***
До Гарри донеслись слова заклинания, однако он настолько пристально наблюдал за флаконом, находившимся в вытянутой руке Северуса, что с трудом осознал, что это он сам же их и произнёс. А затем он открыл рот, принимая первые капли «Познания», за которыми тут же последовала и остальная часть зелья; язык оказался придавлен на удивление тяжёлой, тёплой и вязкой субстанцией. Как только Северус опустошил флакон, Гарри закрыл рот; сердце учащённо билось в груди. Пытаясь максимально точно следовать инструкциям Северуса, Гарри с трудом одним глотком проглотил всё. Как только густая жидкость потекла по горлу, он уловил первые нотки довольно необычного вкуса: терпкий аромат лакричной конфеты, смешанный с едва уловимой сладостью, напоминающей голубику. Кроме этого у Гарри осталось во рту послевкусие лекарства и каких-то трав, однако он мало что понимал в зельях, чтобы выделить какой-то особенный ингредиент, входящий в состав зелья. И даже будь он специалистом в этой области, всё равно ему не хватило бы времени подумать. Всё вокруг потемнело, его веки устало сомкнулись. Чувство времени и пространства внезапно перестало для него существовать, как и телесная материя. Гарри лишился всех чувств, кроме одного: его разума. Он существовал лишь мысленно? Хотя воспоминания казались нетронутыми, и, перебирая их, Гарри почувствовал, как острая паника охватила его, лишая возможности дышать. Он что, только что умер? Его ощущения были удивительно схожи с теми, что он испытал однажды на вокзале Кингс-Кросс с Дамблдором. Но и тогда он тоже не был мёртв. Так что же происходило? В один момент темнота поглотила Гарри, и он обнаружил, что лежит на чём-то твёрдом, окружённый ярким, но безобидным серым туманом. Постепенно к нему возвращалась возможность видеть… Впрочем, смотреть было не на что. Он моргнул, пытаясь хоть что-то разглядеть. Ничего — ни конца, ни края. Повинуясь инстинкту, Гарри поднял руку и коснулся своего лица. Он был удивлён возможностью дотронуться до своей кожи, возможностью чувствовать прикосновение. Он тут же стал ощупывать себя, осознавая, что всё ещё одет в ту одежду, которая была на нём в частной лаборатории Северуса: потёртые джинсы, футболка гриффиндорской квиддичной команды и его любимая кофта на молнии. Туман начал рассеиваться, позволяя ему полностью увидеть своё тело. Но на чем же он лежал? Когда Гарри присел и осмотрелся, то осознал бессмысленность происходящего: вокруг не было ничего. Пустота. Затем в его памяти всплыло одно лишь слово: «Познание». На него тут же нахлынули оставшиеся воспоминания, и всё вокруг вдруг обрело свой смысл. Гарри сразу же отбросил мысль о том, что умер, и вместо этого начал вспоминать реальность, которую хотел создать, свои намеренья, позволяя чувствам наполнить его разум и тело. Он не был уверен, что ещё может сделать, впрочем, это место — чем бы оно ни было — казалось, ждало его. И тогда это случилось. Гарри словно в скоростной съёмке наблюдал за работой художника. Пространство вокруг него начало само по себе окрашиваться, штрихи наносились один за другим: вначале свободными, широкими мазками, насыщая цветом и светом, придавая форму и очертания знакомым предметам, а затем прорисовывая мельчащие детали и нюансы. Все преображения материализовывались перед ним со скоростью и точностью опытного специалиста. Его чувства вернулись: воздух заполнил ноздри и лёгкие, солнце начало припекать голову, трава же оказалась покрыта росой под кончиками пальцев. Гарри почувствовал, как от удивления раскрывает рот, когда он, в край изумлённый, смотрел на открывающийся перед ним вид: поле для квиддича в Хогвартсе никогда не выглядело настолько великолепно: овальной формы стадион, по краям которого располагались многоуровневые трибуны. Друг напротив друга в дальних концах поля стояли высокие шесты для забивания голов. Летний бриз слегка развевал флаги над трибунами, и… И самая шикарная гоночная метла, которую Гарри только доводилась видеть, зависла в паре футов над землёй — прямо в центре всего этого великолепия. Отполированная деревянная ручка метлы словно подмигнула ему, сверкнув в лучах утреннего света. Она манила его, дразнила. Он встал и подошёл к ней, ненадолго засомневавшись, а не мираж ли это, который исчезнет, стоит лишь только к нему прикоснуться. Однако вытянув руку, Гарри почувствовал, как его пальцы коснулись гладкой ручки. Его охватило ликование. Всё это было реальным! Не теряя ни секунды больше, он провёл рукой по всей её длине, чувствуя, как метла от нетерпения дёргается под его прикосновеньем. Вся она — от ручки до хвоста — звала его в полет. Мерлин, она была прекрасна. Наконец, не в состоянии больше сопротивляться, Гарри глубоко вдохнул и взобрался на метлу. *** И пусть это казалось таким пустяковым делом — для Гарри чувство полёта и управление метлой всегда были источником чистой, неподдельной радости. Это пришло к нему совершенно естественно, без усилий, даже в одиннадцать лет, когда он ещё ребёнком с блестящими от восторга глазами впервые познакомился с волшебным миром. Он словно был рождён для этого, будто полет на метле предназначался для него, а он — для полёта. Гарри не пришлось долго думать, выбирая реальность, с которой он начал своё знакомство с «Познанием». Обведя взглядом стадион, он закрыл глаза и удобнее устроился на метле; ветер дул в лицо, освежая приятной прохладой, приподнимая Гарри над землёй, исцеляя его сломленный дух. Прошло столько времени с тех пор, как он в последний раз летал на метле — и даже больше с того времени, как он позволял себе наслаждаться полётом и получать от него удовольствие. Последние несколько лет Гарри целиком отдал себя одному-единственному делу и был так сосредоточен на достижении успеха, что не оставлял себе возможности вкусить даже малейшие радости жизни. Но здесь, уединившись в своей реальности, он осознал: все желания были ему доступны. Даже такая основная вещь, как, допустим, трибуны — пока они были пусты — не составляла проблемы. Гарри догадывался, что если ему понадобится толпа, ему просто нужно будет подумать, и она появится. Столь невероятная сила опьяняла. На лету Гарри наклонился вперёд и крепко обхватил рукоять метлы обеими руками. Он почувствовал, как его мышцы начали вспоминать положение тела на метле (в особенности — ног), напряжение в суставах. Гарри резко метался из стороны в сторону, бросался вниз, взлетал вверх, делал петли — вновь знакомясь с этим спортом, с техникой полёта. Краем глаза он уловил какое-то мерцание в лучах солнечного света; резкий, ослепляющий блеск. Даже не глядя, не задумываясь — он уже знал, что является этим источником. Действуя инстинктивно, он быстро повернул метлу влево, туда, откуда исходило сияние, и набрал скорость, преследуя снитч. Крошечный золотой мяч, видимо, не ожидал, что Гарри окажется таким быстрым — он начал возмущённо трепетать крыльями, а затем умчался вдаль, подальше от него. Гарри усмехнулся. Ему всегда нравилось погоня. *** Когда Гарри выровнял метлу, снитч уже крепко был зажат в его правой руке. Знакомое чувство выполненного долга и удовлетворения захлестнуло его с головой. Он знал, что ему не нужно было «Познание», чтобы испытать эти конкретные чувства, однако была в этом какая-то определённая свобода и… магия — в возможности создавать именно такую реальность, какую он хотел, вплоть до мельчайших деталей. Летая в одиночестве ранним летним утром, не отвлекаясь ни на что: никаких обязанностей, тревоги — такая беззаботная жизнь была ему незнакома. Но затем он задумался о времени, проведённом в Хогвартсе, обо всех людях, с кем он там познакомился, о том, как был капитаном квиддичной команды, и… о Волдеморте. Он почему-то чувствовал себя виноватым, за то, что с наслаждением проводил время в этой реальности, несмотря на произошедшее. Внутри него всё сжалось от тоски, в уголках глаз начало знакомо покалывать. Гарри быстро направил метлу на землю у края поля и, как только его ноги коснулись мягкой травы, тут же рухнул на колени, не в состоянии сдержать громкий всхлип, вырывающийся из горла. Он закрыл лицо руками и заплакал, его плечи вздрагивали. Гарри оплакивал тех, кого любил и потерял: оплакивал семью, которой у него не было, друзей, боровшихся с ним плечом к плечу, поддерживающих его, не задавая лишних вопросов. Оплакивал он и жертвы, которые каждый понёс в его имя. Но ещё больше Гарри плакал оттого, что сейчас жизнь принадлежала ему — и только ему — теперь, когда всё уже было сказано и сделано. Гарри не знал, как долго простоял так, а тем более — сколько времени он вообще провёл тут, но в конце концов слезы его иссякли, и он смог сделать глубокий вдох, словно впервые почувствовав, как лёгкие наполняются воздухом. Гарри услышал своё рваное дыхание. Измотанный, он завалился на спину, раскинув руки в стороны и чувствуя, как на спине от влажной травы намокает футболка. Внезапно на него снизошла невероятная лёгкость, и он ещё какое-то время лежал неподвижно: щеки по-прежнему влажные от слез, с солёным привкусом на губах. Безудержная улыбка озарила его лицо. Гарри подумал, что сейчас, скорее всего, начнёт смеяться. Ему стало неловко, так как смех выглядел бы неуместно и нелепо, учитывая ситуацию, но он ничего не мог с собой поделать. Следующее, что он помнил — как хватался за бока, чувствуя головокружение, которое не мог объяснить. Его громкий смех эхом разносился по огромному пустому стадиону. И тогда в его голове раздался тихий шёпот Северуса.«…это способ сбежать от реальности. Кто-то может сказать, что от повседневности. Я же считаю, что препарат обладает свойствами лечебного характера».
Гарри перестал смеяться, его улыбка начала блекнуть, когда он ясно осознал одно — по правде сказать, он понял это каждой частичкой своего тела. Гарри понятия не имел, куда забросит его следующая реальность, но в одном он был уверен наверняка: таким живым он не чувствовал себя достаточно давно. И если зелье могло дать ему это… Тогда, возможно, оно стоило того, чтобы и дальше его принимать. Мысли о Северусе пронеслись в его голове, и он вспомнил, о чем они говорили ранее. Он даже видел над собой лицо своего бывшего профессора, тот что-то произносил — что-то, отдалённо похожее на его имя. — Гарри? — почти шёпот. Голос Северуса звал его, но звук словно доносился откуда-то издалека. Гарри моргнул пару раз, а затем сонно протёр глаза, всё вокруг начало меняться; постепенно поле для квиддича стало исчезать, заменяясь частной лабораторией Северуса, с его тускло освещёнными книжными полками и всем необходимым для зельеделия. Гарри пытался сосредоточить свой взгляд на лице Северуса, пока его глаза привыкали к плохо освещённому помещению. — Двадцать восемь минут, — сообщил Северус, как будто это должно было что-то значить. Профессор откинулся на спинку стула и закрыл свой журнал, наблюдая, как Гарри медленно обводит взглядом комнату, пытаясь сориентироваться. — Я вернулся? — Безусловно, — ответил Северус, испытывая как удовлетворение, так и облегчение. Гарри застонал, попытавшись было приподняться и сесть, и тут же опять завалился на кресло. Шея затекла, а любое движение отдавалось болью в спине. Растирая плечи, при этом болезненно морщась, Гарри почувствовал, что кожа на его щеках туго натянута. Прикоснувшись пальцами к своему лицу, он понял, что это высохшие дорожки от слез. Гарри украдкой стер все следы. Он снова подумал о том, чтобы встать, но его тело казалось невероятно тяжёлым, как от недостатка движения — почти как утром, после сна. Вот только если он правильно расслышал Северуса, то провёл в созданной реальности меньше получаса, в то время, как спит семь (а то и больше) часов. Гарри никогда не чувствовал себя настолько измотанным после сна. Северус поднялся и отодвинул стул в дальний конец комнаты, после чего подошёл к креслу, в котором лежал Гарри. Он наклонился и просунул руку под правый локоть Гарри, а другой указал ему привстать. Гарри подчинился, с помощью Северуса понемногу привстав. — Идём, Поттер, пора тебя немного напоить и накормить. *** Северус помог Гарри покинуть лабораторию и провёл в свои апартаменты. Перед тем, как закрыть за ними дверь, Северус всё-таки развернулся и некоторое время смотрел на кресло, стоящее посредине комнаты, вспоминая. Если он всё правильно понял сегодня, Гарри собирался продолжить принимать «Познание». На данный момент Северус не хотел об этом думать. На выходе он взмахнул палочкой, погружая лабораторию в темноту и наблюдая за тем, как дверь с мягким щелчком закрывается за их спинами. Он повернулся лицом к Гарри, с изумлением глядевшим на него. Северус вздохнул. Он наделся, что поступает правильно.