Черные крылья

Гитарные переливы были слышны еще на лестнице. Вольфганг свернул в коридор с комнатами старших офицеров и сразу же заметил тоненькую полоску света, пробивающуюся из-под двери Рокэ. Струнный звон стал яростнее, и Вольфганг услышал приглушенное: — Quisiera tener alas para volar, Para volar, Quisiera tener alas para volar, Quisiera tener alas para volar. Para volar Cruzar por el espacio en libertad, Cruzar por el espacio en libertad. Жаль было обрывать песню в самом начале, но Вольфганг считал себя слишком старым, чтобы мяться под дверью. Он символически постучал и вошел внутрь. Рокэ проводил его взглядом до кресла, не прекращая играть. — En libertad, como los pajarillos En libertad Que nadie me pregunte: ¿a dónde vas?* Бутылка «Черной крови» матово поблескивала в свете ночника. Вольфганг мог бы поручиться, что под столом стоит ее пустая сестрица. Он пододвинул бутылку к себе, чуть наклонил, как будто желая прочесть что-то на этикетке. «Смесь савьер лечуза и парризы, 381 год»... За такое вино не грех выложить и целое состояние, но Рокэ слишком уж часто к нему прикладывается. Конечно, ему было далеко до пьяницы с красным носом и трясущимися руками, но между жизнью и смертью летчика порой пролегает граница в долю секунды, и кто знает, как повлияет выпитое сегодня на скорость реакции завтра. Рокэ оборвал мелодию, не глядя потянулся за бутылкой и, не обнаружив ее на прежнем месте, посмотрел на Вольфганга. — Угощайся. Бокалов, извини, предложить не могу, но ты вроде бы не слишком жалуешь все эти церемонии... — Спасибо, что-то не хочется, — Вольфганг отодвинул бутылку на противоположный край стола. — Да и тебе уже достаточно. — Почему это? — отстраненно спросил Рокэ. — Нашелся твой подбитый Борн, — сообщил Вольфганг. — Он катапультировался над какой-то деревней. Завтра к утру доберется до нас. — Это хорошо, — проговорил Рокэ. — Больше нет повода надираться, — сказал Вольфганг. — Так что заканчивай со своим затворничеством и спускайся к людям. — А с чего ты взял, что я надираюсь из-за него? — спросил Рокэ с прежней безучастностью. — Раньше ты всегда так делал, — пожал плечами Вольфганг, начиная чувствовать себя как-то неловко. — Ну, если я ошибся, значит, ошибся. Отчего же ты тогда здесь изнываешь? Рокэ взял пару протяжных аккордов, заполняя повисшую паузу. — Знаешь, — он наклонил голову, пряча лицо за распущенными волосами, — Я всегда так гордился тем, что никогда ни в чем не раскаиваюсь. Кичился этим. Презирал непоследовательных слюнтяев, которые носились вокруг своей совести, как будто хотели всем и каждому доказать: «Смотрите, я на самом деле белый ягненочек, я утром убиваю, а вечером плачу над убитыми». А вот, кажется, я и сам до этого докатился. — Не верю ушам своим, — усмехнулся Вольфганг. — Рокэ, ты что же, скорбишь по невинно убиенным дриксам? — Нет, — тот откинул с лица волосы, и на миг Вольфганг увидел вместо знакомых черт нечеловеческую маску. — Нет, дело не в дриксах. — А в ком же? — спросил он. — Во мне, — Рокэ глянул на него в упор. — Я много лет считал, что поступил правильно, выбрал, так сказать, меньшее из зол. А сейчас я начал в этом сомневаться. — Не понимаю тебя, — качнул головой Вольфганг. — Ты как напьешься, вечно говоришь загадками. — Ну и Леворукий с ним, — отмахнулся Рокэ. Он вновь погрузился в себя. Гитара запела что-то тихое и печальное, а может быть, Рокэ просто брал случайные аккорды, складывая их в мелодию буквально на ходу. — Как твой мальчик? — спросил Вольфганг, чтобы разорвать гнетущее молчание. — Мой мальчик? — Рокэ недоуменно вскинул брови. — Окделл, — уточнил Вольфганг. Фамилия снова царапнула чем-то знакомым, но старческая память упрямо не желала прояснять, чем именно. — Ах, Окделл, — протянул Рокэ. — Жив, здоров и, насколько я знаю, вполне благополучен. — То есть ты берешь назад свои слова про желторотых птенчиков? — поддел его Вольфганг. — Всего лишь признаю, что из него, возможно, будет толк, — ответил Рокэ. — Сегодня он изо всех сил старался быть полезным, и это даже не всегда выходило ему боком. — Я все думаю, но никак не могу припомнить, — Вольфганг решил поделиться своими сомнениями. — У него, часом, нет каких-нибудь знаменитых родственников? Вроде бы фамилия когда-то была на слуху, или мне кажется? Губы Рокэ искривились в болезненной усмешке. Вольфганг не успел рассмотреть многого: Рокэ снова склонился к струнам, укрывая лицо под завесой волос. — Его отец был ученым, хорошо известным в своей области. Трагически погиб со всеми сотрудниками в девяносто третьем. — Да, точно, было что-то такое, — Вольфганг потер лоб. Повода и дальше навязывать свое общество другу, который так явно хотел побыть один, больше не оставалось. Вольфганг встал с кресла и побрел к выходу, но на пороге его остановил голос Рокэ: — Я скоро выйду, — он выглядел почти нормально и смотрел с едва заметной благодарностью. Вольфганг кивнул и прикрыл за собой дверь.