«Когда у человека есть определенная цель, он видит перед собой только пути к ее достижению. И не столь важно, сколько это потребует времени или затраченных сил. Он просто идет по намеченному пути, не отвлекаясь на ненужных людей и вещи, не стоящие какого-либо внимания. Главное – это представить, что цель уже достигнута, что вы держите ее в руках или владеете ею. Иначе она так и останется неосуществленной. Наверное, этому стоило научиться...»
Вдох-выдох. Венди делает шаг вперед. Кухня утопает в молочном тумане — переливчатом и, на первый взгляд, хаотичном, но безумно похожем на тени различных существ. Окно, распахнутое настежь, больше не служит препятствием теплому дождю и ветру, а занавески, ожившие под их действием, вздуваются, точно огромные белые паруса. Полностью погруженные под воду черно-белые кафельные плиты, расположенные на полу в шахматном порядке, приобрели неясные, размытые очертания. Из-за влаги волосы девушки вьются темными кольцами, а на дорогих замшевых туфлях появляются уродливые разводы, но ей удивительно все равно. Очарованная безмятежностью данного мгновения, она отрешенно вслушивается в мелодичное постукивание капель дождя. Большего ей не нужно. Венди видит перед собой чистый Хаос и это обезоруживает ее, вызывая счастливую улыбку. Но вскоре боковым зрением она замечает на полу нечто слишком яростно-чужое, завораживающе-яркое и злобное. Перекинув мокрые спутанные волосы на другое плечо, Венди аккуратно наклоняется, чтобы получше разглядеть пятно, привлекшее ее внимание. На секунду она замирает, не в силах сделать даже вдох. Весь воздух будто исчез. Если немного поднять голову, то можно наткнуться на два мужских тела. Совершенно мокрых и абсолютно мертвых. — Боже, нет. Венди обхватывает себя руками, вжимаясь всем телом в стену в тщетной попытке скрыться от этой чудовищной реальности. Взгляд снова и снова цепляется за бездушные тела Майкла и Джона, и она заставляет себя отвернуться. Слезы застилают глаза и ей не остается ничего иного, кроме как опуститься на холодный пол, по которому свои прогулки совершает сквозняк, а вода смешивается с кровью. Пусть это все прекратится. Пусть исчезнет. Пусть. Вместе с огромной волной, поглотившей ее, приходит долгожданная мгла. И она просыпается.***
Очнуться сразу не удается. Девушка пытается поднять голову, но череда болезненных пульсаций в затылке вносит свои корректировки, из-за чего ей приходится повернуть голову на бок. Едва слышимый болезненный стон срывается с ее губ. — О, ты проснулась. Господи, хоть бы он ничего не услышал и ни о чем не догадался. Прошу. При этой мысли сердце Венди начинает биться в груди так быстро, словно вот-вот намеревается сбежать от нее. — У нас закончились хлопья и молоко, и я ходил в магазин. Когда вернулся, ты уже сладко спала здесь. Она предпринимает едва заметные попытки подняться, но последние силы, кажется, оставили ее. И все-таки ей удается немного пошевелиться, что со стороны, вероятно, выглядело как попытка принять более удобное положение. — Кстати, ты никогда не пробовала влить в кофе ванильное соевое молоко вместо обычного? Выходит вкусно. На какое-то время кухня погружается в тишину, разбавляемую гудением холодильника, звоном ложек и стуком различных банок о стол. И только неблагозвучный строй голосов, принадлежащий детям, устроившим свои игры прямо под окном, наполняет мир жизнью. А потом Майкл начинает приближаться к ней и звук его шагов будто еще сильнее прибивает ее тело к креслу, обрекая на вечное сидячее положение. Венди не удается сдержать прерывистого вздоха, за что девушка мысленно корит себя. — Вот, держи. Это тебя взбодрит. Боковым зрением она замечает, что Майкл внимательно наблюдает за каждым ее глотком, из чего она делает не утешающий вывод, что он все знает. В воздухе витает запах кофе, ванили и немного — патоки. Больше ничего. Но так ли это? — Вкусно, — тишина вокруг лопается вдруг и неожиданно, а Венди выдыхает рвано и вроде бы счастливо. В своем роде счастливо. В своем роде ей стоило радоваться, что она вообще может выдыхать именно здесь, а не где-либо еще. — Я рад, — уголки губ мужчины прыгают вверх-вниз, когда он наконец принимается за содержимое своей кружки.***
— Что ж, думаю, что на сегодня хватит. Ты молодец. Литература, которую они с Майклом оставили напоследок, всегда давалась Венди с поразительной легкостью. Гораздо больше у нее возникало проблем при изучении точных наук, но и с ними они пока справлялись. — Майкл, — внезапно девушка осеклась, и ее взгляд озадаченно остановился на настенных часах. — Где Джон? Он же уже должен был вернуться. Или, может быть, он незаметно прокрался в свою комнату, пока мы разбирали Шекспира? — О, нет, — хрипло усмехнулся мужчина. — Он предупреждал меня, что задержится сегодня. У него вновь какие-то важные дела. На этих словах Венди несколько поникла, а лицо исказилось от кривой улыбки. Сидя в плетенном кресле напротив нее, мужчина неожиданно резко поддался вперед, облокотившись на стол, и, заговорщицки подмигнув, потянулся рукой за очередным медово-имбирным печеньем. — И лучше бы ему вернуться пораньше, — в глазах улыбающегося брата девушка впервые за долгое время заметила огонек мальчишеского озорства, которого ей так не хватало в нем. — Я ведь могу не удержаться и съесть их все. Молча принимая правила игры, Венди также немного поддалась вперед, улыбаясь широко и ярко. — Прости, Майкл, но Венди Мерривезер не позволит этому случиться, — играючи ударив его в плечо, она засмеялась. Мягкий рассеянный свет лампы аккуратно падал на ее лицо, благодаря чему Майкл мог отчетливо разглядеть каждую черту и каждый изъян на молодой коже. Слишком молодой для ее возраста. — А как там поживают мисс Спринг и миссис Вуд? — Смотря, кем ты интересуешься больше, — улыбнулась она. Мужчина посмотрел на нее так, будто увидел впервые, и взгляд его выражал какое-то странное волнение. — Например, Ева всегда интересуется твоими делами больше, чем Джона. На это мужчина лишь укоризненно покачал головой. — Тебе надо меньше читать, Венди. Уж слишком ты далеко видишь. Жизнь тебе этого не простит, — она знает, что за безобидными шутками Майкл прячет свое смущение — в такие моменты она позволяет себе представить, словно они вернулись в то время, когда она еще могла назвать себя старшей сестрой, но все же его словам удалось задеть ее. — Знаешь, если бы у вас с нею что-нибудь получилось, то.. — Ничего не будет, Венди. Я надеялся, что мы уже обсудили это, — голос брата прозвучал твердо и немного грубо. В горле девушки застрял ком, не давая сглотнуть; болезненный спазм прошелся по позвоночнику, вынуждая выпрямиться, точно натянутой струне. Майкл заметил эту перемену в ней, поэтому, подсев ближе, мягко взял ее за руки, слегка сжав пальцы. — Пожалуйста, пойми, что я, ты и Джон — мы не всесильны. Мы обычные люди и у каждого есть свои слабости. Это нормально, но нельзя вечно потыкать им. Это делает нас слабее. Венди молчала, отводя взгляд. Ей не хотелось смотреть на брата, не хотелось видеть его проницательные глаза и думать, что он, возможно, прав. — Неужели все дело в доме? Правда противно кололась где-то на кончиках пальцев, но признать ее означало признать поражение. Что ж, если другие не могут исправить порядок вещей в этом мире, она должна была хотя бы попытаться. Но брату этого знать было не обязательно. — Нет. Лгунья. — Тогда в чем? — спросил он, медленно, с облегчением выдыхая — разумеется, ведь ей нельзя не поверить. Венди прикусила щеку изнутри, чувствуя, как жидким золотом ее обволакивает свет лампы. Зеленые глаза Майкла блестели чуть менее ярко. — Она просто напоминает мне маму. И все. Слова сорвались с ее губ — легкие и необдуманные, но подходящие. И ни капли правды в них нет. Мужчина, охваченный смятением, нахмурился и прикусил губу. Он смотрел на нее глазами бездомного щенка — жалостливо и непонимающе, от чего Мерривезер стало еще более тошно. Ее собственное сердце точно сдавили в железных тисках, а внутренности стянулись тугим узлом, указывая на ошибки, что она осознанно допустила при общении с братом. Помнит ли он, как выглядела их мама? Какими теплыми были ее объятия и поцелуи? Ах, да какая разница. Майкл разжал руки, неопределенно кивнул (себе или ей?), сел на прежнее место и замолчал. Тишина, наступившая между ними, сильно мешала, но никто из них не знал, о чем говорить дальше. Он не выдержал ее первым, молча оставив сестру в одиночестве. Венди совсем немного стала испытывать тошноту. Она думает: от сладкого. Кажется, ошибаться вошло у нее в привычку.***
— Сегодня я купил билеты. С началом лета у меня начинается отпуск и мы все летим в Америку. С начала ужина Венди, погруженная в собственные мысли, почти не принимала участия в разговоре мужчин, толком ни во что не вникая и отвечая на каждый вопрос исключительно односложно, но последнему предложению, сказанному Джоном, удалось привлечь ее внимание. — Что? — Я подумал, что все мы притомились от городской пыли, так почему бы нам не отдохнуть на природе в маленьком, но уютном загородном домике? — изрек старший из братьев с убежденностью ясновидящего, продолжая увлеченно есть. — Но почему именно Америка? — Там у нас есть знакомые да и в прошлый раз мы с Майклом взяли на заметку парочку мест. Но, Венди, если ты не хочешь лететь туда, то я могу сдать билеты и мы выберем другое место, — пожимает плечами Джон, не желая сильно вдаваться в подробности. — Нет, что ты, Джон. Это отличная идея, просто немного неожиданная. Если он упомянул знакомых, значит отдыхать нам придется где-то в штате Мэн. Наверное, все могло быть и хуже. Плененная воспоминаниями и снедаемая беспокойством, она не сразу слышит тихое, слабое движение и вскидывает голову лишь тогда, когда тишину разрушает негромкий голос Майкла. — Венди. Вздрогнув, она качает головой, сгоняя наваждение, и обеспокоенно смотрит на брата, наблюдающего за ней большими карими глазами, в которых нет ничего. — Извините, я просто задумалась, — пробормотала она и прочистив горло заговорила громче. — Это действительно отличная идея. Зрительно, Джон отмечает у своей сестры некоторую бледность и несколько отсутствующий взгляд. Но Венди быстро скрывает проступившие эмоции за мягкой, полной благодарности, улыбкой и братья списывают подобное состояние на какие-то незначительные проблемы, что могут заботить исключительно молодых девушек. Да и кто же, в конце концов, станет прислушиваться к внутреннему голосу, пока не станет слишком поздно? — Ладно, я, пожалуй, пойду спать. День выдался трудным, — дождавшись утвердительного кивка, девушка встает, стряхивая с бледно-голубой, словно немного выцветшей, юбки невидимые пылинки и дарит братьям последнюю (на сегодняшний день) улыбку. Старшим братьям.***
Когда девушка оказывается за дверью своей комнаты, она закрывает глаза, позволяя себе замереть возле стены, глубоко дыша. Лондон омывается весенним дождем, избавляясь от пыли дорог и осколков чьих-то пустых желаний, надежд. Что-то определенно идет не так. Не по правилу. Не по привычке. Не так. Едва поморщившись, Венди подносит руки к горлу. Тяжелый запах. Очень тяжелый. Из-за которого сознание перетекает в полусон или, скорее, глубокий обморок. Становится невыносимо дышать. — Нельзя открывать окно, — слова даются ей с трудом, глухо отдаваясь в голове. — Нельзя, — качает она головой, прижимая к груди острые колени и обхватывая их руками. — Нельзя. Город задыхается чистотой. Выдох-вдох.