Halloween Miracle

На ночь у Гарри Луи так и не оставался: тетя неизменно отпускала его на день, но вечером уже стояла под дверью, ожидая племянника. И как бы Луи не хотел остаться, он не мог, и поэтому отпускал руку Стайлса, почти ощущая на себе разочарованный взгляд. И он не видел, но Гарри тянулся к нему рукой, дрожащими пальцами, не желая отпускать. Даже если и знал, что на следующий день они снова увидятся. Теперь Томлинсон неизменно ждал на лавочке у входа, пока со своих собственных занятий приедет Гарри, который также неизменно приезжал. Они ехали домой к Стайлсу, и кажется, в небольшом пристанище Гарри Луи уже была отведена комната. А ночами Луи заворачивался в свитера и футболки Стайлса, вдыхая его яблочный запах и представляя, что он рядом. И почему-то спал Томлинсон теперь в разы лучше. Даже Лотти с тетей заметили изменения в Луи, они стали обращать внимание на то, что парень начал больше разговаривать — преимущественно о Гарри, — даже немного следил за собой — однозначно только из-за Гарри — и просил Лотти посмотреть, как он выглядит — чтобы Гарри оценил. И да, Луи знал, что сестра и тетя видели их со Стайлсом объятия, разговоры и сплетенные пальцы, но лично Гарри ни одна из них еще не знала, поэтому почти каждый вечер они расспрашивали Луи о проведенном дне и просили быть осторожней. Возможно, высокий парень с длинными кудрями в зауженных джинсах казался им странным. Томлинсону он казался просто идеальным. Но так как знакомы Луи и Гарри были всего-то около недели, а их взаимоотношения больше напоминали пару, Лотти настаивала на знакомстве со Стайлсом. И когда Томлинсон в один из вечеров тихо сказал "Хаз, мои родные хотят с тобой познакомиться", Гарри не смог отвертеться. Впрочем, он и сам был не против. В его голове давно появилась одна заманчивая идея, и встреча с родными Луи могла только помочь в ее осуществлении. В тот день Стайлс пропустил занятия в колледже, потому что хотел подготовиться к встрече с тетей и сестрой парня. Парня, который по факту был ему никем, просто другом, но ощущался, как необходимая часть существования. Просто еще ни один из них не сделал первый шаг, но казалось, что им не нужны эти первые шаги. Около двух часов Гарри просидел перед шкафом, скрестив ноги по-турецки и пытаясь понять, что ему надеть, чтобы выглядеть презентабельно и не отпугнуть родных Луи своим эпатажным видом. В конце концов, Стайлс просто надел ветровку с принтом на спине поверх белой футболки, влез в любимые джинсы и причесался, пусть и знал, что должного эффекта расческа над его непослушными волосами не возымеет. А потом Гарри пешком пришел к школе Луи, потому что оттуда их должна была забрать его тетя — они могли бы поехать со Стайлсом, если бы Томлинсон имел понятие, в какой стороне находился его дом, — и сел на лавочку, которую обычно занимал Томмо, нервно постукивая по ноге пальцами. Весь день Луи провел, как на иголках, и совсем не обращал внимания на попытки одноклассников и других учеников подколоть его по поводу "поклонника". Они частенько говорили что-то типа "Спит за деньги" или "Нашел себе такого же урода, как он сам", но в последнее время Томлинсон перестал замечать это. Гарри сказал, что не стоило. Главное, что они были счастливы. Стайлс завладел его сердцем, и Луи буквально чувствовал, как лечится. Как зарастала дыра в груди и как хотелось жить. Если не ради себя, то хотя бы ради Гарри и его прикосновений. Даже если бы двадцать три часа и пятьдесят минут в день Луи находился бы в одиночестве или подвергался унижениям, а одну чертову минуту видел Стайлса — ему бы хватало, чтобы хотеть побыстрее завтрашнего дня. Но Луи не имел понятия, как отреагирует на Гарри его семья, поэтому волновался с самого утра. И, наверное, поэтому бросился к выходу из школы почти бегом, небрежно пролагая себя путь с помощью трости. Он хотел было сесть на привычную лавочку ближе к воротам, когда внезапно оказался в сильных объятиях. Поначалу Томлинсон испугался, но потом ощутил приятный и домашний запах яблок и расслабился, обнимая Гарри в ответ. — Я очень волнуюсь, — прошептал Луи, дыша Стайлсу в плечо и не желая его отпускать. Томлинсон чувствовал, что на Гарри была та ветровка, в которую он пару дней назад кутался из-за внезапно накатившего дождя. — Я не меньше, — шепнул в ответ Стайлс, кидая злобный взгляд на смотрящих на них одноклассников Луи. Те смеялись, но как только увидели, что Гарри смотрел прямо на них очень и очень гневным взглядом, поспешили ретироваться. И правильно: не факт, что Гарри не избил бы их, если бы узнал, что они что-то сделали с его Луи. — Твоя тетя уже приехала, — добавил Стайлс, оборачиваясь на красную машину, которая принадлежала как раз тете Томлинсона. — Пойдем. Я буду держать тебя за руку всю дорогу к тебе, блестяшка. Луи сдавленно кивнул и оторвался от Гарри, натягивая рукава одного из своих свитеров на пальцы левой руки. Усмехнувшись, Стайлс переплел их пальцы и повел Томлинсона к автомобилю, следя за тем, чтобы парень ни во что не врезался. До этого Гарри забрал у Луи его портфель и теперь нервно дергал его лямку. Сначала Стайлсу было интересно, как Томлинсон мог учиться в обычной школе, а потом ему объяснили, что у него была очень добрая одноклассница, которая всегда поворачивалась к нему и читала параграф вслух, если такое приходилось делать. Также Луи спокойно писал в тетрадях, чтобы сестра дома диктовала ему записи, и слушал учителей, а весь его портфель был больше забит приготовленной обеспокоенной Лотти едой и сменной одеждой, чем учебными принадлежностями. И Гарри был очень горд за Томмо, когда тот рассказал, что около месяца сидел по три часа в день за тетрадью, под диктовку и объяснения тети тренируясь писать буквы. Луи имел общее представление, как выглядела каждая буква, потому что отчаявшаяся тетя выводила их на коже парня обратной стороной карандаша, пока тот наконец не запомнил. — Здравствуй, Гарольд. Привет, Луи, — поздоровалась тетя Мэдди — Томлинсон вспомнил, что об этом стоило бы рассказать Гарри, только несколько секунд назад — и вышла из машины, чтобы помочь усадить племянника на заднее сиденье. — Фактически меня зовут Гарри, — поправил ее Стайлс, протягивая руку для рукопожатия, но женщина просто обняла его, как старого знакомого. — Приятно с вами, наконец, познакомиться. — Мне с тобой тоже, сынок. Луи очень много о тебе рассказывал, да, Луи? — улыбнулась Мэдди, забирая у Гарри рюкзак своего племянника и убирая его на переднее пассажирское сидение. — Да, тетя Мэдди, — покрывшись румянцем смущения, буркнул Томлинсон, сжимая ладонь Стайлса будто в просьбе не уточнять, что именно он о нем рассказывал. — Ты красивый, когда краснеешь, — прошептал на ухо Луи Гарри, а затем, как ни в чем не бывало усадил еще более покрасневшего парнишку на заднее сидение, через пару мгновений залезая внутрь с другой стороны. — Приоткрыть тебе окно? — Если дотянешься, — ответил Томмо, и Стайлс тут же протянулся через все сидение к кнопке на ручке двери, едва не улегшись на Луи. Через мгновение стекло с характерным звуком поползло вниз, а Гарри победно улыбнулся. — Дотянулся, — усмехнулся он, принимая нормальное положение и пристегивая себя и Луи ремнями безопасности. Они даже не заметили, как тетя Мэдди с улыбкой наблюдала за их взаимодействием через зеркало заднего вида, поражаясь, что в мире еще остались такие джентльмены, как Гарри. Стайлс нашел рукой ладонь Томлинсона, которая далеко не случайно лежала почти посреди сидения, сжал ее в пальцах и поглаживал большим пальцем, то и дело кидая на Луи взгляды. Его длинная челка развевалась по ветру, и Гарри подумал о том, чтобы предложить Луи перестать зачесывать ее вниз, вместо этого взлохмачивать волосы или зачесывать челку наверх. Так ему шло гораздо больше. И да, также сильно Луи больше шли футболки или рубашки, а не мешковатые свитера, потому что вопреки всем ожиданиями так было менее видно его невообразимую худобу. А еще Томлинсон не заметил, как забрал у Гарри черные кеды, но сам Гарри был только за: видеть Луи каждый раз в своей одежде доставляло жутчайшее удовольствие. Вообще видеть Луи доставляло удовольствие. Всю дорогу Гарри смотрел на Томлинсона, на его легкую улыбку, на растрепанные ветром волосы, на купленные Стайлсом новые очки и не мог оторваться, потому что его действительно догоняло понимание того, что он был влюблен в этого юношу. Гарри хотелось заключить Луи в свои объятья и расцеловать прямо там же, но он просто держал его за руку. И даже не замечал, как тетя Мэдди улыбалась, украдкой поглядывая на них в зеркало заднего вида — она была чертовски счастлива видеть обычно хмурого депрессирующего племянника настолько счастливым в компании другого человека. Через несколько минут, когда Мэдди припарковалась, Стайлс обнаружил, что не сводил с Луи взгляда совсем. Всю дорогу. И почему-то он был готов продать машину и ездить на общественном транспорте просто для того, чтобы никогда, вообще никогда не отводить от Томлинсона взгляда. — Вы уже здесь? — воскликнула девушка с длинными светлыми волосами, выбежала из дома и взяла из рук тети рюкзак Луи. Стайлс предположил, что это Лотти. — Я как раз накрыла на стол. Ты, видимо, Гарри? Я так счастлива наконец тебя встретить! Луи... — ... много о тебе рассказывал, да, Ло, тетя Мэй ему уже говорила, — немного раздраженно пробормотал Томлинсон, сжимая руку Стайлса в своей. Гарри опешил, потому что уже второй член этой семьи вместо пожатия протянутой руки обнимал его. — Вы можете хотя бы сделать вид, что спокойные, а то я волнуюсь все больше и больше насчет этого совместного обеда. Повисла напряженная тишина. Гарри готов был поклясться, что родные Томлинсона смотрели на их переплетенные пальцы, и почему-то он смущался этого. — Ну... Ладно. Пойдемте в дом, — махнула рукой Лотти и зашла внутрь, Гарри последовал за ней и снял свои ботинки у входа, наступая на пятки носками, а потом помог Луи снять кеды. Свои кеды. — Не стесняйся, Гарри, веди себя как дома. Если бы Гарри вел себя так, как вел себя у себя дома, то он увалился бы на диван ногами на спинку с первой попавшейся книгой в руках. Но сейчас было не время. Луи вместе с Гарри протолкнулись в довольно узкую ванную и вымыли руки, причем Стайлс зачем-то мыл руки Томмо самостоятельно. Просто чтобы держаться за них еще немного. На столе оказалось довольно много еды, и Гарри даже на мгновение удивленно застыл на месте, но Луи, который видеть не видел всего этого богатства, спокойно потянул его вперед, и не заметив, что Стайлс остановился. И это было хорошо. Потому что Гарри мог часами думать, что значил такой прием со стороны семьи Луи. — Сядете рядом, мальчики? — проходя мимо Гарри и Луи (которые все еще держались за руки) с чайником в руках, спросила тетя Мэдди. — Конечно, — не особо задумываясь над ответом, выпалил Стайлс, и это звучало, как само собой разумеющееся. Тетя Мэдди улыбнулась и кивнула на два стула, стоящих со стороны стены возле стола. Гарри приобнял Луи и усадил на один из стульев, сам присаживаясь на стоящий подле. Их пальцы снова переплелись, и Стайлс не мог винить Луи в этом: он сам хотел этого и мечтал об этом каждую чертову ночь и каждое чертово утро, которое они проводили раздельно. И именно с этим была связана его глупая и совсем необдуманная идея. — Приятного аппетита, — когда все расселись по местам, пожелал Луи, и Гарри только улыбнулся этому. Он положил себе немного жареной картошки и салата, а также наполнил тарелку Томлинсона спагетти по его же просьбе. Наверное, они выглядели, как чертова парочка, потому что когда Гарри после этого взглянул на Лотти и Мэдди, они улыбались до самых ушей, совсем не скрывая. Стайлс ел, кидая взгляды на сцепленные руки под столом и изредка встревая в разговоры Лотти и Луи, которые они вели. В большинстве тем Гарри совсем не разбирался, так что беседовал с тетей Мэдди о проблемах подростков. Пережив подростковый период, обсуждать это становилось легче. А раз Гарри заочно был знаком с сотней жадных и жестоких учеников из школы Луи, он считал, что нынешнее поколение действительно теряло всю невинность и мораль. А через несколько десятков минут разговоров, когда были перебраны едва ли не все насущные темы, а еды на столе становилось все меньше, Гарри решился сказать то, что давно уже хотел. — Спасибо вам за прием, простите, что резко перевожу тему разговора, но мне нужно кое-что сказать. Луи... он просто замечательный. И я бы очень-очень хотел, чтобы он переехал ко мне. Не потому, что мне одиноко в большом доме жить одному, а потому что я не могу жить без Луи. Пожалуйста. Подумайте над этим, ладно? — с надеждой проговорил Стайлс, надеясь, что ни Лотти, ни тетя Мэдди не издадут в ответ облегченный вздох, который Луи мог бы расценить как радость освобождения от обузы в лице слепого брата или племянника. Но сейчас не нужны были семейные разборки или разлад в Томлинсоне: Гарри нужен был ответ. Желательно положительный. И только через пару мгновений Стайлс догадался посмотреть на Луи. Тот выглядел ошарашенным, но при этом от макушки до пят счастливым. И ради такого Луи Гарри готов был продать целый мир. — Ты... ты серьезно? — прошептал Томлинсон, от бессилия едва не выпуская руку Стайлса из своей, но тот все еще держал их пальцы сплетенными. — Да, — кивнул Гарри и едва не упал, потому что Луи бросился к нему с объятиями. При этом сам Томмо чуть не упал, потому что не знал точно, сколько расстояния до Стайлса, но тот его удержал и громко рассмеялся, обнимая Луи в ответ. — Я очень хочу жить с тобой, Хаз, — прошептал на ухо Гарри Томлинсон, а потом повернул голову к родным и проговорил уже громче. — Пожалуйста, Ло, тетя Мэй, прошу вас. Если вы хотите, чтобы я был счастлив... Пожалуйста, разрешите мне жить с Гарри. Я клянусь, со мной все будет в порядке. Луи прижимал Гарри к себе так сильно, будто боялся, что его отберут у него. Стайлс гладил парня по спине, глядя на его родных с мольбой во взгляде. Они просто надеялись на хорошее будущее. — Только если пообещаете, что будете звонить, если что-то случится. Но если это и правда сделает тебя, Луи, счастливым, я готова на все, — начала говорить тетя Мэдди, но ее тут же перебила Лотти: — Живите вместе, Боже! Вы смотритесь вместе просто идеально! Я сейчас же соберу вещи Луи, — девушка встала с места и умчалась из кухни, и Гарри готов был поклясться, что слышал ее радостный визг. Или это Луи счастливо пропищал ему на ухо — Стайлс не знал. В тот момент он точно знал только то, что он теперь будет счастлив. И как бы он хотел, чтобы Луи видел его улыбку в тот момент. На сборы ушло всего около часа: Томлинсону было удобно и в одежде Гарри, коей у самого Гарри было дофига и больше, а различий между одеждой своей и Стайлса Луи в принципе не видел, так что собрал лишь личное. Тетради, зарядное устройство для мобильного, старый кассетный плеер с коробкой аудио-книг к нему (Томлинсон изредка доставал его, когда становилось совсем плохо), пара теплых свитеров и любимая подушка. Да, у Луи была любимая подушка. А еще у него в комнате было разбросано несколько вещей Стайлса, и они упаковали это в рюкзаки тоже. Весь багажник машины тети Мэдди — она утверждала, что Гарри теперь тоже обязан звать ее так — был забит рюкзаками, потому что Лотти собрала несколько вещей из одежды Луи и приказала взять тоже. Гарри согласился, чтобы иногда подходить к шкафу с этими вещами и дышать запахом Томлинсона, пока тот был не дома. А еще Стайлсу нравились его цветастые футболки и разного покроя и оттенка джинсы. Пусть Луи этого не видел, но всю жизнь он светился, как рождественская ель, одеждой, только совсем не горел внутри. Теперь же целью Гарри стало зажечь в Томлинсоне тот самый огонь. Все, что Стайлс делал до этого дня последнюю неделю, напоминало ему о Луи. Теперь Луи был так или иначе связан со всеми его делами. Лотти с тетей Мэдди помогли выгрузить вещи Томлинсона, а пока девушка обнималась с братом в прихожей, желая ему самых разных вещей и даже немного плача, Мэдди отошла с Гарри к воротам и решила поговорить по душам, наставляя Стайлса на совместную жизнь с ее любимым племянником: — Я волнуюсь за него, Гарри. Он очень... я так привязалась к нему за эти годы. Что я буду делать теперь? — причитала женщина, пока Стайлс пытался ее успокоить. — Все будет хорошо, тетя Мэдди, я позабочусь о вашем племяннике, — Гарри обернулся, чтобы посмотреть на Томлинсона в объятьях его сестры, и растроганно улыбнулся. — Он так часто и много о тебе говорит, он по-настоящему влюблен в тебя, Гарольд. Я не думала, что такое может произойти. Никто из нас не верил в чудеса, а потом появился ты, и я действительно поверила в чудо, — продолжала Мэдди довольно жалостливым и дрожащим голосом, как если бы она собиралась заплакать. — Ты изменил его. Он так часто плакал эти пятнадцать лет, ты бы знал... А последнюю неделю он мог разрыдаться разве что ночью из-за того, что тебя не было рядом. Но теперь ты есть. Луи не улыбался так много никогда еще. И я вижу по нему, что он счастлив рядом с тобой, так что, Гарольд, постарайся не растратить эту искру между вами на что-то глупое. — Я клянусь, я постараюсь. Вот увидите, у Луи все наладится. Мы решим эту проблему, — пообещал Гарри, сразу же жалея о том, что сказал. Кто знал, есть ли шанс у Томлинсона вообще справиться с психологической травмой. — Не обещай того, в чем не уверен, Гарольд. Ты бы знал, как Луи было трудно. Ему было очень трудно справиться с этим, и мне кажется, что он так и не справился, не смирился. Ему еще повезло, что та трагедия случилась, когда ему было всего два годика, я боюсь представить, что было бы с ним, с нами всеми, если бы он потерял все, когда был уже в сознательном возрасте. Это больно, Гарольд. Для него, для нас, для тебя теперь. Я не думала, что когда-нибудь наступит момент, когда Луи оставит нас, но мой мальчик вырос и хочет быть счастливым, я понимаю это. Мне кажется, что ты спасаешь его. Спасай его дальше, прошу тебя, — по щеке тети Мэдди покатилась слеза, и Гарри быстро заключил женщину в объятья, ощущая, как та прошептала ему напоследок: — Будьте счастливы вместе. Едва сдерживая эмоции, Стайлс лишь кивнул и неровно выдохнул, прижимая тетю Мэдди к себе. Создавалось такое ощущение, что с Луи прощались навсегда, но Гарри понимал, почему так было: родственники очень волновались за Томлинсона, потому что привыкли присматривать за ним. Привыкли не так сильно волноваться, потому что были рядом. А теперь рядом был Гарри, и они все знали, что для Луи это было лучше — не прижившиеся голоса и обстановка, которые напоминали о болезненных днях, а новое, неизведанное и приносящее счастье. И Стайлс был несказанно рад, что эти самым новым был он. Напоследок обняв Лотти и получив порцию пожеланий от нее, Гарри взял Луи за руку и провел в дом, который вроде бы был ему знаком и приятен, но теперь становился родным. Только в прихожей Стайлс заметил слезы на щеках Томлинсона, поэтому усадил его на тумбочку и присел на колени перед ним. — Эй, не грусти. Ты чего? Ты не рад? — взволнованно спросил он, вытирая влагу с лица Луи. — Я могу позвать их, блестяшка, если хочешь. — Не хочу, — мотнул головой Томмо, шмыгая носом. — Я просто... просто непривычно. Как будто попрощался с ними. Это странно. Но я очень-очень рад, что буду жить с тобой. Правда. Я мечтать об этом не мог. Сразу после этих слов Луи притянул Гарри к себе и обнял так крепко, как только мог, чтобы больше никогда-никогда не отпускать. Стайлс обнимал Томлинсона и думал над тем, что происходило с ними. Он до сих пор не мог представить, что теперь с утра он будет завтракать с Луи, что будет сначала отвозить его в школу, а потом ехать в университет, что именно он будет укладывать Томлинсона спать, что сможет петь с Луи тогда, когда ему взбредет в голову, и что теперь все его решения и действия будут связаны с Луи в корне. Когда через несколько минут Гарри затащил все рюкзаки наверх и разложил вещи Луи по шкафам, а также поменял подушку на уже подготовленной кровати на любимую подушку Томлинсона, они стояли и обнимались в дверях — Стайлс смотрел на обустроенную под Луи комнату, а Луи дышал свежим, новым и таким родным воздухом, — все казалось правильным. Идеальным. Таким простым, что невольно хотелось задуматься: почему все описывают любовь сложной? Нужно просто найти того человека. И тогда даже будучи кем-то неполноценным, со шрамами на половине тела и чертовой проблемной психикой, вы будете счастливы. — Значит ли это, что теперь мы вместе? — тихо, чтобы не нарушить идеальность момента, спросил Луи. — А разве мы не были? — улыбнулся в ответ Гарри, оставляя на виске Томлинсона легкий поцелуй. Они были. Не официально, но им и не надо было об этом говорить: они были вместе с той самой встречи на скамейке в ночь на Хеллоуин восемь дней назад. Эмоционально и ощущениями — вместе. Движениями и мыслями — вместе. Поступками и морально — вместе. Какие нужны были фразы и переговоры, когда действия говорили громче слов? — Были. И есть. И будем. Я так хочу все время быть твоим, Хаз, — прошептал Луи и потерся щекой о плечо Гарри. — Ты будешь, обещаю. Я тебя ни за что не оставлю, никогда, — ответил Стайлс, а затем резко поднял Луи на руки и под его удивленный визг понес вниз, на их излюбленный диван. Томлинсон обвил руки вокруг шеи Гарри и прижался к нему, инстинктивно зажмурившись, он чувствовал прикосновение теплых и крепких рук Стайлса на плечах и под коленками, и почему-то Луи чувствовал себя защищенным в тот момент. Он рассмеялся, громко и заливисто, чувствуя давно забытое облегчение. Он не смеялся всю жизнь. Настало время, чтобы выздоравливать. Если не ради себя, то ради того, чтобы наконец увидеть Гарри. Впрочем, даже если Луи менялся на глазах, в школе он оставался все таким же. Он также рыдал иногда, пусть и пытался не обращать внимания на подколки одноклассников: больнее не было меньше. Просто в его жизни появился тот, кто может защитить после школы, но во время занятий Луи все еще был беззащитен. Слаб. Слеп. Но сейчас Томлинсон об этом не думал, он прижимался к Гарри все сильнее, болтая ногами в воздухе. Он не видел этого, но Стайлс видел: на его ногах были веселые шерстяные носки со смайликами и помпонами на ниточках, которые Гарри натянул на его ноги, потому что Луи пожаловался на холод. И почему-то это чувствовалось домашним уютным настолько, что Стайлс захотел себе такие же носки. Он быстро спустился вниз и плюхнулся на диван, тут же переворачиваясь и оказываясь под Луи, который разлегся на нем, словно на подушке, переплетая их ноги и руки в непонятное нечто. Гарри потянулся за пультом, но Томлинсон остановил его руку, потянувшись и схватив за запястье. Рукав свитера Луи опасно задрался, и парень понял это только в последний момент, когда взгляд Гарри уже сосредоточился на его обнаженной бледной коже запястий. И в тот момент, когда на замену смеха пришла устрашающая тишина, Томлинсон почти слышал сердцебиение. Свое. Или Гарри. Он не мог сказать. — Что... ты... что ты сделал... — едва выдавил из себя Стайлс, резко садясь и хватая руку Луи, которую тот уже хотел утянуть назад. Гарри задрал спустившийся рукав свитера едва ли не до локтя и в ужасе провел пальцами по параллельным шрамам на запястье. И по двум еще не зажившим порезам. — Хаз, это было давно. До тебя. Прошу, не смотри, — прошептал Томлинсон, пытаясь вырвать руку, но Гарри держал ее. — Прошу, поклянись, что ты больше не будешь этого делать. Никогда. Что бы ни случилось. Пожалуйста, скажи, что не будешь больше, — нервно и быстро проговорил Гарри, сжимая запястье Луи. — Это было до тебя. За три дня до нашей встречи последний раз. Это все были плохие дни, Хаз, очень-очень плохие дни. До тебя все дни были плохими, но те — худшими днями в моей самой худшей жизни на свете, — попытался объяснить Луи, взяв ладонь Гарри в руки. — Умоляю, поклянись мне, пообещай, Лу, — прохрипел Стайлс и едва ли не забыл, как дышать, потому что на несколько мгновений Томлинсон замолчал. Томлинсон замолчал. Потому что не смог выговорить ни слова после того, что услышал сам. Лу. Он услышал, как Гарри назвал его Лу. И Луи был готов на что угодно, чтобы Стайлс звал его так вечно. Ведь от такого обращения тепло в груди разливалось, как горячая смола, ведь от такого сокращения собственного имени бабочки в животе просто сходили с ума, ведь так хотелось пуститься в пляс, потому что его Хазза назвал его Лу. Плевать на ситуацию и контекст, Томлинсон был просто счастлив тогда, хоть его и клонило в слезы: ему хотелось разрыдаться от боли и счастья одновременно, но Луи вместо этого просто ответил Гарри. — Обещаю. Тем более, что теперь у меня есть ты, — слабо улыбнулся Луи, слегка сжимая ладонь Гарри в своей. — Это... это помогает? — поинтересовался Стайлс, обольщаясь тому, что он был единственной причиной Томмо, чтобы жить дальше. Но еще важнее было то, что теперь только он был причиной Томмо жить дальше, и это пугало Гарри до чертиков. Его пугало то, что когда-то его Лу собственноручно резал руку, даже не представляя, как его бледное запястье окрашивалось красным. Для него была просто боль. Для Гарри это были шрамы и страх. — Очень. Я хочу быть здесь, с тобой, потому что я влюбился. Я влюбился в эти прекрасные огромные ладони, которые так идеально подходят к моим маленьким ладошкам, — Луи поднял ладонь Стайлса к губам и по очереди прикоснулся ими к каждому пальцу. По телу Гарри побежали чертовы мурашки. — Я влюбился в эти сильные руки, в объятиях которых я чувствую себя, как за семью замками, за крепостной стеной, полностью защищенным и в безопасности, — Луи медленно проложил дорожку поцелуев от запястья до самого плеча. Зажмурившись, Стайлс попытался справиться с бьющимся так, будто он пробежал сто миль, сердцем. — Я влюбился в эти ключицы, в которые так удобно уткнуться носом и поплакать иногда, — Луи медленно расцеловал каждую из выпирающих ключиц Гарри, и из горла Стайлса вырвался тихий стон. — Я влюбился в этот глубокий и прекрасный голос, ведь это было первое, что хоть что-то говорило о тебе, а потом этим голосом кое-кто очень важный для меня говорил самые приятные и великолепные вещи, которых ни один человек на Земле больше не может услышать, — уже почти шептал Луи, прикасаясь губами к шее Гарри в долгом-долгом поцелуе. Дрожь в теле Стайлсу уже не удавалось скрывать, он цеплялся руками за Луи, чтобы не упасть. — Я влюбился в тебя, Гарри Стайлс, — приподнимаясь и замирая на максимально близком расстоянии к лицу Гарри, прошептал Томлинсон. А потом он положил ладонь на щеку Стайлса и притянул его лицо к себе, мягко прикасаясь губами к губам. Это был первый поцелуй для Луи, и Гарри это знал. Самый первый. Но черт, даже так неумело, Луи целовался лучше и ошеломительнее всех, кто был у Стайлса до этого. Настолько, что у Гарри из головы вылетели все мысли, а желудок свело от восхитительных ощущений. Это были просто губы на губах, но это были самые вкусные, самые мягкие и самые любимые губы, которых Стайлс отчаянно мечтал коснуться. Гарри вздрогнул и ответил на поцелуй, запуская пальцы в волосы Луи и притягивая его еще ближе. Он медленно провел ладонью по боку Томлинсона, положил руку на его талию и потянул на себя. Они целовались медленно, чувственно, только пробуя это ощущение на себе. Как будто каждую секунду вырывали на тебя ведро ледяной воды, как будто в животе бабочки устроили какой-то митинг, как будто за спиной распускались крылья, а перед глазами рвались салюты. Никто из них не мог сказать, как долго они сидели так, закинув друг на друга ноги и изучая губы друг друга в очень, чертовски медленном, но таком нежном и идеальном поцелуе. Главное, что это было до боли в затылке, убийственно божественно. Гарри задыхался. Но не потому, что он не умел целоваться, он просто забыл, как дышать в тот момент: Луи, черт возьми, целовал его так, как будто он был величайшим сокровищем Вселенной, его руки находились на шее и лице Стайлса и горели так, словно внутри Томлинсона их чувства пылали голубым огнем. Луи был в полном астрале. Его пальцы дрожали так, словно он был заядлым алкоголиком, но он крепко держался за Гарри, а Гарри крепко держал его. Томлинсон почти сидел на парне, обвив его за пояс ногами, и в тот момент ему больше всего на свете хотелось открыть глаза и увидеть прекрасное лицо Стайлса, его раскрасневшиеся зацелованные губы и щеки, его трепещущие ресницы и легкую улыбку. Но, как и всегда, Луи не мог. Он, черт подери, жил этим парнем, жил Гарри Стайлсом, и он все еще не представлял, как вообще решился на то, чтобы поцеловать кого-то. Особенно того, кто спас его чертову шкуру от утопления в ненависти к самому себе. Когда казалось, что прошла целая вечность, а отрываться друг от друга так все еще не хотелось, Гарри оттянул нижнюю губу Луи и выдохнул ему в губы: — Если мы сейчас не остановимся, я клянусь, я поимею тебя прямо на этом диване без смазки. Возможно, это звучало грубо. Возможно, это звучало грязно. Но это была птеродактиль ее подери правда. — Я только за, — лишь ответил Луи, вновь подцепляя губы Гарри своими и продолжая целовать его чуть настойчивее. — К твоему сожалению, на наш первый раз я уже все спланировал, — ответил Стайлс и, наконец, оторвался от Томлинсона, впервые в жизни самую малость радуясь, что тот не мог кинуть на него разочарованный снисходительный взгляд. — Если ты запланировал лепестки роз и секс под какую-нибудь лиричную песню Keane, то я прибью тебя на месте, — парировал Луи, усаживаясь на бедрах Гарри поудобнее и все еще проводя большими пальцами по его скулам. — Нет, такого извращения у меня и в мыслях не было, но и наручники с плетками в мои планы тоже не входили, — честно признался кудрявый, поглаживая Томлинсона по бокам. Луи громко рассмеялся, пряча лицо в плечо Гарри и обнимая его за шею. — Это был самый лучший первый поцелуй, — прошептал он на ухо Стайлсу, а потом уточнил. — Это был самый лучший первый первый поцелуй. — Это был самый лучший последний первый поцелуй, — ответил ему Гарри, касаясь губами волос. Томлинсон раскраснелся, потому что почувствовал на мгновение прикосновение Стайлса к оголенному участку кожи под задравшимся свитером — о да, в нем сейчас было неимоверно жарко — и потому что Гарри только что сказал ему, что Луи будет у него последним. И кто знает, сколько они просидели еще и так, но когда Стайлс посмотрел в окно, там было уже темно. Гарри не помнил, куда они потратили столько времени, но, видимо, с двухчасового обеда, который начался в три часа дня, вместе с не самым долгим переездом (и ничего, что они устроили посреди него перерыв и посмотрели повтор "Дневника Памяти" по телевизору) и самым долгим поцелуем да обнимашками прошло достаточно времени, чтобы часовая стрелка перевалила за полночь. Наверное, именно поэтому Луи очень громко зевнул. — Пойдем уложу тебя в кровать, Лу, — прошептал Гарри и поднялся на ноги. Он оглядел такого милого и домашнего Луи в теплом свитере, трениках и чертовых носках с помпонами, умиленно улыбнулся и поднял Томлинсона на руки вновь. Теперь он шел медленно, вымеряя каждый шаг, чтобы насладиться моментом и дать Луи уснуть в его руках, потому что тот уже дремал. Он задремал еще тогда, на диване во время их очень-очень долгих молчаливых объятий, а Гарри не стал его будить. Миновав лестницу и коридор, Стайлс ногой открыл дверь в гостевую комнату, которая теперь принадлежала Луи, подошел к кровати и опустил Томмо на нее, стараясь не сильно его дергать. Гарри убрал темные очки и стянул с парня свитер, чтобы ему не было жарко ночью — да, за окном поздняя осень, но в свитере под теплым одеялом спят только мазохисты, — и накрыл его одеялом, стараясь не залипать на то, как Луи подложил ладошки под щеку. Присев рядом на стул, Стайлс на несколько минут задумался, разглядывая сопящего Томлинсона. Тот выглядел до ужаса мило и уместно в доме Гарри, его торчащие из-под одеяла ноги в носках со смайликами заставляли Стайлса улыбаться, как Чеширского кота. Взглянув на Луи еще раз, Гарри мягко убрал пальцами упавшую на глаза челку и прикоснулся губами к виску, шепча на ухо Томлинсону: — Спокойной ночи, блестяшка, — и все еще не веря в то, что тот теперь будет каждую ночь засыпать именно в его доме. Гарри тихо вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь и ушел к себе, стараясь не прыгать от счастья. Луи спал в его доме, черт подери, всегда будет спать. И Стайлс сможет любоваться его прекрасным лицом каждую ночь, когда захочет. И еще он будет готовить ему завтраки и собирать в школу до конца года. А еще они встретят Рождество вместе и Гарри подарит Луи самый лучший и большой подарок а еще День рождения Томмо они будут праздновать точно отдельно чтобы не обделять Луи праздниками и Гарри будет дарить ему два подарка подряд каждый чертов год а еще они будут зимними ночами выбираться на крышу подаренного Гарри отцом дома и пить горячий какао а также смотреть детские фильмы и потом Луи поступит в университет Гарри и они будут учиться вместе а потом Гарри когда-нибудь купит кольцо и сделает Луи самое романтичное предложение из всех и они будут жить долго и счастливо. Об этом Стайлс думал, пока чистил зубы на ночь и переодевался в свою любимую синюю пижаму. Да, он все еще носил их, и это не было чем-то сверхъестественным! Просто на синей мягкой ткани были изображены маленькие котята — а Гарри любил котят, — и он просто не смог удержаться от ее покупки года два назад. Наверное, со стороны двадцатиоднолетний парень в пижаме с котятами выглядел из ряда вон выходящим, но Стайлсу было удобно в этой пижаме, и он не собирался ее выбрасывать, потому что, видите ли, "нормальные люди в двадцать лет в пижамах не спят". Спят. Или не нормальные. Гарри ненадолго задумался и только через пару минут понял, что все это время стоял перед зеркалом, пытаясь застегнуть верхнюю пуговичку на рубашке пижамы. Пальцы из-за того, что Стайлс был отвлечен на собственные мысли, соскальзывали, и парень этого просто не замечал. Наконец, застегнув пуговицы, Гарри забрался в кровать и собирался почитать что-то при свете ночника, но понял, что действительно устал, поэтому выключил свет и уронил голову на подушку. Он только-только начал дремать, когда внезапно проснулся от тихого шепота за стенкой и звука удара чего-то тяжелого об дверь. Гарри только успел испугаться, когда ручка двери повернулась и внутрь забрался Луи. Сначала Стайлс не понял, что случилось, но потом до его сонного сознания дошло, что Томлинсон просто не видел обстановку в коридоре и пробирался к его комнате, ощупывая стены руками и по памяти. — Хей, Хаз, ты спишь? — прошептал Луи в пустоту, а Гарри не смог удержаться и усмехнулся тому, как мило смотрелся сонный и растрепанный Томмо. — Нет, — ответил Стайлс, радуясь, что Луи вовремя остановился и не влепился носом в шкаф. — Могу я?.. Просто я не хочу напрашиваться, правда, но там одиноко и я, ну, немного боюсь дождя. Кто знает, может, это маньяк какой-нибудь в окно стучится, — Томлинсон поежился и потер предплечье одной руки ладонью второй. — Залезай, Лу, — в приглашающем жесте поднимая край одеяла, ответил Гарри и отодвинулся ближе к стене, чтобы у Томмо было больше места. — Не бойся, маньяки в окно на втором этаже не стучатся. — Это очень высокие маньяки, — лишь добавил Луи, почти добежал до постели Стайлса и залез к нему, поворачиваясь спиной. — Спасибо. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — шепнул Гарри и обнял Томлинсона, притягивая к себе. Через пару минут оба уже спали, причем Стайлс чувствовал себя действительно "большой ложечкой"*, потому что спящий Луи сворачивался в комочек и ощущался на самом деле маленьким. Но все равно засыпать так было проще, быстрее и в миллионы раз приятнее, чем обычно. Наверное, именно поэтому на следующий день Луи категорически отказался спать в своей комнате.