когда-то подаренные ему племянниками. Горло вдруг перехватило. Он сглотнул, сказал тихо: - Заплети ещё одну. Тонкую, в три пряди, над левым ухом. Закрепи её Фарфиловым Узлом. *) Расчёска в руке Фили на миг замерла. - С бусиной? – спросил он спокойно, больше ничем не выдавая удивления. - Да, - Торин достал из кармашка деревянную бусину продолговатой формы. – Вот с этой. Он вырезал её однажды бессонной ночью у Беорна, чтобы было чем занять мысли и руки. Помнил, как трудился над ней в медленно тающих утренних сумерках, как нож неловко соскальзывал, грозя порезать пальцы. Вышло кривовато и неровно, чего уж там – резьба по дереву никогда особо его не увлекала. Но в цветке с большой круглой серёдкой, раскинувшем лепестки по гладкому изгибу поверхности, можно было узнать подсолнух. Огромные, яркие, они росли на лугу за домом, и как раз накануне Беорн позволил Бильбо сорвать один из них, чтобы взять с собой. Позже, на пути через Лихолесье, Торин не раз видел, как Бильбо смотрит на него – бережно расправленный, вложенный между страниц какой-то книжки – и с улыбкой касается высохших лепестков. Так, словно одно воспоминание о чём-то живом и зелёном могло заставить отступить мрак про́клятого леса. Торин перекатывал бусину в пальцах и думал о том, что сказал бы Бильбо, вздумай он подарить её ему. Фили прилежно заплёл косичку, продел её в бусину, потом обхватил петлёй и закрепил. Отстранился немного, неуверенно встретился глазами с Торином. - Хорошо, - сказал Торин. Благоговейно подержал косичку в пальцах, погладил бусину. - Суп готов! – во всё горло оповестил Фрерин и громко забарабанил ложкой по котелку. - Перестань сейчас же! Мы не глухие, - Дис прикрыла уши ладонями. Кили улучил момент и сорвался с места, бегом устремляясь к вожделенному ужину. Его причёска тут же приобрела свой обычный первозданно-растрёпанный вид. Дис безнадёжно махнула рукой. Фрерин демонстративно замахнулся ложкой, и над поляной прозвенел последний оглушительный удар. Фили расхохотался. Торин покачал головой, пряча улыбку. От движения бусины ударились одна о другую, тихонько звякнули. Удивительно, но он чувствовал себя в точности как в то давнее утро на Карроке. Когда впереди распахивалась крылатая ширь, и солнце поднималось над Одинокой Горой – как будто какая-то давно потерянная часть его наконец вернулась на место, и он снова стал целым и самим собой. Фили вскочил и, не уступая брату в скорости, бросился к котелку за своей порцией. Торин поднялся и уже собрался не спеша последовать за ним, но тут навстречу вышел Гэндальф с двумя доверху полными мисками в руках. Одну он сразу же протянул ему. Торин поблагодарил кивком. - Ты уверен, что нам не пора отправить кого-нибудь на поиски? Скоро стемнеет, - Торин зачерпнул из миски, вылавливая кусочки дичи и крупно нарезанные картофелины. Суп был вкусный, наваристый, щедро сдобренный какими-то пряными травами. Фрерин всегда хорошо готовил. – Или подождать с фонарём на опушке, чтобы они не заблудились в темноте? Я могу сам туда пойти. - В этом нет необходимости. Они скоро вернутся, - терпеливо повторил волшебник. Он ел низко склонившись над своей миской. Шляпа бросала непроницаемую тень на лицо, выглядывал лишь кончик носа. – Если не сейчас, то самое позднее к утру. Гэндальф вдруг поднял голову и тотчас замер. Кустистые брови приподнялись: - Я вижу, тебя можно поздравить, Торин? Пальцы сами потянулись к тоненькой косичке над левым ухом. - Нет, - отрезал он, пресекая дальнейшие расспросы. В ответ ему достался ещё один долгий взгляд – слишком понимающий и слишком многозначительный, Торина это определённо начинало выводить из себя. - Нет? Хм, ну что ж, в таком случае прости. Очевидно, моё знание гномьих обычаев меня подводит. На этом Гэндальф поднялся, отвесил небольшой насмешливый поклон и направился прочь – туда, где, судя по разгорячённым голосам наблюдающих, партия в шахматы приближалась к развязке. Этот долгий день принёс ему слишком много волнений, чтобы кипятиться ещё и из-за нахального волшебника, сующего длинный нос не в своё дело. Лучше спокойно доесть суп, решил Торин, а потом всё-таки взять фонарь и пойти на опушку. Предосторожность не бывает лишней. *) Фарфилов Узел: коса, которую плетут особым образом, не перевязывая на конце, а оборачивая петлёй и закрепляя узелком. Её носят в знак долгой разлуки или траура по возлюбленному. Была названа так по имени короля из клана Длиннобородов, жена которого погибла в бою. Согласно легенде, Фарфил так сильно любил свою королеву, что после её смерти, убитый горем, вопреки обычаю отказался расплетать свадебную косу. С тех пор Фарфилова коса стала символом непоколебимой верности в любви, хранимой без надежды. ________________________________________ ФРОДО ________________________________________ Уходя из лагеря, Фродо был твёрдо намерен дойти только до опушки леса – чтобы окликнуть Тауриэль, если она не успела уйти далеко, и он увидит её на равнине, если же нет – то сразу вернуться и разбудить остальных. Однако очень быстро выяснилось, что проще решить, чем выполнить задуманное. Фродо шёл и шёл, старательно выдерживая направление – но лес и не думал кончаться. Как же так? Он был уверен, что вчера они остановились на ночлег не дальше, чем в полусотне шагов от опушки. Держа в вытянутой руке фонарь – слабенький огонёк мигал и порывался погаснуть – Фродо с нарастающим беспокойством оглядывался. Тёмные низко свисающие лапищи елей трогали его за волосы, между ними белели, словно бы таинственно и жутковато светились тонкие кривые стволы берёз, плащ цеплялся за густой колючий подлесок. Откуда взялась эта чаща? Куда подевалась светлая редкая дубрава, по которой они шли накануне? Почему он не заметил? Несомненно, это всё его вчерашние усталость и невнимательность. Край леса не может быть далеко. Надо пройти ещё немного, несколько шагов – и густая поросль расступится, он увидит равнину и реку. Не тут-то было. Ни опушки, ни равнины, ни реки, ни тропинки под ногами. Ни Тауриэль. Пора было разворачиваться и возвращаться. И вот тут Фродо стало по-настоящему страшно. Он обнаружил, что не знает, в какую сторону идти! Откуда он пришёл – оттуда? Или оттуда? Всё вокруг казалось одинаковым. Он отчаянно крутился на месте, пытаясь высмотреть хоть малейший приметный знак, хоть что-нибудь, что указало бы направление – сломанную случайно ветку, собственный след на земле. Ничего. Только деревья и темнота. Он совершенно один в дремучем лесу. - Моргот раздери, репоголовый ты придурок! – в сердцах он выругался вслух. Захотелось в ярости на себя расшибить лоб о ближайшее дерево. Чем он только думал? Сбежать одному, ночью, в незнакомом месте, не предупредив никого и даже не потрудившись запомнить дорогу! Этому его научило путешествие через всё Средиземье в компании Следопыта и лучших воинов? У любого хоббитёнка в Шире, в первый раз оторвавшегося от маминой юбки, и то больше смысла. Гэндальф будет в ярости! Вдобавок ещё и фонарь погас. - Где была твоя голова, Фродо Бэггинс? – приговаривал он, ползая на четвереньках в поисках сухого мха и веточек, чтобы высечь огонь. Ко всему прочему не хватало остаться в полной темноте. – Теперь вместо того, чтобы спешить на помощь дяде, все будут тратить время на твои поиски. Этого ты добивался? - Так, ладно. А теперь успокойся и подумай, - Фродо бросил озираться и задрал голову кверху, в надежде, что видимый в небольшой просвет между кронами кусочек неба милосердно покажет ему хоть одно из знакомых созвездий. – Вспомни, как было в тот раз, когда вы с Пином заблудились в грозу в лесу Бакленда. Тогда Сэм нашёл и вывел вас. Да, только сейчас не «тот раз». И не будет ни Сэма, ни гостеприимных баклендских фермеров, готовых напоить промокших до нитки потеряшек горячим чаем и поделиться тёплыми одеялами. Сейчас даже Пиппин высмеял бы его за глупость. И ехидно подмигивающие в промежутках ветвей несколько звёздочек отнюдь не спешили складываться в путеводную карту. Утешало одно: в отряде скоро хватятся пропажи и снарядятся искать. Не лучше ли будет дождаться их на месте? «Если случится так, что мы разделимся, и ты останешься один», - наставлял его Арагорн, пока они с трудом пробирались через скалистые предгорья за границами Имладриса, - «ни в коем случае не иди дальше, жди нас. Нам понадобится время, чтобы найти тебя по следам». – Тут неулыбчивый Следопыт усмехнулся и легонько хлопнул его по плечу: «Если только поблизости не окажется стаи варгов. Они умеют читать следы намного лучше нашего». «И в таком случае – улепётывай со всех ног», - добавил Леголас. Совет Следопыта был разумен – знать бы только, всё ли, что разумно и правильно в глуши Средиземья, останется таким же в неподвластных смертным законам землях Амана. К тому же, здесь тоже есть волки. Фродо содрогнулся, вспомнив призрачных стражей леса Оромэ. Нет, он продолжит идти и понадеется на то, что гномы не будут упрямиться и позволят Гэндальфу возглавить поиски. Фродо вдруг понял, что уже не так сильно боится. Он доверял Гэндальфу и его сверхъестественной способности появляться из ниоткуда именно тогда, когда в нём больше всего нуждались. Но унижение от мысли, что он – самонадеянно отправившийся искать помощь для Бильбо! – сам нуждается в помощи, было куда сильнее страха. Охваченный унынием и злостью на себя, Фродо медленно пробирался сквозь чащу. Он не смог бы точно сказать, как долго он шёл, но луна поднялась уже высоко, когда лес внезапно кончился, и он снова вышел к реке. Несомненно, это была та же самая река, вдоль которой они держали путь на восток – те же низкие покатые берега, то же ровное течение. Наконец-то! Фродо не сдержал возгласа облегчения и бегом заспешил вниз по заросшему травой береговому склону. Лунные блики на воде блестели ярче, чем неровный огонёк фонаря у него в руке. Вокруг царила ничем не нарушаемая тишина. Берег и опушка леса хорошо просматривались в обе стороны, но, как бы он ни напрягал зрение, нигде вдали не было видно рыжего пятнышка костра гномов. Фродо уселся на траву и обхватил руками голову. Он очень устал, хотелось есть и пить. Но больше всего удручали тягостные мысли. Он и на десяток шагов не смог отойти от своих спутников, без того чтобы не потеряться, точно беспомощный хоббитёнок – так как же, во имя Зелёной Владычицы, он намеревался добраться до Предвечных Чертогов? С чего он решил, что Эру допустит его к себе и захочет выслушать? Скорее уж прогонит прочь недотёпу. И поделом! Придётся возвращаться в Гавани ни с чем. Он представил себе, как, пряча глаза, сообщает дяде плохие новости, а тот улыбается – «ну что ты, мальчик мой, всё в порядке» – и благодарит его за попытку помочь, и Фродо смотрит, как день за днём, неотвратимо, Бильбо превращается в изуродованную Кольцом тень самого себя. В груди заболело. На что он рассчитывал? Посчитал себя умнее Элронда, Гэндальфа и Галадриэль, возомнил, что отыщет способ исцелить Бильбо, о котором неизвестно им? Тщеславный глупец. Чем дольше Фродо думал об этом, тем невыносимее становились гнев и боль. Он вспоминал своё собственное путешествие в Мордор, картины одна за другой проносились перед глазами. Ужас на лице Сэма, когда он приставил острие Жала к его горлу. Смеагол, заживо сгорающий в лаве Ородруина, с воплем радости, до последнего прижимая к груди своё сокровище. Огненная плеть в руке чудовищного балрога и Гэндальф, падающий в чёрную бездну. Пылающий взгляд Ока и мучительное, как агония, сознание того, что перед ним он бессилен, что Кольцо победило. Как нестерпимо хотелось вновь оказаться в Бэг-Энде, или в Брэндибак-Холле у своих шумных, беззаботных кузенов. Послушать сказку дядюшки Бильбо, почувствовать тепло бабушкиных объятий и мягкий голос отца, когда он пел ему. Вернуться в детство. В уютный безоблачный мир, простой, понятный и светлый, как зелёные поля Шира – в котором не было места горю, в котором маленький мальчик ещё не слышал слова «приключение». На какое-то мгновение, стыдясь самого себя, он пожалел, что вызвался нести Кольцо. Чего стоило промолчать на Совете у Элронда, предоставить разбираться тем, кто мудрее и смелее его? Может быть, дядя справился бы лучше? Как он хотел, чтобы Сэм был рядом. Как он хотел увидеть маму. Отчаяние захлестнуло его, и он заплакал. Фродо плакал, и плакал, пока не начал задыхаться от слёз, но не мог остановиться. Он стонал и рыдал в голос, скорчившись, в исступлении царапал пальцами землю. Он горевал обо всём, что потерял, что Кольцо отняло у него. Он оплакивал всех, кого ему пришлось покинуть, и себя, того, каким он стал. А потом не осталось ни слёз, ни сил пошевелиться, и он в изнеможении лежал на траве и не думал ни о чём. Едва слышный переливчатый звук заставил его оторвать от земли щёку и скосить глаза в сторону реки. Недалеко от берега по пояс в воде стояла высокая женщина в сером плаще с капюшоном и плакала. Фродо приподнял голову, смаргивая пелену не высохших слёз и наполовину ожидая, что видение вот-вот исчезнет. Но нет, женщина всё так же стояла, плавно покачиваясь из стороны в сторону вместе с течением. Её тонкие смуглые руки закрывали лицо, длинные пряди иссиня-чёрных волос свисали из-под капюшона и окунались в воду. Она плакала тихо и очень жалобно, и Фродо ощутил, как от сочувствия к ней свежие слёзы жгут глаза. Прошло немного времени. Мало-помалу руки женщины перестали вздрагивать. Звук рыданий больше не примешивался к тихому журчанию реки. Она повернулась спиной к Фродо – только после этого отняв наконец руки от лица – и пошла в реку. Вода поднималась вокруг стройной и каким-то неизъяснимым образом даже со спины печальной фигуры, пока не скрыла её с головой. Лишь на миг завились маленьким водоворотом струи течения в том месте, где она исчезла. Медленно, неуверенно Фродо сел и ладонями вытер слёзы со щёк. Он смотрел на воду, всхлипывая, и словно возвращался откуда-то, приходил в себя. Он чувствовал какую-то особенную, пронизывающую до костей, но вместе с тем светлую усталость. И была боль – такая, как будто щиплет свежую ссадину, как будто что-то внутри отскребли, оттёрли до чистоты и царапин, как слой ржавчины наждачной бумагой. Наверно, такова целительная боль в заживающей ране. Он поднёс руку к груди. Было… легко. Всё тяжёлое, больное, отравленное, что так долго давило ему на сердце, растворилось, смытое слезами. Да, он не герой, не искатель приключений и не спаситель. Может быть, ему не добраться до Предвечных Чертогов Эру, и его путешествие окажется напрасным. Но он попытается – в этот раз, так же как пытался всегда. Он больше не будет отчаиваться. - Спасибо, - пылко сказал он, обращаясь к мелодично журчащим струям реки, и мог бы поклясться, что в ответ долетел тихий серебристый смех. *** Усталость сморила его не сходя с места. Зато, проснувшись через пару часов и умывшись прохладной чистой водой, Фродо почувствовал, что к нему вернулись силы и решимость. Уже начинало светать. Он торопливо привёл себя в порядок – но, прежде чем идти дальше, задержался и нарвал на опушке букетик полевых цветов. Подношение и благодарность милосердной Владычице Слёз. Когда он нагнулся, чтобы положить его у края воды, плеснувшая волна вдруг вынесла к его ногам небольшой продолговатый камешек. Бирюза, гладкая, яркая и блестящая, с красивым узором тёмных прожилок. Я не забуду, одними губами шепнул Фродо. Почтительно поднял подарок Владычицы, убрал в карман у груди и начал карабкаться по береговому откосу вверх. Он не осмелился снова углубляться в лес и какое-то время шёл вдоль реки, как вдруг его настиг чей-то далёкий оклик. Голос доносился сзади, Фродо обернулся и увидел бегущую вверх по склону Тауриэль. В одной руке она держала лук, а другой махала ему. - Тауриэль! – крикнул он, разворачиваясь и бросаясь навстречу. Облегчение видеть её невредимой было таким сильным, что он врезался в неё с разбега, едва не сшибив с ног, и крепко обнял за пояс – прежде чем успел ужаснуться собственной бесцеремонности. Но, кажется, она была рада не меньше него и ничуть не возмущена таким беззастенчивым обхождением. Прежде чем высвободиться из объятий, она ласково потрепала его по макушке. Но тут же посуровела: - Что ты делаешь здесь один? – спросила она строго, отстранившись и внимательно оглядывая его с головы до ног. – Я нашла твой след и пошла по нему. Почему ты отделился от гномов? - Я хотел догнать тебя. То есть, пытался. Сама видишь, что из этого получилось. - Ты искал меня? - Я испугался, что случилось что-то плохое. Что-то, что заставило тебя уйти так внезапно. Нет, я вовсе не собираюсь лезть не в своё дело. Но я подумал… друзья должны заботиться друг о друге, разве нет? - И мы с тобой друзья? - Мне очень хочется так думать. Глаза Тауриэль потеплели. Фродо раньше не видел у неё такого взгляда. - Да. Мне тоже. Она положила обе руки ему на плечи и встряхнула: - Никогда больше не вздумай убегать в одиночку. Ты очень смелый хоббит, но совсем непривычен к лесу, и следопыт из тебя никудышный. - Обещаю. Никогда больше, - горячо сказал Фродо. – Но ты… у тебя всё хорошо? Что произошло, почему ты решила уйти? - Да, решила. И это было… необдуманное решение, - она помолчала, устраивая лук за спиной. – Дай мне минуту. Я соберусь с мыслями и всё тебе расскажу. - Если тебе неприятно говорить об этом, ты не… - Нет. Ты оставил отряд и подверг себя опасности из-за меня. Я у тебя в долгу. Некоторое время они шли молча. Тауриэль утверждала, что точно знает, в какой стороне остался их лагерь, и Фродо не раздумывая следовал за ней. С него было довольно блужданий. - Я пошла в Чертоги Мандоса, - наконец начала она. - Но Гэндальф сказал, что туда нельзя попасть снаружи! Ворота открываются только по велению их хозяина. Как тебе удалось пройти? - Не удалось, - бесцветным голосом сказала Тауриэль. – Я передумала. Повернула назад. Она снова долго молчала. Видно было, что слова даются ей нелегко. - Я хотела разыскать там маму. Да, я знаю, Митрандир сказал, что это невозможно. Чертоги Ожидания закрыты для живых. Но я надеялась. Вдруг найдётся способ её повидать? - Гэндальф не стал бы обманывать. Если бы такой способ был, он рассказал бы о нём и сам помог тебе, - Фродо не придумал, что ещё можно сказать ей в утешение. Тауриэль коротко кивнула, прикрыв глаза. - Да, я знаю. Знаю. Я повела себя как неразумная девчонка. Это было бесполезно, судьбы не изменишь. Пусть она покоится с миром. - Мне так жаль, - мягко сказал Фродо. - Я была совсем крохой, когда она умерла. Сейчас я даже не уверена, что в моих воспоминаниях о ней правда, а что я сама себе придумала, - Тауриэль замедлила шаг, на её лице появилось далёкое выражение. – Она торговала вином, возила обозы из южных земель в Зеленолесье. Однажды мы угодили в разбойничью засаду. Безотчётным движением она протянула руку назад и схватилась за кибить лука – словно удостоверяясь, что оружие на месте, и она сможет защититься в случае необходимости. - Это случилось совсем недалеко от ворот дворца. Я не думаю, что эти люди хотели нас убить. Скорее, просто напугать и стащить с телеги несколько бочек. Но мама вытащила из ножен меч, как только они нас остановили. Она собиралась защищаться. Тогда один из разбойников всадил ей стрелу из арбалета прямо в сердце. И тут же они вскочили на лошадей и сбежали. Так и не взяли ничего. Вскоре нас обнаружил разъезд стражи, сам король Трандуил был во главе отряда. Я его даже не узнала. Я была как маленький зверёныш, обезумевший от горя. Я схватила мамин лук и прицелилась ему в горло, и закричала, что пристрелю его, если он подойдёт ближе, - Тауриэль усмехнулась, уголки её губ задрожали. – А он улыбнулся и спросил, не соглашусь ли я пойти с ним и жить в его дворце. В те дни он был добрее, горе ещё не так ожесточило его. Я никогда не закрывала глаза на его недостатки. Он мудр, но его гордыня и алчность причинили королевству немало бед. Но я им восхищалась и с радостью служила ему. Я всегда помнила о милости, которую он оказал маленькой сироте. Он велел похоронить маму с почестями, а меня забрал во дворец и поручил заботам одной из своих воинов. Арата была добра ко мне, и научила всему, что требуется, чтобы поступить на службу в королевскую стражу. Она полюбила меня как родную, а я… Я сильно привязалась к ней, но, хотя и прожила с ней намного больше лет, она так и не смогла по-настоящему заменить мне маму. - Сердцу не прикажешь, - тихо сказал Фродо. - Да, наверно, - согласилась она. – Арата плакала, когда я сказала, что хочу уплыть на Запад с лориенскими эльфами, и умоляла остаться. Я не стала её слушать. Я была способна думать только о себе, о своих собственных горестях, о том, как я устала. Я бросила её одну. Тауриэль опустила голову. - Хорошо же я отплатила за её доброту. Вряд ли то, что ей сейчас нужно – это пустые и беспомощные слова утешения, подумал Фродо. Вместо этого он молча шагнул ближе, так, чтобы коснуться плечом её руки. Ему показалось, что напряжение чуть-чуть отпустило её. - Я дошла до самой Крепости, - продолжала Тауриэль. – Стояла и смотрела вверх на стены, и думала, что сказала бы мама, если бы узнала, что я хочу присоединиться к ней раньше отпущенного мне срока. Я не смогу посмотреть ей в глаза, когда мы встретимся. Не смогу предстать перед Создателем и, гордо подняв голову, держать ответ о прожитой жизни, если сдамся без борьбы. И тогда я повернула и пошла назад. - Я рад, что ты передумала, - сказал Фродо. – Я скучал бы по тебе. Тауриэль неуверенно улыбнулась, и он отважился добавить: - И я очень рад, что ты меня нашла! Блуждать целую ночь по лесу без маковой росинки во рту – то ещё удовольствие. Она засмеялась – слабым, каким-то увядшим смехом, но Фродо был счастлив его услышать. - Не думаю, что тебе грозит голодная смерть. До лагеря уже недалеко. И не благодари меня, по правде говоря, я и сама рада отсрочке. Я не знаю, что скажу Кили, когда мы вернёмся. Фродо закусил губу. - Почему бы не сказать ему то же, что ты сказала мне? Если он тебя любит – а глядя на него, я в этом уверен – он простит. Семейные узы очень важны для гномов. Он обязательно поймёт. Наклонив голову, она с любопытством взглянула на него: - Все хоббиты такие мудрые? Польщённый Фродо отвернулся, чтобы скрыть румянец. - Да ну что ты! У нас немало достоинств, но мудрость – явно не одно из них, - тут он заметил, что впереди из-за деревьев, ясно прочерчивая по бледному рассветному небу, поднимается тоненькая серая струйка дыма. – Смотри-ка, вон там! - Кто-то нарочно зажёг его для нас, - Тауриэль ускорила шаг. Фродо, приободрившись, поспешил за ней. – Идём, мастер Фродо, не будем медлить! Меня ждёт объяснение с Кили, а тебя – завтрак.