ID работы: 4557160

glaciers are melting in the dead of night

Гет
R
В процессе
68
автор
Размер:
планируется Макси, написано 82 страницы, 9 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено с указанием автора и ссылки на оригинал
Поделиться:
Награды от читателей:
68 Нравится 45 Отзывы 17 В сборник Скачать

chapter 1

Настройки текста
Примечания:

«Мне кажется, что я слышу музыку Лондона. Это стон ветра, безрезультатно плутающего по заброшенным чердакам и крышам, подметающего мокрый асфальт и поддергивающего рябью зеркала черных луж. Это шепот опадающей листвы под недовольное хлопанье мягких крыльев голубей, что так беспокойно мечутся вдоль замерзших проводов линии электропередач. «Кто мы в этом безумном и завораживающем мире?» — спрашивают они. «Кто я?» — вторит им моя покинутая всеми душа.»

Вдох-выдох. Тихое прерывистое дыхание кажется Венди ужасно громким как и биение собственного сердца. Книга в потертой обложке скатывается с шерстяного пледа и с глухим стуком падает на пол. Часы показывают пять-тридцать утра. Девушка медленно разминает затекшую шею и руки — спать в кресле не так-то удобно, но сон, так заманчиво скрывший ее от реальности в своем воздушном замке, пришел незаметно, как, впрочем, и сотни раз до этого. Подойдя к окну, Венди раздвигает тяжелые шторы, впуская в комнату свет уличных фонарей — сегодня только их и видать. Затем, отодвинув пару горшков с нежно-голубыми фиалками, с ногами забирается на широкий подоконник. Прикрыв глаза, замирает. Слушает. Спустя какое-то время в горле пересыхает. Кажется, попытайся она сейчас произнести хоть слово, ничего, кроме хрипа, не сможет вырваться из ее груди. Когда-то это пугало, но не сейчас. Ей просто нужен стакан воды. Проходя мимо гостиной с лимонно-желтым диваном, девушка ощущает легкое головокружение — ничего необычного после ночи, проведенной за книгой, и все же не очень приятно. У входа на кухню она невольно останавливается, облокачиваясь всем телом на дверной проем. Сначала ее серые глаза скользят по вороху бумаг, разбросанных на столе, потом устремляются на пол — к пустой банке из-под кофе, разбитой чашке и черной шариковой ручке. Картина, открывшаяся перед ней, угнетает, отзываясь ноющей болью в сердце, но единственное, на что хватает Венди — полный тоски и сожаления взгляд, направленный на темноволосого мужчину, уснувшего за работой. Когда она на цыпочках проходит внутрь, одна из деревянных половиц издает жалобно-противный скрип, пробуждая старшего из братьев девушки. — Венди? Ты уже встала? Сколько же сейчас времени? — с большим трудом, но Джону все-таки удается разлепить веки и сфокусировать взгляд на сестре. — Не волнуйся, еще рано, — девушка кладёт невесомую ладонь на плечо брату, успокаивая. На удивление, голос ее звучит совсем мягко — саднящая сухость во рту куда-то исчезла, но она все же подходит к графину и наливает полный стакан, осушая его за считанные секунды. Вода настолько холодная, что от нее болят зубы. Пока Джон быстро собирает рабочую документацию в аккуратные стопки по критериям, известным лишь ему, Венди выбрасывает осколки в мусорное ведро и заваривает чай, попутно разогревая вчерашний ужин. В мягком рассеянном свете лампы на столешнице острыми гранями поблескивает сахар. Если закрыть глаза и провести по нему рукой, он забьется под ногти, словно сухой песок. Давно забытое ощущение. Ранний завтрак проходит в полной тишине, которая, однако, никого не напрягает.

***

Прохладный ветер гуляет по улицам, собирая тучи на извечно-хмуром лондонском небе. Из-за редкой измороси одна часть прохожих спешно раскрывает зонты, другая — одиноко ютится под навесами и козырьками магазинов в ожидании такси или какого-то другого транспорта. Для Венди же незапланированная раноутренняя прогулка на велосипеде нисколько не в тягость, а скорее даже воодушевляет. По-странному, но воодушевляет. На секунду она прикрывает глаза, воображая. Совсем рядом бьют часы, с каждым ударом приближая реальность к завершению. Вот уже под девушкой нет велосипеда, нет мокрого асфальта, нет земли. Сейчас в этом городе существует только небо — чистое и бескрайнее, акварельно-голубое, мечтательное, обещающее — не лондонское совсем. Разжать бы пальцы, крепко держащие руль, и совершить резкий рывок из собственного тела. Вырвать себя из этого мира и... Стоит открыть глаза и все в конец рассыпается. Теряет хоть какой-либо смысл и возвращает к тому, с чего все начиналось — к твердой земле под ногами. А небо, свободный полет — все это уже было и, к счастью, осталось в прошлом. Которое Венди хочет-не-может вернуть.

***

Время оказалось практически не властно над этим зданием. Узкое, серое, увитое плющом — оно могло бы легко затеряться на общем фоне из таких же непримечательных домов, но было в нем кое-что особенное, яркое, словно радуга, застывшая на солнце. Витражные стекла — их хрупкое кружево до сих пор украшало парадную дверь и окна спален на втором этаже. Жаль, что их невозможно забрать с собой. Прежде чем зайти, Венди оглядывается, подмечая, что в этом году небольшой садик обещает цвести еще более пышно. Колокольчик, висящий над дверью, издает глухой звон. — О, ты сегодня рано, — приветливо говорит молодая женщина, возрастом чуть младше Майкла. Миниатюрная и худенькая, она с первой встречи стала ассоциироваться у Венди со сказочной феей — волшебным существом, наполненным теплом и щедро им делящимся. А еще, как позже она узнала, романтичным. В самом лучшем, забыто-неистертом смысле этого слова. У нее ведь даже имя было таким — легким и ласковым, извещающим о наступлении весны — времени года, когда все расцветает и возрождается. Ева Элизабет Спринг. — До тебя к нам заходил всего один покупатель. Он ушел где-то минут десять назад, — голос женщины звучит ровно и тихо, но движения, скованные и чересчур резкие, с головой выдают ее истинные чувства. — И что же купил? — спрашивает Венди, снимая с себя легкое молочно-белое пальто и бегло осматривая гостиную. Ева, пребывающая в болезненном волнении, разливает по фарфоровым чашкам с пурпурными розочками зеленый чай с земляничными сливками. Небольшой камин потрескивает поленьями, в воздухе витает чуть сладковатый запах ванили и корицы, а в вазе на кофейном столике стоит свежий букет. Цветы могли быть только покупными. — Ничего, — ни то смущенно, ни то испуганно произносит Ева, внезапно начиная разглаживать складки на своем домашнем платье из недорогого ситца. — Он подарил мне букет, а затем пригласил прогуляться в Кенсингтонских садах, но я... — Но моя внучка любезно отказалась, — в голосе пожилой женщины, которая, по мнению юной англичанки, могла бы называться олицетворением сдержанности и благородства, звучали легкие нотки укора, заставившие мисс Спринг упрямо выдвинуть вперед подбородок, сжав побелевшие губы в тонкую полоску. Никто из девушек не заметил, когда именно эта леди вошла в гостиную, что давно и не удивляло. При росте почти в шесть футов и гордой осанке, шаги ее всегда оставались мягкими и неслышными — многих это напрягало, заставляя держаться подальше от нее. Возможно, что причина также крылась в орлином взгляде графитно-серых глаз, властном характере и стальной хватке, которую та никогда не ослабляла. — Здравствуй, Венди, — услышав собственное имя, девушка выпрямила спину до хруста позвонков — с Элизабет Вуд все поневоле держали себя в рамках и стремились быть лучше, чем есть на самом деле. Но у Венди была осанка истиной лондонской леди, а женщина всегда видела чуть больше. — Здравствуйте, миссис Вуд, — и губы девушки растянулись в приветственной улыбке. — Я принесла вам книгу, которую вы мне дали на прошлой неделе. — О, ты уже ее прочла, — слова звучали спокойно и почти равнодушно, но с вкраплениями одобрения они были близки гордости. Где-то сбоку Ева отпила из своей чашки, забыв убрать ложку. Венди почти уверена, что сладкий на вкус напиток растекся во рту у мисс Спринг горьким ядом. Сперва и не заметишь, как силен и как едок, насколько глубоко он может поразить и насколько сильно ранить. Девушка не смотрит в ее сторону, но с ясностью видит, как в глазах у подруги блекнет та самая невероятная чистота, какая обычно бывает лишь у детей. Молодой англичанке жаль ее, но на ухоженном старческом лице миссис Вуд не промелькнуло и тени раскаяния или жалости, а значит все правильно. Или нет? — Как поживает твой брат, Венди? Крупные рубины на дряблой шее и узловатых пальцах горели угрожающе-красным. — У нее два брата, бабушка. В темном углу, над столом, мигнуло старинное бра. Стоило бы сменить лампочку. Давно уясненная истина — ты запомни все, чтобы выжечь то, что навязчиво ноет в груди. — С ними все хорошо, — и не забыть о примирительной улыбке. — У Джона сейчас большая нагрузка на работе, Майкл же почти не выходит из кабинета — все пишет. — Он все еще не открыл секрет, о чем будет книга? — в глазах у пожилой леди спокойное равнодушие граничило с неодобрительным раздражением, когда ее внучка задала свой вопрос. Венди смотрела на отливающие сединой, завитые и уложенные волосы миссис Вуд, размышляя о том, какой цвет они могли иметь, когда женщина была молодой. Взгляд невольно скользнул по апельсиново-рыжей косе Евы, но это показалось абсурдным — металлически-серым звездам глаз чуждо оранжевое солнце. Да и любое солнце вообще. — Нет, он никому ничего не рассказывает. Спринг нахмурила брови, досадно прикусив губу. Ее единственная родственница поправила одно из многочисленных рубиновых колец, удовлетворенно хмыкнув. Запах сладкой приправы из сушеных трав смешался с устойчивым ароматом французских духов. Нависло молчание. Подобные стычки у женщин случались столь часто, что за продолжительный период времени Венди привыкла их не замечать или просто делать вид, будто все в порядке. Она даже научилась искренне улыбаться, отвечая на довольно однотипные вопросы, когда разговор заходил о делах братьев. В ней жила любовь к дому.

***

Выпечка, заботливо уложенная Евой в небольшую коробку, греет руки через картон. Прежде, чем уйти, девушка незаметно проводит ладонью по велюровой обивке дивана, пропуская между пальцами мягкий ворс — также, одновременно вежливо и холодно, она стелется перед миссис Вуд, не давая той повода точить на нее зуб, и выглядя при этом весьма безразличной ко всему. Почти. Ей кажется, что с каждым разом ее осторожность все больше похожа на холодную расчетливость. Но она не признается в этом. Никогда, никому, ни за что. И, несмотря на то, что визиты сюда нагоняют на нее тоску, Венди никогда не сможет отказать себе в слепой вере в то, что однажды это место вновь станет ее домом. Она правда надеется, что, случись так, огромная дыра в ее груди затянется и дышать станет значительно легче. На все есть свои причины.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.