***
Унылый вечер только-только начинался, а несчастная голова профессора Снейпа уже желала расколоться пополам. Свет в просторном Главном зале был слегка приглушен, по замыслу директора-духовного-дизайнера, создавая некую атмосферу доверия и таинственности, но в суровой реальности все больше походило на малобюджетный фильм ужасов. Со всех сторон от зельевара крутились и болтали ученики. Кто о чем, и каждый ни о чем. Изможденные глупыми думами лица гриффиндоцев выглядели особенно пугающе. Высокий потолок, испещренный звездами, с огромной люстрой аккурат в центре, манил к себе остатки рассеянного внимания Северуса весь вечер. Вы никогда не думали, что будет, если она упадет? Люстра? Раздавленные тела, кровь, крики. Паника. Сколько детей погибнут? Эта мысль не давала зельевару покоя, жвачкой приклеившись к извилинам мозга. Профессор думал, просчитывал траекторию полета, с ужасом представляя, какого это быть раздавленным люстрой-переростком. Резкая, механическая мелодия донеслась до чутких ушей Снейпа, заставив его встать из-за стола и выйти коридор. Ритмичная музыка неожиданно сменилась более плавной, и профессор сделал шаг назад, прячась в тени одной из колонн, чтобы не спугнуть эти звуки. Он сделал еще один шаг назад, все больше приближаясь к стене. Черт, такое ощущение, словно за профессором наблюдали. Во всей этой суете, торопливости, он явственно чувствовал на себе чей-то пристальный, хитрый взгляд. Глаза против воли забегали по узкому коридору, мельком оглядывая и оценивая обстановку. Пусто. Неожиданно тело провалилось во что-то мягкое, вязкое. Снейп задержал дыхание и уже через секунду злобно озирался по сторонам. Какого черта он здесь делает? Стоит посреди чьей-то комнаты, точно истукан и пялится в прогорающий камин. Северус устало опустился в кресло. Эту комнату нельзя было не узнать — всё здесь кричало «ГРИФФИНДОР». Каждая вещь шептала: «Здесь живёт декан львиного факультета». Одинокая курительная трубка, активно подмигивая Северусу, хихикала: «Минерва тебя убьёт!» Зельевар рванулся к двери, дёрнул — заперто. Заклинания не помогали. В коридоре у самой двери послышались шаги и перешептывание, а потом смех и шуршание тканей: — Роланда, что ты творишь? АХАХАХ, РОЛАНДА! НЕ щекочи! Роланда! — Ну уж нет, Мин, ответишь ты мне за этот тычок вилкой в Большом Зале. — хихикала мадам Хуч. Из Снейпа будто выкачали всю кровь, он покрылся бисеринками пота, а потом, услышав, что дамы произносят пароль, рванул в спальню женщины и прижался к стене. Шорох усилился, смешался с хихиканьем, потом кутерьма заглохла, послышался плеск воды. Минерва Макгонагалл впорхнула в комнату, одетая в лёгкую сорочку, растрепанная, со сборником стихов Байрона подмышкой. Она долго читала — Снейп ошарашено следил из-за шторы. Тонкие руки быстро перелистывали страницы, и губы изгибались, шепча витиеватые слова. Она на мгновение показалась ему совершенной девчонкой.***
Маленькая Минерва точно знала — её плюшевый Мишка боится шорохов и призраков также, как и она. — Не бойся, — уверенным шепотом повторила Минерва и на всякий случай подняла ноги. Под кроватью копошились хищные тени. И пахло плохо. Нет, не под кроватью, но вообще в доме. В их с мамой доме прежде никогда так не пахло. И чужие люди, если и появлялись, то вели себя иначе, чем нынешние. А так… пол скрипел. Кто-то с кем-то разговаривал очень-очень громко. Кто-то даже ругался — немыслимое дело. И Минерва зажала медведю с беспросветно черными глазами уши. — Не слушай, — строго сказала она, — это плохие слова. Она все-таки решилась сползти с кровати. И медведя взяла. Пусть самолично увидит, что за порогом ничего ужасного не происходит. Это медвежонку страшно — не ей. Она большая, ей восемь, она не может бояться… До порога целых семь шагов. И дверь открывается беззвучно. В коридоре темно, и медведь требует вернуться. Игрушка пискляво хнычет в её руках. Маленькая, хотя нет, большая Мин качает головой: «Не бойся, Летти, это просто гости. Очень шумные.» «А вдруг что-то случилось? Вдруг не гости, а призраки?» — плачет медвежонок Летти. Минерва не хочет думать о таком, но дурные мысли лезут в голову без спроса. Внизу горел свет. А люди, которых Минерва слышала распрекрасно, куда-то исчезли. Мамины гости? Мама бы предупредила. Она всегда предупреждала, когда приходили гости. И даже разрешала Мин немного посидеть, конечно, если девочка вела себя подобающим образом. А она всегда вела себя подобающим образом, ее все хвалили, а мистер Марксон обещал, что когда Минерва подрастет, то он возьмет ее в свой театр. Это было бы замечательно — работать в театре… Показывать фокусы… Лестница казалась бесконечной. А коридор, опустевший, освещенный тускло, пугал уже не только медведя. Тихо… когда гости, тихо не бывает. Папа всегда по вечерам играет на пианино, а мама поет, или еще Эмми — тоже работает в театре, которая очень толстая, но это потому, что у нее голос волшебный и худеть ей никак нельзя. Поэтому для Эмми Уортс готовят эклеры и корзиночки со взбитыми сливками, а еще ставят вазу с сырыми куриными яйцами, от которых голос становится мягче. Нет, шёлковый голос Эмми Минерва услышала бы. Она прошла мимо приоткрытой гостиной, остановившись на мгновение… В гостиной стоял человек, понурый, мокрый, в длинных балахонистых одеяниях. — Ты та самая Минерва? Та, кто слышит тот мир… Я хотел бы… — Дяденька, вы кто? — теребя пальцами одной руки кончик длиннющей смоляной косы, робко перебила девчушка. Другую она держала за пазухой, куда спрятала мишку. — Меня зовут Геллерт. Я потом тебе расскажу всё… Пойдём со мной, девочка, пойдём. Здесь тебе не дадут жить по-настоящему. — СТОЙ! — мама вбежала в комнату, держа наготове палочку.***
Профессор Минерва Макгонагалл вскочила на своей постели, растерянная, испуганная. — Это сон… Сон… Сон… — Из светлых глаз полились слёзы. Геллерт… Его убили, когда ей было… Кажется, двадцать четыре. Сначала отправили в тюрьму, а потом убили. После его смерти Минерва перестала общаться с призраками мертвых и тенями. Её дара боялись, старались скрыть и уничтожить его. Женщине стирали память, но все события возвращались на следующий день — их приносили тени. Густой запах, словно все розовые кусты расцвели разом, чего быть не могло — ударил в ноздри анимага. Но…розы пахнут сладко, приторно, но не так. И лилии… мама терпеть не могла лилии, особенно белые, а ей после очередного ужина дарили целые корзины, и дом пах кладбищем. Дом пах кладбищем тогда, отчего же сейчас этот запах лилий вновь режет ноздри? Темная фигура в плаще стояла у окна. Угрюмый человек пах алыми лилиями. — Геллерт. — прошептала профессор, вскочив с кровати. Сердце остановилось на миг, а потом ускорило свой бег. Минерва обняла тень прошлого за плечи. — Вы ошиблись… — Шепот в макушку, рука на плече. больно. Геллерт мертв… Так тяжело, что даже волшебную палочку — не поднять. Прошлое гниёт в могиле. Так пусто, что наполнять лёгкие воздухом — слишком глупо, слишком больно. Больно…