***
Чонгук думает, что после этих слов дрозд на него обиделся. Он говорит меньше, не пытается вступить с ним в спор и больше не шутит, а когда Чонгук приходит, то просто лежит на своей импровизированной кровати и не сопротивляется даже тогда, когда он трогает его крылья. Обиделся и обиделся, дело Чонгука — сохранить ему жизнь, а не заводить с ним дружбу. Правда, когда он приходит, а еда, которую он оставил Тэхёну, остаётся нетронутой, то смутная ранее тревога грызёт его в полную силу. — Тэхён? Тэхён, ты как себя чувствуешь? Тебе стало хуже? Он ворошит дрозда за плечо, пока тот с недовольным ворчанием пытается проснуться. — Ч-чего? Чонгук прикладывает ладонь к его лбу и холодеет — он весь горит. Тут было несколько загвоздок: единственное лекарство, которое он знал от жара — крепкий настой коры белой ивы, — нужно было принимать только тогда, когда дело было совсем плохо. При пустяковой температуре оно грозилось вылиться неприятными последствиями. Он не знал, какая температура у дроздов считалась нормальной. Когда он пытался определить её на ощупь в прошлые разы, его лоб был уж точно горячее, чем у обычного человека… Но в прошлые разы он и выглядел здоровее, а теперь виски поблескивают капельками пота, щёки покрыты лихорадочным румянцем… Нужно было что-то делать: у Чонгука почти на руках сгорали от жара люди, он не может допустить, чтобы и Тэхёна постигла та же участь. Он почти что уговаривает дрозда выпить свежей воды и отбирает у него одеяла, в которые он, мучимый ознобом, отчаянно кутается; да, он может выглядеть монстром, но они сделают Тэхёну только хуже. Он колеблется, неуверенный, что ему стоит делать дальше. Вот бы посоветоваться с отцом, он бы точно не стал сомневаться… Чонгук жмурится, выкидывая из головы ненужные мысли, и встает. — Ты куда? — шепчет тот, хмурясь. — Подожди немного, — отвечает Чонгук твердо. — Я помогу тебе. У того, кажется, нет сил даже на ответ — он только кивает и роняет голову обратно на одеяла, скручиваясь в комочек. Лес около их деревни по праву называли дремучим: жители обычно ходили охотиться или собирать ягоды в самую крайнюю его часть — ту, в которой деревья росли не слишком густо и в которой было относительно светло. Чонгук тоже не совался далеко — максимум за озеро или на опушку, где собирал травы, но теперь он решительно идёт напролом, раздвигая густой бурьян и исцарапывая себе все руки. Нет, и всё же это до ужаса глупая идея. Непонятно, когда ещё его найдут, он может ещё несколько дней прождать, а может и не дождаться вовсе. Чтобы не заблудиться в лесу нужно очень хорошо постараться, но заблудиться, и тем более намеренно — раз плюнуть. Проходит не так много времени, да и он отходит не так далеко, но вот уже деревья вокруг совершенно однообразные, а бурьян растёт так густо и крепко, что становится ясно — кроме него так глубоко никто не заходил. Чонгук старается не паниковать, когда понимает, сколько живых тварей (опасных и не совсем) скрывает густая чаща вокруг него. Дальше дело за малым — он находит небольшую полянку, откуда его с воздуха будет легко заметить, и пытается с помощью огнива разжечь небольшой костёр. Немного влажного лесного мха в огонь — и вверх поднимается густой белый дым, который можно заметить издалека. Его слегка потряхивает, когда вокруг него хрустят ветки — он слышал байки о том, какие большие медведи и злые волки тут обитают, а у него с собой кроме маленького ножа нет совершенно ничего… Поляну закрывает тень огромных крыльев, и он едва ли не плачет от облегчения, когда на землю медленно, стараясь не задевать крыльями деревья, спускается аист. — Хоть кто-то делает так, чтобы нам проще было его найти, а не наоборот, — бормочет аист, отставляя крылья назад. — Спасибо тебе за благоразумие. Приятно знать, что всё-таки существуют умные люди. Чонгук от изумления почти что впадает в ступор — он впервые видит аиста так близко. — Спасибо, я предполагаю? Аисты, как он и думал, почти ничем от дроздов не отличаются — только крыльями, более массивными и бело-чёрными. В остальном он человек человеком, даже выражение лица по-человечески ворчливое. Надо же, а Чонгук-то думал, что они почти святые, распространяют добро и благословенный свет… — Можешь не благодарить. Ты откуда? — Из деревни, что к востоку от озера. Аист кивает, а потом внезапно подхватывает его под колени и поднимает. Чонгук ахает от неожиданности — аист ниже него на полголовы, по крайней мере, но руки и грудь у него мощные… как, наверное, и у каждой полуптицы. Недюжинная сила нужна на то, чтобы размахивать этими крыльями. — Тьфу, какой ты тяжёлый, — всё же жалуется аист, с трудом отрываясь от земли. Огромные белые крылья с чёрной окантовкой тяжело хлопают по воздуху, задевая ветки деревьев, но поднимают обоих в воздух. Размах у них, наверное, метров семь будет… Чонгук крепко обхватывает аиста за плечи, с опаской наблюдая за тем, как они поднимаются выше, выше, еще выше — за верхушки деревьев, и как простирается под ними тёмной пеленой лес. Они не летят высоко — Чонгук может просто ногу вытянуть и пнуть верхушку старой ели… — Нравится вид? — спрашивает аист негромко. — Очень, — признаётся Чонгук. — Скажи, ты же не из тех детишек, которые специально заходят поглубже в лес, чтобы покататься на аисте? Чонгук хмурится. — И такое бывает? — Конечно. Такая ведь забава… Только вот не всех мы успеваем подобрать вовремя. Лес — это не только белочки и птички, тут, вообще-то, и волки водятся. Вечно голодные. Тот сглатывает. — Спасибо. За то, что вовремя меня нашёл. — Ничего, — отвечает аист, и голос его смягчается. — Это моя обязанность. Как только на горизонте появляется гладь озера, Чонгук тут же вспоминает, зачем ему понадобился аист. — Можешь… можешь высадить меня на опушке леса? Пожалуйста. Там мой друг, я думаю, ему тоже нужна помощь. Аист смотрит на него с подозрением, но всё же следует его просьбе — они приземляются, раздувая крыльями пыль, на самой окраине деревни. Крылья у аиста гораздо больше дроздовых, поэтому он держит их за спиной почти горизонтально, чтобы не волочились. Когда Чонгук ведёт его к лесу, становится вполне очевидно, что в воздухе ему гораздо комфортнее, чем на земле. Тэхён в сознании, когда они приближаются — смотрит сначала на Чонгука с недоумением и только потом замечает за его спиной аиста. И шипит: не так громко, как в первый раз, но все так же угрожающе. — Зачем ты привёл меня сюда? — спрашивает аист холодно. — Это ему нужна помощь? Я не собираюсь помогать. Моя епархия — люди. — Да! — Чонгук торопливо оборачивается и выставляет перед собой руки. — Я человек, и мне нужна помощь… с ним. Я лекарь. Пожалуйста, мне просто нужно узнать… — Я скорее подохну, чем позволю аисту себе помочь, — говорит Тэхён тихо и низко из-за его спины, и голос у него предельно серьёзный. Чонгук опять злится. — А ты помолчи, — почти что рычит он, и аист смотрит на него с удивлением. — Он позволяет тебе так с собой обращаться? — Он слаб. Сейчас он мне ничего не сделает. Пожалуйста, я… я думаю, что у него жар, но я понятия не имею, какая для вас нормальная температура. Аист цокает, опускается перед дроздом на колени и прикладывает ладонь к его лбу, хоть тот и пытается увернуться. Тэхён пытается оттолкнуть его здоровым крылом, но аист придерживает его коленом. Чонгук бы не осмелился. — Да. Жар, — отвечает он сухо. — У нас температура тела выше человеческой, но он весь горит… Перво-наперво, перенеси его в дом, по ночам холодно, и ему может стать только хуже. — Я пытался, — ворчит Чонгук. — Он отказывался. Дрозд тихо фыркает. — Делай компрессы с холодной водой, а ещё нужно пить отвар для того, чтобы сбить температуру… — Кора белой ивы? Аист смотрит на него оценивающе. — Именно. Только немного — по кружке утром и вечером. И раненое крыло… обрабатывай его соком тысячелистника и ромашки. Быстрее заживёт. Чонгук тушуется, опуская взгляд. — Я бы с радостью. У нас не растет тысячелистник. Аист поднимается, мнется немного, перекатываясь с пяток на носки, и вздыхает, закатывая глаза. — Я принесу тебе. Завтра на рассвете, ладно? На этом же месте. Чонгук горячо его благодарит.***
Когда аист улетает, Тэхён все ещё тихо шипит на Чонгука, перемежая это «зачем» и «ненавижу аистов», пока не проваливается в сон. Или не теряет сознание, Чонгук не понимает. Он осторожно подхватывает его под колени одной рукой, а другой пытается держать крылья так, чтобы они не волочились по земле, но получается плохо. Даже когда они прижаты к телу, то всё равно слишком массивны, чтобы обхватить их рукой. В итоге больное крыло Чонгук закидывает себе на плечо, здоровое тащится по земле. Ничего — Тэхён переживет. Почистит там свои перышки… — Чонгук! Что ты делаешь? Вот она, первая проблема. Чёрных дроздов практически все ненавидят, и кто знает, что они сделают, узнав, что он притащил к себе одного?.. — Делаю свое дело, — отвечает он терпеливо, пока у дороги начинают скапливаться зеваки, рассматривающие обоих со смесью недоумения и страха. — Дело? Убей его, Чонгук. Ты разве не знаешь, что делают такие, как он? Чонгук останавливается, чтобы поудобнее перехватить крыло дрозда, и внимательно смотрит в глаза юному охотнику, который это ему сказал. — Мне плевать, — говорит он спокойно. — Сейчас ему нужна помощь, и я её окажу. Ему вслед летят шепотки откровенного недоумения, кто-то пытается его образумить, но Чонгук не маленький уже. Сам всё знает. Какой-то ребенок подбегает и хватает Тэхёна за крыло, выдирая длинное чёрное перо, и Чонгук чувствует, как он в его руках крупно вздрагивает. — А ну отошли! — рявкает он. — Все. Только посмейте что-нибудь с ним сделать, и я уйду из селения. Все замирают. Чонгук был единственным лекарем на всю деревню, и в период между тем, как его отец умер и он выучился спасать людей, селяне умирали от простой простуды ещё до того, как успевала прибывать помощь из замка. Деревня нуждалась в нём. — Точь-в-точь отец, — шепчет кто-то, но Чонгук не оборачивается.***
— Где я? — шепчет Тэхён с кровати. Чонгук оборачивается — тот полулежит, оперевшись на локти, и смотрит на него прищуренными глазами. — У меня дома, — отвечает Чонгук негромко. — Лежи. Полотенце согрелось? Подожди, я его поменяю. Он подходит и снимает полотенце с его лба, игнорирует попытки Тэхёна что-то сказать и выходит из дома во двор, чтобы набрать свежей воды из колодца. Уже давно наступила ночь, воздух свежий и прохладный — помогает освежить мысли. Чонгук вытаскивает ведро из колодца и черпает ладонями холодную воду, плещет её в лицо и ещё долго собирается с мыслями. Так удивительно снова с кем-то делить жилье. Сначала он обрадовался тому, что так и не отдал отцовскую кровать после его смерти, и что дрозда было где положить. Но потом… потом стало странно. Чонгук столько лет жил один, засыпал один, только обедал, разве что, с соседской семьей, а теперь слушать чье-то дыхание с соседней кровати было так… Так долгожданно. Возможно, ему и правда нужно было жениться. Он возвращается, и Тэхён сверкает на него взглядом, в котором отражается огонек свечи. — Я же просил. — Ты много о чем меня просил. — Зачем ты привёл аиста? — Потому что не мог помочь тебе в одиночку. Тэхён жмурится, когда капли ледяной воды с мокрого полотенца попадают ему в глаза. Чонгук осторожно убирает его волосы с лица, и дрозд только прикрывает глаза. — Делай что хочешь. Чонгук усмехается. — Не за что.