***
Чонгук, в принципе, этого ожидал. Ожидал и того, что оружейник придёт ночью, чтобы застать их врасплох, но особенно не волновался — он сам парень не маленький, а Тэхёна вообще с детства учили борьбе. Правда, он не ожидает того, что Донсон придёт не один. Они с Тэхёном не спят, когда в дом вламываются без стука, и Чонгук немедленно вскакивает, оттесняя Тэхёна за себя. — Вы же знаете, что за вами придут. — Чонгук честно пытается говорить спокойно, но его даже никто не слушает. — Придут и накажут — такое королевство не прощает. Тэхён шипит, грозно поднимает крылья и непроизвольно тянется к поясу, но клинка у него при себе нет. Незнакомый мужчина тут же хватает Чонгука за локти и заламывает их ему за спину — так быстро и ловко, что он и сделать ничего не успевает. Он Чонгука выше почти на голову и значительно мощнее. Кажется, он видел его в кузницах… Донсон берёт на себя Тэхёна: сбивает его с ног и наваливается сверху всем весом, придавливая коленями его крылья. Чонгуку от этого физически становится больно — ну же, кости хрупкие и полые, сломаются… Чонгук бьётся, пытается вырваться из рук держащего его мужчины, рычит: — Только посмей что-нибудь сделать, и я убью тебя. Клянусь, убью. Тот только усмехается, а потом вдруг хватает Тэхёна за горло, сдавливая его до тихого задушенного хрипа. Тэхён бьет по полу крыльями, пытается оттолкнуть его руками и ногами, но весовое преимущество явно не у него. Чонгук в ужасе наблюдает за тем, как он слабеет, крылья опадают на пол, а глаза закатываются. Его затылок со стуком ударяется о деревянные половицы, и Чонгук даже перестаёт вырываться, не в силах в это поверить. Донсон поднимается, оставив Тэхёна лежать, и смотрит на Чонгука исподлобья. — Ты грозился меня убить, если я причиню вред твоей птице? Ты ставишь это дьяволово отродье выше человека? — Уж точно выше того, кто убивает беззащитных ради наживы, — выплёвывает Чонгук, и Донсон хмурится. — Никто об этом не узнает, ты понял? Тебе я жизнь сохраню — ты деревне ещё полезен. Но посмей только кому-нибудь растрепать, что ты знаешь, и я тебя прикончу. Чонгук качает головой, горько усмехаясь. — Мне и не надо будет. Чёрные дрозды сами придут за тобой. Горло спирает, когда Донсон распахивает жилет, показывая спрятанный охотничий нож. — Я повторяю. Раскроешь свой рот, и я распорю тебе глотку. Чонгук собирается ответить, но замирает, так и не осознав, что случилось — Тэхён появляется за спиной Донсона, обхватив его плечо рукой и подставив острие своего клинка к пульсирующей жилке на его шее. Все замирают, только Тэхён плотоядно ухмыляется. — Я тоже умею угрожать, знаешь? У Чонгука от его вкрадчивого голоса по плечам мурашки бегут. Так или иначе, у него была причина быть кровожадным. Кончик клинка оцарапывает кожу оружейника, замершего, как дичь на мушке у охотника, и Чонгук только после этого подаёт голос. — Тэхён, не стоит. Тэхён смотрит на него с искренним недоумением. — Но он угрожал тебе! Не «он пытался меня задушить», а «он угрожал тебе». — Не опускайся до его уровня. Ты сам говорил, что тебе не нравится убивать. Об этом ещё узнают в замке — и тогда за ним придут. Не бери это на свою душу. Тэхён колеблется, скрипя зубами, а потом отталкивает оружейника от себя, клинок, тем не менее, не опустив. — Убирайтесь отсюда, — рычит он. — Ещё что-нибудь такое, и я прирежу обоих собственноручно. Не погнушаюсь. Стоит только двери закрыться с громким хлопком, Чонгук едва успевает опуститься на стул. Ноги его совсем не держат. Тэхён садится рядом, опуская клинок на стол — тот даёт ровный яркий отблеск под светом масляной лампы. — Ты в порядке? — спрашивает он встревоженно. — Да. Более чем, меня не тронули. А ты… — Кто эти люди? Что они от тебя хотели? Чонгук опускает глаза в стол и потирает переносицу, не решаясь ему сказать. — Тот мужчина… он тебя подстрелил. Он не думал, что ты выживешь, и не хотел, чтобы об этом узнали, так что… Тэхён не даёт ему договорить — вскакивает на ноги и уже тянется к лежащему на столе клинку, но Чонгук перехватывает его быстрее. — Не делай этого, — говорит он предупредительно, пряча клинок под стол. — Он понесёт свое наказание, но не от твоей руки. Пожалуйста. У Тэхёна на лице выражение каменной решимости, когда он протягивает к Чонгуку ладонь, и это пугает даже больше откровенной злости. — Отдай мне клинок, Чонгук. — Нет. — Я все ещё чёрный дрозд, и я имею полное право… — Без приказа из замка — нет. Это самосуд, Тэхён, и даже я знаю, что он карается казнью. Тэхён все ещё протягивает руку открытой ладонью вверх. — Чонгук, — повторяет он спокойно. — Отдай мне клинок. — Только если ты пообещаешь, что сейчас останешься со мной и не пойдёшь вслед за ними. На челюсти Тэхёна играют желваки — так крепко он стискивает зубы, но он кивает, и Чонгук кладёт клинок обратно на стол. Тэхён хватает его, вытаскивает из-под кровати ножны и вешает себе на пояс. — Как ты? — спрашивает Чонгук устало. — Я думал, ты… — Чтобы задушить птицу, нужно постараться, — усмехается Тэхён, не оборачиваясь. — У таких, как я… можно сказать, огромные лёгкие. Он бы ещё утопить меня попытался. — Ты притворился? — ахает Чонгук. — Я действительно думал, что ты потерял сознание и всё с концами. Тэхён оборачивается, улыбаясь уголком рта. — А я не лыком шит, знаешь?***
Проходит время, на улицах на них уже не так косятся — привыкли, наверное, что по деревне за Чонгуком почти всегда ходит чёрный дрозд. Правда, Чонгук всеми силами пытается избегать встречи с оружейником: кто знал, что Тэхён может с ним сделать, когда увидит. Так или иначе, подходит сбор урожая, и по традиции в этом участвуют все селяне. — Куда ты собираешься? — интересуется Тэхён, когда Чонгук наполняет флягу водой из кувшина. — На сбор урожая в садах. На это обычно собираются все жители деревни. — Тебе нужна помощь? Чонгук пожимает плечами. — Не хочу впрягать тебя в это, но если хочешь, можешь пойти со мной. Честно, его немного беспокоило то, как остальные сельчане могли отреагировать на то, что при сборе урожая присутствовал чужак: это ведь было традицией, которая только сплочала жителей перед наступлением осени и холодами. Ещё сильнее его беспокоило то, что бы было, если бы они встретили Донсона. Беспокоился он, как оказывается, не зря: когда они появляются у садов, нагруженные двумя корзинами, все тут же отрываются от работы и от возбужденных разговоров, глядя на них с неодобрением. Спустя несколько недель страх перед дроздом у сельчан поутих — увидели всё-таки, что вне своих обязанностей он совсем не опасен; правда, глубокая врожденная ненависть никуда не делась. Чонгук из всех сил старается сделать вид, словно не замечает наступившей тишины и косых взглядов со всех сторон, пока тащит Тэхёна за собой мимо людей в дальнюю часть сада. Тэхён вдруг упирается в землю пятками, отказываясь идти дальше, и когда Чонгук оборачивается к нему, только сверкает угрюмым взглядом из-под бровей. — Я пойду обратно в дом, ладно? — Не ладно, — хмурится Чонгук. — Вызвался помогать, значит, помогай. Мы ещё не начали даже. — Да, но… Он замолкает, и в следующее мгновение Чонгуку на плечо ложится чья-то ладонь. Он оборачивается, хмурится ещё сильнее — охотники. Горячие на слова и на действия, а ещё практически не думают перед тем, чтобы что-то сказать. Конфликта тут точно не оберешься. — Мингю, — кивает он. — Ыну. Чем-то могу помочь? Ыну рассматривает Тэхёна с любопытством — радует то, что в нем ничто не показывает его агрессивного настроя. В отличие от Мингю. — Тебе не кажется, что это небольшой перебор, Чонгук-а? — спрашивает Ыну мягко. — Мы терпим то, что он остаётся в нашей деревне и ходит по нашим улицам, но сбор урожая — это ведь традиция. — У «него» есть имя. Он пытается говорить ровным тоном и никак не выдавать того, как он напряжён, но пальцы непроизвольно крепче стискиваются на ручке корзины. Особенно когда Мингю с презрением хмыкает. — О, так у них ещё и имена есть. — И представь себе, он сейчас тебя слышит. — Я выгляжу так, словно мне есть до этого дело, Чон? Лучше уходите отсюда и не нагнетайте людям атмосферу, хорошо? Дважды повторять не будем. Он глубоко вздыхает, оборачивается на Тэхёна — у того лицо такое, словно он вот-вот хочет сказать что-то колкое в ответ, но сдерживается только из-за того, что Чонгук попросил его вести себя спокойно. — Почему никто не запрещал Югёму появляться в деревне вместе с той девушкой, что он подобрал в лесу? — Потому что она человек, Чонгук-а. У неё нет громадных крыльев, а ещё она наверняка никогда не убивала людей. Чонгук качает головой. — Он практически такой же, как и мы, Ыну. Жаль, что вы не можете видеть того, что вижу я. — Хватит трепаться, — кривится Мингю. — Ты испытываешь мое терпение, Чонгук. — Мое терпение ты не испытываешь? Только то, что я лекарь, не значит, что я не могу дать тебе по лицу. — Ты, чертов… Тэхён резко хватает Мингю за плечо и отталкивает назад. — Удивительно, что вы так подчёркиваете то, что я не человек, но о правилах приличия я почему-то знаю побольше вашего. Мингю смотрит на него с ледяной ненавистью. — Убери от меня руки, животное. — Тэхён, — предупредительно начинает Чонгук, но их обрывает Джина, появившаяся непонятно откуда. — Так, мальчики! — прикрикивает она. — Вы не провоцируйте, а вы не ведитесь на провокации. Ведёте себя как дети малые. Пристыженные, они тут же замолкают, и Тэхён делает несколько шагов назад, тут же отпуская плечо Мингю и опуская взгляд в ноги. — Извини, нуна, — вздыхает Чонгук. Джина только улыбается. — Ничего. Тэхён, дорогой, ты можешь сейчас летать? Все тут же смотрят на неё круглыми глазами, а сам Тэхён и вовсе теряется от неожиданного вопроса. — Я… разве что, только взлетать. Держаться в воздухе пока не могу, швы могут опять разойтись. Она кивает. — На верхних ветках груши портятся, а туда снизу не добраться. Ты не мог бы помочь? Тэхён тут же выпрямляется, крылья слегка подрагивают, глаза загораются энтузиазмом. Мингю и Ыну только закатывают глаза. Чонгук же переглядывается с Джиной, посылая ей самый благодарный взгляд, на который был способен.