Иллюзия свободы

Свет, озаряющий внутреннее пространство корабля, был чересчур ярким. Возможно, из-за солнца, что наконец вырвалось из плена свинцовых туч и отвоевало законное место на небосводе. А возможно из-за разбившихся вдребезги окон, чьи осколки теперь усыпали собой весь салон. У Скотта заняло несколько долгих минут, чтобы окончательно прийти в себя. Разомкнув веки, он невидящим взглядом прошёлся по серому потолку и неработающим лампочкам. Со стороны ничего толком и не изменилось. Корпус остался целым, вмятин не наблюдалось, провода или обшивка ниоткуда не свисали. Но, как известно, не стоит доверять первому впечатлению. Особенно, если ты пока не видел картины целиком. Сесть, а уж тем более встать удалось не с первого раза. От любых движений организм тут же протестовал: каждую клеточку тела пронизывала боль, точно от заряда электрошокера. С головой дела обстояли ещё хуже. Затылок будто сдавило тисками, которые то ослабляли хватку, то наоборот сжимались с удвоенной силой. Коутон потёр виски и немного подождал, пока дискомфорт не отступит. Затем он осторожно поднялся, едва не оступившись на ровном месте. Повсюду валялись детали и инструменты, при аварии разлетевшиеся по углам. Осколки на полу напоминали причудливую мозаику, переливаясь радугой. Их было множество, разных форм, размеров. Будто кто-то переносил гигантское зеркало и по неосторожности уронил его на полпути. При других обстоятельствах этими стёклышками можно было бы легко залюбоваться. Отвлечься от запланированных дел и долго следить за игрой бликов — за вереницей солнечных зайчиков, что безмолвно сверкали на стенах. Однако сейчас они не вызывали ничего, кроме раздражения. Под ноги теперь приходилось смотреть с особой внимательностью, дабы крохотный, но острый кусочек ненароком не впился в подошву ботинка. Обратив внимание на приборную панель, Скотт впал в замешательство. Что-то определённо было не так. Но затуманенный разум никак не мог определить, что именно. Подойдя ближе, Коутон увидел Винсента, лежащего лицом вниз прямо на сенсорных клавишах, благо, те вышли из строя вместе с двигателем и прочими коммуникациями. Будить Бишопа Коутон не спешил, решив обдумать сложившуюся ситуацию. Они успели отлететь далеко от Комплекса, вероятно, покинув пределы города. Оказались посреди бескрайнего леса. В местности, которую из людей никто и никогда раньше не исследовал, опасаясь случайно наткнуться на врага. Корабль разбился вдребезги. При всём желании его вряд ли удастся вновь поставить на крылья. А без транспорта вернуться обратно не выйдет. Идти пешком — верная смерть. Её причиной станут либо аниматроники, либо дикие животные, либо банальное отсутствие припасов. Неважно. Исход одинаково нежелательный. Передатчик. Точно. Бишоп всегда таскал его с собой. Нужно попробовать связаться с цивилизацией и подать сигнал о помощи. Скотт огляделся, лихорадочно ища спортивную сумку с вещами. Её, к огромному сожалению, нигде не обнаружилось. Зато нашёлся пистолет. Второй куда-то запропастился: при крушении его могло отшвырнуть куда угодно. Даже на улицу. Времени на поиски тратить не хотелось: его и без того в обрез. Со щелчком выскочила обойма. Полная. Скотт вставил её обратно, передёрнув затвор. На сей раз холодная гладь металла не вызывала прежнего отторжения и неприязни. Наоборот, она придавала долю храбрости, намекая на необходимость использовать оружие. Коутон аккуратно приблизился к Бишопу, стараясь не задеть разбросанный хлам и не создать лишнего шума. Напрасно, Винсента сейчас просто так разбудить бы не получилось. — Винсент? — Никакой реакции. Потрепав того за плечо, Скотт позвал вновь. Не дождавшись нужного результата и на сей раз, он проверил пульс. Живой. Отлично. — Винсент! Проснись! Наконец Бишоп зашевелился, пробормотав что-то невнятное и лишённое смысла. Медленно приподнявшись на локтях, он повернулся к источнику звука, состроив гримасу возмущения. От Винсента буквально исходило желание послать всех восвояси и снова лечь спать, точно его разбудили в шесть утра в законный выходной. — Я уж думал, не посажу эту пташку, — выдал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Как тебе поездка, Скотти? — Прекрасно. А теперь вставай. Покидать кресло пилота Винсент не торопился. Прикрыв глаза, он вдруг улыбнулся, будто искренне радуясь подобному ответу. Ни приказной, сердитый тон собеседника, ни дуло заряженного пистолета его, похоже, ничуть не смущали. — Ты не в том состоянии, чтобы приказывать мне, — констатировал он после паузы. Мимолётного взгляда вполне хватило, чтобы поставить диагноз. — Ты тоже, — Скотт демонстративно снял оружие с предохранителя. — Вставай. И без фокусов. — Ты же не убьёшь меня, — не вопрос, а постановка перед фактом. — Это зависит не от меня, а от того, куда попадёт пуля. Так что давай не будем проверять. Винсент замер, в упор уставившись на Скотта, словно не верил услышанному. Затем, взвесив все за и против, решил пойти на уступки. — Хорошо-хорошо. Как скажешь. Дальше одного шага дело не продвинулось. Стоило ступить на левую ногу, как её остро кольнуло в районе щиколотки. Винсент опёрся на подлокотник кресла, приглушённо выругавшись. Скотт подался вперёд, желая помочь, но вовремя отдёрнул себя, оставшись стоять на месте. Беспокойство проявилось иным путём — через слова: — Ты в порядке? — В полном... Убедившись, что отделался обычным вывихом, а не переломом, Винсент ещё раз осмотрел творящийся вокруг разгром. И, ненамеренный задерживаться, пошёл к выходу. — Ты куда направился? — спросил Скотт, внимательно следя за ним и ни на миг не выпуская из виду. — Я не собираюсь торчать без дела на этой посудине, — Бишоп попытался разжать покорёженные двери, но те заклинило намертво. Они словно слились в единую конструкцию, не желая поддаваться. — Или ты предлагаешь остаться здесь и подождать, пока к нам заявится кучка роботов? Ответ был очевиден. Вместо дверей пришлось воспользоваться окнами. Осторожно выбравшись из кабины, Винсент и Скотт увидели перед собой горы, величественно возвышающиеся ввысь, в которые, собственно, они и врезались. С противоположной стороны простирался лес, кажущийся бесконечным. И до жути враждебным. Даже при ярком дне от него исходила враждебная атмосфера, вырубленная из зазубренной коры вековых деревьев. Внезапно из густых зарослей раздались тяжёлые, приближающиеся шаги. Хрустели, ломаясь стебли. Земля проминалась под чужим весом. Винсент не знал точное количество аниматроников, но сколько бы их ни было, они представляли серьёзную опасность. Они никогда не оставляли никого в живых. Неважно, в каком состоянии пребывал человек: готовился самоотверженно ринуться в бой или корчился на земле в агонии с выпущенными наружу кишками. Их гнев полыхал вечно, как костёр, давно выработавший иммунитет к воде. — Отдай мне пистолет, — велел Бишоп Скотту и протянул раскрытую ладонь. — Ни за что. — Если ты этого не сделаешь, нас убьют. — В серых глазах на долю секунды промелькнуло раздражение. В карих отразилась похожая эмоция. — А скажи-ка мне… С чего я вообще должен тебя слушать? — грубо отозвался Коутон. Душу поглощали горькое негодование и злоба. — Я верил тебе, считал своим другом, а ты знал это и продолжал врать. Зачем? Зачем тебе потребовалось жертвовать нашими отношениями? Предавать меня, играть с моими чувствами. Ради чего?! Винсент стоял, не решаясь оборвать молчание. — Отвечай! — Я объясню тебе всё позже, ладно? — наконец произнёс он неожиданно мягким тоном. — А сейчас, прошу, доверься мне. Последний раз. Скотт колебался, нервно стискивая оружие в руке. Топот механических ног нарастал, мешая сосредоточиться и принять единственное верное решение. — Можешь оставить пистолет, — сказал Бишоп. — Но, пожалуйста, чтобы сейчас не произошло, не нажимай на курок, — а затем отступил немного назад, давая понять, что угрозой является совсем не он. Широкие листья растений послушно расступились, когда их раздвинули железные лапы. Существо, вышедшее из тени деревьев, выглядело неважно, будто его тросом привязали к капоту машины и несколько часов провозили по асфальту. Тело исполосовали многочисленные дыры. В них, точно оголённые органы, проглядывались внутренние механизмы. На голове красовались длинные уши, единственные сохранившиеся в относительно презентабельном состоянии. Из рук имелась всего одна, другую оторвали в неудачно прошедшем бою. Теперь на её месте торчали обрубленные провода, спутавшиеся, словно черви. Но наибольшую долю страха наводило отсутствие у робота лицевой части. Там, где должны были располагаться рот и нос, зияло чёрное, бездонное ничто. Где-то в глубине пугающим красным горели два мерцающих огонька, чьё мёртвое сияние завораживало и приводило в ужас одновременно. Скотт оцепенел. Он мысленно гадал, сколько представший перед ними робот сумел пережить столкновений с людьми. Судя по корпусу и использованным деталям… Да, старая модель. Очень старая. Видно её сконструировали ещё в первое десятилетие с начала катастрофы. Винсент, в свою очередь, смотрел на кролика как-то странно. Так смотрят на давних знакомых, которые кардинально поменяли внешность, но не предупредили о своём новом образе остальных. — Бонни? Хей, Бонни! — окликнул он аниматроника, но диалог не задался. Робот необычайно быстро для своих повреждений сорвался с места. Словно бык, среагировавший на колыхающуюся тряпку в руках матадора, он стремительно сокращал расстояние до цели. Ничего, Винсент привык и не к таким скоростям. Пускай кролики достаточно шустрые, до пиратов им ещё далеко. Выждав подходящего момента, Винсент проворно отскочил. Боль в ноге стрельнула молнией, однако сейчас было абсолютно не до неё. Агрессивно настроенный робот волновал куда больше. Порывисто обернувшись, кролик попытался нанести удар уцелевшей лапой, но промахнулся. Механический кулак со свистом рассёк воздух. Воспользовавшись заминкой противника, Бишоп уже через мгновение оказался у него за спиной. Бонни относился к той редкой модели, что всегда нравились Бишопу с точки зрения технической составляющей. Они имели крайне важную, но губительную для них особенность. Кнопку моментального выключения на шее. После короткого писка кровавое свечение зрачков постепенно затухло, пока окончательно не растворилось до непроницаемой темноты. Маскот упал с глухим, тяжёлым звуком. Бишоп отошёл от него, хромая и стискивая зубы. — Я никогда не встречал таких роботов, — сказал Коутон в задумчивости, с любопытством рассматривая кролика. — Откуда ты знал, что там есть выключатель? — Я… — закончить мысль Винсент не успел. Из леса неожиданно показались новые аниматроники, подобно грозной, непобедимой армии, шагающие строем. Пять, шесть… Слишком много для двух человек. Вперёд выступил жёлто-коричневый медведь. От остальных он отличался довольно высоким ростом, впрочем, как и статусом. Морда, тело — всё в нём отдавала неестественностью, насколько данное слово вообще применимо к роботам. Скотта посетило непреодолимое желание выпустить в эту громадину сразу всю обойму, пусть в конечном счёте пули и не нанесут ей никакого урона. Просто так. Для успокоения совести. Медведь водил головой туда-сюда, сканируя местность на предмет угрозы. Судя по небрежным, ленивым движениям Скотта и Винсента за источник опасности он не считал. Его свита, собравшись кругом, стояла рядом, терпеливо ожидая указаний и будто застыв в окружающем пространстве. Нападать аниматроники не спешили. Но стоило сказать соответствующее слово, ситуация могла непоправимо измениться. Именно поэтому его решил взять Бишоп. — Не советую подходить ближе, иначе вас постигнет та же участь, — предупредил он, кивков указав на обездвиженного кролика. Самоуверенности Бишопа только позавидовать. Как и умению запугивать, не имея хотя бы какого-то оружия под рукой. Казалось, сами роботы подивились неслыханной наглости. — Кто ты, что смеешь мне угрожать? — спросил медведь. Голос его был странным и искажённым, будто состоял из двух, перемешанных вместе. Один — до дрожи низкий — сопровождало зловещее эхо. Второй — высокий и звонкий — звучал, как туго натянутая струна, готовая вот-вот оборваться. Из-за нескладного дуэта некоторые слова становилось попросту трудно различить. Масло в огонь подливали фоновый шум и помехи, вызванные значительными неполадками в аудиосистеме. — Винсент Бишоп, — без колебаний ответил человек, не разрывая зрительного контакта с собеседником. Затем из нагрудного кармана рубашки он достал позолоченный значок, показывая его роботу, словно полицейский удостоверение подозреваемому. — Тронете меня — потом будете сильно сожалеть. Поначалу Скотт принял значок за фирменный знак Комплекса, но при внимательном рассмотрении понял — этот совершенно другой. С резьбой и изображением головы медведя в цилиндре. Фредди. Тот самый. А вот надпись «Security» сверху настораживала. Зачем аниматроникам понадобилась охрана? Тем не менее потёртый жетон не оставил робота равнодушным. — А… это ты. Разумеется. Извини, не узнал сразу. Вы люди все одинаковые. Что, посадка не задалась? — поинтересовался аниматроник с явной издевкой. Снаружи корабль смотрелся намного печальнее, чем изнутри. Переднюю часть разнесло вдребезги, и теперь она напоминала груду привезённых со свалки механизмов, но никак не чудо инженерной мысли. Длинный, заострённый нос сложился гармошкой, пострадав сильнее всего. Лишь благодаря чуду двигатель остался целым и не загорелся. В противном случае людей ждал бы не слишком обнадёживающий финал. Либо взлететь на воздух от мощного взрыва, либо задохнуться от переизбытка вредоносного газа в лёгких. Листья, сорвавшиеся от внезапной встряски, укрыли живым ковром весь корпус и те обломки, что остались от крыльев. Металл на фоне растительности смотрелся немного вычурно, будто небоскрёб, построенный прямо посреди цветочной поляны. — Удирали от ракеты, пришлось импровизировать. Фредбер издал что-то наподобие смеха. Его запасной рот в области живота также приоткрылся, растянувшись ни то в доброжелательной улыбке, ни то во враждебном оскале. Скотта передёрнуло от этого диссонанса. Если бы не решительный и хладнокровный настрой Винсента, он бы уже давно потерял самообладание. — Не очень удачно, как я погляжу. — У вас есть корабль? — спросил Бишоп, проигнорировав колкость робота. — Допустим, что да. Но скажи… Разве тебе разрешалось работать с напарником? Переглянувшись со Скоттом, Винсент вновь сосредоточил внимание на роботе. Градус напряжения, за время короткой беседы опустившийся до приемлемой отметки, снова вырос. — Ты нарушаешь правила. Может мне стоит рассказать об этом Фредди, как думаешь? — Тогда не забудь напомнить ему, как много я для вас делаю, — не растерялся Винсент, — Ради вашей безопасности я изо дня в день рискую собой и своей репутацией. Одно маленькое требование с моей стороны вполне позволительно. Не трогайте этого человека. — Ты, видимо, забыл, в каком положении находишься, — аргумент не произвёл на аниматроника должного впечатления, а, наоборот, рассердил. — Мы сохранили тебе жизнь, дали возможность быть с нами. И после подобного жеста доброты ты смеешь высказывать недовольство? — А я дал вам возможность победить. Добиться господства над миром, получить тотальную власть. Одна жизнь по сравнению с безграничным могуществом — не совсем честный обмен, не так ли? Хотите выиграть? Хотите заручиться моей безоговорочной поддержкой? Сделайте условия нашего договора равными. Медведь смолк в задумчивости, по-прежнему сохраняя холодный, мрачный вид. — Хорошо. Но мне придётся доложить о твоём своеволии остальным, — наконец сдался он. — И да, имей в виду, если твой друг решит затеять что-то неладное, мы быстро устраним данную проблему. — Не беспокойся, я ручаюсь за него. Скотт, ранее пытающийся вникнуть в суть разговора, окончательно потерял его тонкую смысловую нить. Голова раскалывалась надвое, будто правую часть мозга решили отделить от левой пилой и разрубить его пополам. Изображение перед взором помутнело, покрывшись скоплением бликующих пятен. Понять, какой предмет скрывается в расплывчатых очертаниях, становилось всё сложнее. Коутона резко качнуло вбок, как при внезапной качке на корабле. Сохранить равновесие на сей раз не вышло — уже через секунду он рухнул на холодную землю. Удара Скотт не почувствовал. Лишь лёгкое, успокаивающее ощущение неожиданно пришедшей безмятежности. Трава отдавала влагой, не успевшей до конца впитаться после дождя. На ощупь она оказалась гораздо мягче, чем он мог себе представить, словно сделанной из шёлка. Нежной, обволакивающей. Как тёплые волны моря, гонимые на берег редкими порывами ветра. Скотт хотел одного – провалиться в настойчивые объятия сна и никогда не просыпаться. Забыть события нынешнего и прошедшего дней, а заодно и всех тридцати лет, проведённых в вечной безысходности и страхе. Вернуться к тому Винсенту, которого он знал с самого начала. К весёлому. Заботливому. Рассказывающему глупые шутки к месту и без. Коутон помнит многие из них. Даже те, которые давно должны были стереться из памяти. А ещё он помнит, как Винсент буквально превращается в кота, когда смеётся. В довольного, с широкой улыбкой и хитрым взглядом из-под сощуренных глаз. Порой он, конечно, достаёт нелепым, почти ребяческим поведением, но Коутон давно привык к этому. Иногда Скотт ловит себя на мысли, что находит его чудачества чуточку забавными. Бишоп умеет становиться серьёзным, когда действительно нужно. Едва случается неприятность, он приходит на помощь. Советует, подсказывает или просто позволяет выговориться, с неподдельным вниманием слушая каждое слово. Коутон всегда делится с ним секретами, переживаниями, изливает душу. Отчасти потому, что больше некому. Отчасти потому, что он проникся доверием к Винсенту ещё очень и очень долгое время назад. И ровно до сих пор его вера оставалась нерушимой. Последнее, что видит Скотт перед тем, как окончательно отключиться, – встревоженное лицо Бишопа, склонившегося над ним. Скотту совершенно не нужен мир во всём мире или прекращение затянувшейся войны. Ему нужен Винсент. Его Винсент.