Недосказанное

...Когда она заметила, что перестала дышать?.. Он лежит рядом и в полутьме кажется больше. Он наблюдает за ней краем глаза, не осмеливаясь даже шевельнуться в ее сторону. А ей очень хочется. Она думает, что он спит. Она ошибается — и прекрасно знает об этом. Она несмело тянется — и оглушительным кажется её едва слышный шепот: — Можно?.. И хриплое "можно" застревает во рту, когда хрупкой ладонью она касается плеча. Он накрывает её руку, сжимает; чувствует, как сжимается она в ответ. Тянет к губам, прижимает к лицу, утыкается носом и тонет в ослепительной нежности, когда она робко ласкает его по щеке. Целует сплетение линий, сплетение вен; слушает дыхание, как оно сбилось, слушает пульс, как он разрывает запястье. Он не смотрит на нее — без того больно до умопомрачения. Она дрожит, готовая плакать, она отворачивается, отстраняется — и всем телом, всем сердцем желает, чтобы он не отпустил. И он это знает. Кончиками пальцев скользя по плечу, он сожмет её ладонь; большим пальцем едва касаясь кожи, нежно обведет ее контур. Она зажмурится, когда слегка надавив, он заставит её спиной ощутить его живот, она тихонько вздрогнет и почти задохнётся, когда её бедра окажутся вплотную к его. Он будет тихо, почти невесомо касаться губами основания шеи, когда она первый стон не удержит на губах. И удушающая волна прокатится по телу, когда его ладонь — шершавая, сухая, теплая — скользнет по обнаженной коже живота... ...Она выгибалась и беззвучно плакала, разрываемая чувством, которое не знала, как понимать. Ей страшно? Ей больно? Ей хорошо? Слыша его тихий, низкий стон, когда от желания всякая выдержка летела к черту, она хотела лишиться рассудка и лишалась его. Она отдавалась ему — отдавалась его удушающему желанию и мечтала задохнуться вместе с ним... ...Когда она заметила, что перестала дышать?.. Утром она в полумраке не найдет свой пояс и вся изведется. Сгорая от стыда подойдет к Юну, пряча лицо, и сдавленным голосом попросит дать ей что-нибудь взамен. На немой вопрос пробормочет едва слышное "потеряла", и едва мальчик, недоверчиво глядя, протянет ей отрез ткани, скроется в палатке. Они ничего не знали, ничего не слышали. Они все поняли. Она будет весь день прятать глаза и шарахаться собственной тени. Болезненное молчание затопит горло и больно будет даже дышать. Ощущая взгляды: понимающие, немного снисходительные — самую малость — ей будет хотеться провалиться сквозь землю. До тех пор, пока он, устав на это смотреть, не прошепчет ей что-то на ухо. Что-то бесконечно важное и очень простое. И только тогда она снова поднимет голову.