Fly on the Wall

Описание: Причина, по которой Трейсер сдерживается, а Вдова — не стреляет. Недолго раздумывая, Вдова вернулась на Кингс Роу. Ничуть не взволнованная их последней встречей и серьезным выговором, полученным от «Когтя», она продолжила, как и обычно, собирать оружие и устанавливать на него оптический прицел. Занимая свое привычное место, она встала на колени и приложила щеку к холодной винтовке, как бы между делом настраивая прицел. Но, когда Вдова посмотрела сквозь него на ту самую квартиру, так же как и каждый божий день, потерпела неудачу. Шторы были задернуты, а окно в спальне и жалюзи — плотно закрыты. Слабый свет, пробивающийся сквозь щель под балконными дверями, свидетельствовал о том, что там кто-то был, однако Лена не хотела, чтобы теперь, когда она знала, что за ней следили, в её личное пространство вторгались. А еще табличка, написанная большими черными буквами и прикрепленная к стеклянной раздвижной двери, отлично давала понять, как чувствовала себя хозяйка квартиры последние двадцать четыре часа. «ПРОВАЛИВАЙ». Вдова нахмурилась. Это не было неожиданным. Лишь раздражающим. Закатывая глаза, не меняя ракурса, Вдова дотянулась до единственной кнопки на прицеле и нажала её — и тотчас же переключилась на тепловой режим. И, миновав раздражающую табличку и другие препятствия, она обнаружила её. Лена, приобретшая красно-оранжевые очертания, стояла напротив зеркала в ванной, держась руками за столешницу, и смотрела на свое отражение. Её плечи сокрушенно опустились спустя несколько минут созерцания. Лена схватила что-то со столешницы, закинула себе в рот и, как предположила Вдова, запила жидкостью. Что-то новенькое. Лена испустила такой глубокий вздох, что её грудь опала и поднялась, а затем переступила порог своей спальни. Войдя в комнату, она выключила слабо горящий свет и упала лицом в кровать, как безвольная кукла. Она не шевелилась. Не было ни плеч, содрогающихся от рыданий, ни кошмаров. Ничего. И так в течение часа. Вдова оставалась предельно неподвижной, ожидая хотя бы чего-нибудь, но Лена действительно провалилась в царство Морфея. На следующей неделе это повторилось. Каждый вечер Лена возвращалась еще позднее, чем в прошлый раз. Она неизбежно все меньше и меньше бывала дома — и то лишь для того, чтобы совершить привычный ряд действий: пойти в душ, принять таблетки и отправиться спать. За эту неделю Вдова приняла участие более чем в десяти боевых заданиях, убила двадцать офицеров полиции, солдат и охранников, ранила несколько агентов Overwatch, да так сильно, что тем пришлось отступать. Однако она ни разу не услышала радостного хихиканья и не увидела голубых полосок света. Её сердце билось так же медленно, как и тянулись десять тысяч восемьдесят минут. Вдова начала целиться в гражданских, наблюдая, как они ползали и кричали от боли, когда пули проходили сквозь ноги и другие уязвимые места. Она не щадила ни мужчин, ни женщин, ни детей, которые попадали в её прицел, однако… Тук. Тук. Тук. Тук. Её сердце билось не так, как прежде. Фарра принесла Лену в медицинский отсек, крепко удерживая, пока та рыдала и выкрикивала проклятия. Синие доспехи окрасились кровью, которая текла из израненных ног Лены, делая ту неподвижной. Неспособной ходить и уж тем более бегать. Бесполезной. Лена дрожала. Ангеле потребовалось полчаса, чтобы извлечь все осколки разрывных пуль из её ног. Анестезия, похоже, действовала недостаточно хорошо, чтобы заглушить всю боль. Фарра осталась стоять рядом, держа Лену за руку и позволяя ей стискивать свою ладонь, пока костяшки пальцев не побелели. Пронзительный взгляд египтянки отрезвлял девушку, не давая ей упасть в пучину боли и её собственных, полных яда слов. — Я… я чертова идиотка, — кричала она. — Лена, послушай. Эй, смотри на меня. Ты не идиотка, держись. — Я… я не могу… — Нет, можешь. Смотри на меня. Другие агенты Overwatch молча ожидали снаружи, слушая, как самый позитивный член их команды навзрыд рыдал и проклинал себя в порывах вины и самоненависти. Воздух в помещении неожиданно стал тяжелым. К тому времени как последний металлический осколок был извлечен из плоти, голые руки Ангелы были покрыты кровью; она в такой спешке оказывала девушке помощь, что не нашла времени позаботиться о себе, но её это и не волновало. Лена тихо дышала, лицо было покрыто тонким слоем пота; она испустила вздох облегчения и высвободила руку Фарры из крепкой хватки. Ноги Лены перевязали, а куртку, очки и полуботинки сняли, пока укладывали её в постель. Слез не осталось, хотя ей отчаянно хотелось расплакаться, когда две женщины, которые вступились за неё, не говоря ни слова, крепко её обняли. Доспехи и пальцы окрасились в багровый, и это была её вина. Ей хотелось зарыдать. Почему она чувствовала себя так? Словно она была необычайно одинокой, несмотря на любящие объятия, в которые её заключили. Она так и уснула — держась за их окровавленные руки, переплетя пальцы. Лена проснулась в медицинском отсеке, который был полон цветов, шариков и мягких игрушек буквально со всего мира. Открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления украшали стены, возле которых не было медицинского оборудования, и она сразу же узнала каждый красивый и ужасный почерк. В первый раз за многие годы она плакала с улыбкой на лице. Спустя несколько часов после лечения Ангелы Лена вновь встала на ноги. Не осталось ни единого следа от ран и ни единого шрама, а вот леггинсы сразу же пришлось выкинуть. Не успела она броситься в объятия своих друзей, которые с нетерпением ждали её возвращения, как Ангела остановила её. — Лена… — Не надо, — она держала глаза опущенными, переминаясь с ноги на ногу. — Я уже всё поняла. — Мне так не кажется. Ей протянули новый маленький флакон таблеток. Лена презрительно усмехнулась, отводя взгляд от оскорбительных оранжевых капсул. — Повышенная чувствительность не делает тебя слабой. Ты человек, Лена. Я знаю, что ты любишь быть той, благодаря кому все улыбаются, но прием этих таблеток означает уменьшение симптомов. Никто не перестанет уважать тебя. В конце концов Лена взяла таблетки, давая согласие на небольшие сеансы с Ангелой для лечения её депрессии. Она спрятала их в куртку и бросилась в объятия своих товарищей. Она, как и обычно, отшучивалась, но фальшивой улыбки было недостаточно, чтобы её вчерашние крики оставили без внимания. Лусио и Дива взяли с неё обещание, что она поговорит с кем-нибудь из них, если ей потребуется. Точно так же, как и она однажды поклялась выслушать их в любое время и по любому вопросу. Фарра молчала, когда Лена тихо благодарила её, слишком пристыженная смотреть прямо в глаза. А затем улыбнулась и обняла так крепко, что Лена ощутила прилив сил лишь от одних объятий. А вот Райнхардт сразу же схватил её, когда она была одна, перекинул через плечо и предложил пропустить стаканчик-другой. К концу вечера Лена выучила одну немецкую песню. Каждый день в течение недели она проводила со своими друзьями, путешествуя, тренируясь или даже ходя за покупками. Пока что в стороне от битвы. Каждый был осведомлен и следил за ней и тем, как проходит её лечение. Уставшая после дня, полного приключений и откровений, которые лились через край каждый сеанс с Ангелой, она вернулась домой и упала лицом в кровать, легко улыбаясь. «Как ты себя чувствуешь?» «Отлично. И в этот раз я серьезно. Вначале было трудно, но теперь я готова вернуться. А то я не нахожу себе места». «Понимаю. Я обмолвлюсь об этом с Ангелой, но не могу давать никаких обещаний». «Спаси-и-бо <3». «Ты достаточно отдыхаешь? Последний раз, когда я проверяла, ты вернулась очень поздно». «Между прочим, тот концерт был великолепным, и я даже не жалею. А во-вторых, сейчас я дома и собираюсь лечь пораньше спать». «Обещаешь?» «Обещаю». «Хорошо. Сегодня чудесный вечер. Я собираюсь сходить куда-нибудь с Ангелой. Но, если тебе что-то нужно, дай нам знать, как только представится возможность». «Спасибо тебе, Фария! <3 Приятно проведите время!» Лена на секунду посмотрела в свой телефон, улыбаясь при взгляде на имя «Синяя Мама», которое сопровождалось длинным потоком других сообщений от её друзей. Они узнавали, как она, заботились о том, чтобы она возвращалась домой в безопасности, строили планы и тому подобное. Сказать, что эти несколько недель были тяжелыми, — ничего не сказать. Если честно, это был тяжелый год. В первый раз проснувшись с металлическим устройством, прикрепленным к груди, Лена почувствовала, как её фальшивая улыбка исчезла, а щеки загорелись, и разразилась неподдельным, жизнерадостным смехом. Тяжесть поддержки боевого духа своей команды, возложенная на её плечи, казалась все легче с каждым сообщением и объятием. Лена вернулась домой после прогулки с Дивой; она обыграла её в одном матче, и после этого началась настоящая резня в галерее игровых автоматов. Лена упала на диван и была встречена тишиной. Хотя ей и было одиноко, несмотря на все сообщения и телефонные звонки, подтверждающие то, что её любят и ценят, это больше не воспринималось так болезненно. Лена вздохнула, на минуту откидываясь на диванные подушки, и лишь затем заметила, какая стояла темнота. Да, был уже глубокий вечер, но казалось, что она совершенно… отгорожена от внешнего мира? Ну конечно. Шторы были задвинуты. …Ох. И неожиданно она вспомнила, почему. Вернувшись домой после ранения, после первого сеанса терапии, после похода в ресторан, где она выпила и выучила новую песню, Лена подошла к раздвижной двери, прикрепила на обратной стороне быстро начерканную табличку и задвинула шторы. Это была записка специально для того, кто, как она теперь знала, за ней наблюдал. И это заставило её задуматься: была ли она по-прежнему здесь? Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Лена вскочила и быстро раздвинула шторы. Табличка была по-прежнему прикреплена, а замок — на месте. По крайней мере, Вдова не предприняла попытки ворваться внутрь и сделать что-нибудь плохое. Но почему-то Лена знала, что та не решится на подобное. Все же Фарра была права. Раздвигая дверь, Лена шагнула на небольшой балкон и удовлетворенно вздохнула, когда холодный ветерок легко ударил в лицо. Опираясь на перила, она вдохнула полной грудью, наслаждаясь свежим ночным воздухом, машинами, проезжающими мимо время от времени, и людьми, мирно бредущими домой. Было так спокойно. Однако она почувствовала, как мурашки ползли по её спине — и вовсе не из-за холодного ветра. Из-за ощущения, что кто-то следил за каждым твоим движением. Подсознательно, в минуту наваждения, Лене безумно захотелось обернуться через плечо, словно чей-то взгляд скользил прямо по коже. Но в этот раз… Лена чувствовала, что попала в перекрестье прицела Вдовы. Чувствовала, что её палец просто лежал на спусковом крючке и она целилась точно в середину лба. Волосы на её теле встали дыбом, мышцы напряглись, и она сама была готова сорваться с места в момент выстрела. Но за все время Вдова ни разу не выстрелила, хотя было столько возможностей. Лена совершала ошибки на поле боя, а здесь она была и вовсе беззащитной, однако по-прежнему встречала новый день. Лена всмотрелась вдаль, задаваясь вопросом, смогла ли бы она хотя бы мельком увидеть снайпера. Конечно же, нет. Однако она знала, что та наблюдала. Тук-тук-тук-тук-тук-тук. В последний раз, когда они встретились лицом к лицу, все закончилось не особо… радостно. Лена вышла из себя, переполненная яростью, и взорвалась напротив своего величайшего врага. Какого мнения о ней была Вдова сейчас? Та днями следила за Леной и видела её одиночество и депрессию во всей красе. Каждую бессонную ночь и каждый всхлип. За ней наблюдали в её убежище — единственном месте, где она чувствовала себя как никогда уязвимой. Разочаровалась ли Вдова в ней? Заслуживала ли Лена того, чтобы её по-прежнему называли врагом или же девушкой с фальшивой улыбкой? От воспоминаний о минувшей битве у неё все перевернулось в животе. Лена посмотрела на небо, напряженно хмуря брови. А затем улыбнулась. Взыгравший адреналин и азарт мурашками пробежались по её телу, и она сделала один-единственный шаг назад. Вытянула руки вперед и торжественно произнесла: — Сделай это. Тишина Кингс Роу была ей ответом. На мгновение Лена задумалась, была ли Вдова по-прежнему тут. «Нет, она здесь. Я точно знаю». Лена стояла одна на балконе посреди ночи, бросая вызов, вытянув руки перед собой и с улыбкой на лице. Минула целая минута. И ничего не произошло. Если бы это было возможно, глупая улыбка Лены стала бы еще шире, когда она опустила руки. Она чувствовала себя победительницей и как никогда живой. Она весело подмигнула городу и развернулась на пятках в сторону гостиной. Прозвучал раскат грома, но на небе не было ни облачка. Маленькая ваза около дивана неожиданно разбилась, распадаясь на миллионы осколков; вода и цветы разлетелись по всей комнате. Лена совершенно оглохла на левое ухо, а в голове зазвенело; где-то вдали залаяли собаки, и один за другим в окнах заинтересованных и взволнованных граждан загорался свет. В первые секунды Лена не шевелилась. Она медленно поднялась и терла ухо до тех пор, пока звон не прекратился. То, что она не оглохла навсегда, было чудом: не в первый раз ей давали предупредительный выстрел. Лена бросила взгляд на вазу — или на то, что от неё осталось, — и обнаружила дымящуюся пулю, застрявшую в стене. Медленно разворачиваясь, она посмотрела на спокойное, казалось бы, небо. Лена сразу же сообразила, где именно была Вдова. «Ох. Конечно». Её сердце было готово выскочить из груди, щеки загорелись от радости, и она в ту же секунду побежала. Спрыгивая с балкона и совершая скачки́ вдоль домов, оставляя за собой голубые полоски света, она искренне рассмеялась. Холодный ветер обдувал кожу, мир вокруг по одному её желанию терял свои четкие очертания, и, господи, как же хорошо было снова оказаться на улице. И действительно, приблизительно в двадцати домах показался темный, выжидающий силуэт в полной боевой готовности, с винтовкой в руках. Лена совершила скачок к уступу на крыше, не намного выше той, рядом с которой она находилась — достаточно близко, чтобы говорить, и достаточно далеко, чтобы убежать, если ей потребуется. А вот и она. Высокая, мрачная и все такая же смертоносная. Несмотря на то, что Лена не могла сдвинуться с места под пронзительным взглядом Вдовы, её сердце по-прежнему бешено колотилось. Они не произнесли ни слова. Беспокойный лай собак прекратился, один за другим свет в окнах граждан, не воспринявших всерьез громкий выстрел и вернувшихся ко сну, погасал, а они пристально смотрели друг на друга. Они молчали, но за них говорили глаза. Вдова улыбнулась девушке. Впечатленная и почти что испытывающая гордость. — Прекрасно выглядишь, — наконец сказала Вдова и, понимая, что Трейсер не вооружена, опустила винтовку и сложила её. — Ага, — ответила Лена, скрещивая руки на груди. — …Тебе ли это не знать. Ты как бы видела достаточно за последние несколько дней. — Так и есть. — Но зачем? Из любопытства, или, может, ты шпионишь за мной? — Это тебя не касается. Лена пожала плечами, садясь на край крыши и свешивая ноги. — Я могу высказать предположение, но, сдается мне, ты скажешь, что я неправа, — фыркнула она. Между ними вновь повисла тишина. Трейсер, держа ладони на коленях, сцепила пальцы в замок и глубоко вздохнула. — Никогда не задумывалась, насколько это странно? Вдова сощурила глаза, но продолжила слушать. — Больше всего на свете мне хотелось пробиться сквозь броню хладнокровной убийцы. Я верила, что моя старая подруга вернется, но… — она на секунду остановилась, грустно смеясь. — Её больше нет. Теперь я в этом уверена. Нет, я признала это уже давно, но все равно надеялась и использовала в качестве оправдания для продолжения… Ты сама знаешь, чего. — Она показала пальцем на Вдову, а затем на себя, жестом поясняя свои слова. — Теперь ты знаешь, насколько увлекательна моя жизнь вне поля боя, — Лена шумно выдохнула, сдувая пряди волос с лица. — Я ненавижу её… Я гожусь только для одного, и, когда я этим не занимаюсь, я не чувствую… Я не чувствую себя… — …живой. Вдова ответила настолько быстро и безапелляционно, что Лена вздрогнула от звука её голоса. Возможно, она была не настолько сумасшедшей, как ей казалось, раз уж и Вдова чувствовала то же самое. А это означало, что настало время откровений. — Ты не единственная, кто устраивал слежку, — начала Лена, глядя на недоумевающе хмурящуюся Вдову. — Я видела тебя, когда ты стреляла в членов моей команды и людей направо и налево. Мне стоило остановить тебя, но я этого не сделала. Она нервно сцепила пальцы в замок и судорожно вздохнула, прежде чем продолжить: — Ты никогда не моргаешь, когда нажимаешь на спусковой крючок. Все твои выстрелы попадают точно в цель, но ты всегда остаешься совершенно спокойной. После каждого выстрела были слышны крики боли и ужаса, но Лена пряталась за углом и с восхищением смотрела на Вдову, которая не ощущала ничего, кроме отдачи винтовки. — Но не тогда, когда ты со мной. Ведь когда они вступали в схватку — нет, когда они танцевали в воздухе, полном пуль, огнестрельных вспышек и отравляющих веществ, — она улыбалась, хохотала и чувствовала себя как никогда живой. Лена рассмеялась, качая головой. — Какое же это безумие. «Как сильно мы нужны друг другу, чтобы чувствовать себя живыми». Вдова оставалась предельно спокойной, наблюдая за тем, как девушка поднялась, отряхивая ноги. — Я убью тебя в один прекрасный день, — как бы между делом сказала Трейсер, а затем передернула плечами. — Или не исключено, что ты первая меня поймаешь — кто знает. В конце концов снайпер улыбнулся. — Это будет важный день, не так ли? — промурлыкала Вдова. — Когда мы наконец решим, что это уже чересчур или же еще не совсем. Вдова и Трейсер стояли напротив друг друга в комфортной тишине. Никогда еще они не испытывали такую радость от риска собственной жизнью ради небольшой порции адреналина. — Доброй ночи, — сказала Трейсер, посылая воздушный поцелуй, и со смешком ушла — исчезла в ночи среди полосок голубого света, оставив снайпера стоять на крыше наедине со своими мыслями. — Adieu mon amour. Вдова вернулась на базу «Когтя», признавая, что Трейсер представляет угрозу. Она также поклялась убить любого агента, который хоть пальцем притронется к её цели.