Иллюзия свободы

Даже спустя несколько часов Скотт не мог отделаться от настойчивого ощущения, что к нему кто-то прикасается. Сидит рядом, чересчур близко. Трогает, целует, а после смеётся, говоря что-то, что не принято с такой беззаботностью произносить вслух. Скотт старается отвлечься и сосредоточиться на чём-нибудь другом. Натыкается взглядом на Винсента. Случайно, а может быть и вполне осознанно. Тот околачивается на кухне, копаясь в ящике в поиске таблеток. Голова зудит, точно сверло дрели плавно проделывает в ней дыру. Коутон чувствует на своих запястьях чужие сильные руки. Они удерживают его, тянут к себе, настырно прося внимания. Он закрывает глаза, отодвигая окружающую действительность на второй план. Поцелуи, укусы. Он помнит их все и с лёгкостью воспроизводит в воображении. Больно, приятно, всё сразу. Почему Винсент вообще сделал это? Совершенно очевидно, что подтолкнули его наркотики. Как алкоголь заставляет пьяного творить вещи, которые он ни за что бы не совершил, будучи трезвым. Но только ли они являются причиной? И как далеко Бишоп бы зашёл, если бы не отключился в неподходящий момент? Скотт решил не углубляться в размышления о данной теме. По крайней мере не сегодня. Заслышались приближающиеся шаги. Он отмер, вернувшись с небес на землю. Бишоп опустился в кресло, залпом осушив принесённый с собой стакан воды. Аккуратно поставил на стол, чтобы тот не стукнулся о жёсткую поверхность. Любой звук по громкости сейчас походил на раскаты грома. Зарывшись пальцами в волосы, он застыл в такой позе. Недовольное выражение лица постепенно разгладилось до нейтрального. — Винсент, мне нужно с тобой поговорить. — Что-то случилось? — спросил он тихо, прокашлявшись. — А ты не помнишь? Последовала пауза раздумий. — Если я напугал тебя криком, то прости. Или, если ударил… Я не могу это контролировать. — Я… не про это, — опешил Скотт. Подобного развития событий он ожидал в самую последнюю очередь. Раз обстоятельства складываются таким непредвиденным образом, необходимо подбирать слова осторожно. Достав из кармана то самое неизвестное «лекарство», он продемонстрировал его собеседнику. — Что ж, если ты и в самом деле всё забыл, спрошу снова. Что это? — Отдай, — приказал Бишоп резко. Он поднялся со своего места, требовательно протянув раскрытую ладонь. — Откуда они у тебя? — Не отдам, пока не ответишь. И не вздумай перевести тему. Я не отстану, — отметив, что Винсент явно колеблется, он добавил снисходительно: — Пожалуйста, мне нужно знать. Тебе известно обо мне почти всё. А мне о тебе, как оказалось, ровным счётом ничего. Одна сплошная ложь. — Что ты хочешь услышать? — выдохнул Бишоп, не скрывая подступившего раздражения. — Давно ты умудрился подсесть на наркотики? И главное — зачем? — Призраки. — Что? — Я вижу призраков. Доволен? — Но призраков ведь не существует… — уточнил Скотт недоверчиво. Слышать прозвучавшее заявление из уст пусть и не совсем психически здорового, но всё же взрослого и умного человека было мягко выражаясь странно. К тому же, когда он проявлял абсолютно серьёзность без единого намёка на неудачную шутку или сарказм. — Я тоже не верил в них. Но с некоторыми факторами не поспоришь. Я вижу их постоянно. Во сне, наяву — разницы не имеет. Каждую чёртову ночь они приходят ко мне, не оставляя в покое до самого рассвета. Дети. Убитые мною дети. — Ты не думал, что испытываешь галлюцинации? Из-за перенесённого стресс… — У меня нет галлюцинаций, — отчеканил Бишоп ледяным тоном. — Я не шизофреник, если ты вдруг об этом. И способен отличить реальность от иллюзии. — Хорошо. Допустим, они настоящие. Почему именно наркотики? Они не способны ни вылечить тебя, ни оказать какой-то положительный эффект. Они наоборот делают ситуацию только хуже. Неужели ты не мог найти путь безопаснее? А не выбирать тот, что сведёт тебя прямиком в могилу? — Ты не представляешь, насколько мне тяжело, Скотт. Из раза в раз просыпаться от кошмаров, с которыми не сравнится ничто на земле. Слушать проклятия и упрёки от тех, кто уже давно мёртв. Слушать их жуткие крики. Вечные, въедающиеся тебе прямо в мозг. Поэтому мне и пришлось подсесть на это, — Винсент указал на пузырёк, — чтобы хоть ненадолго забыться и избавиться от вечного ада. Рискованно? Да и плевать. Уж лучше я умру так, чем… — он прервался, предпочтя не развивать мысль. — Ты причинил им огромную боль. Лишил будущего, родных, всего… Я их понимаю. — То есть ты оправдываешь то, что они творят со мной? — Нет. Я сказал, что понимаю причину, по которой они так поступают. Возможно, не совсем правильно. Но ты заслуживаешь и худшего. — Вот значит как? — съязвил Бишоп, уперев руки в бока. В зрачках сверкнул недобрый огонёк. — Я уже объяснял свою позицию чётко и ясно. Поведи ты себя по-другому с самого начала, не пришлось бы страдать ни от кошмаров, ни от голосов с того света. — У меня не осталось выбора. — У всех есть выбор! — воскликнул Скотт. — Готов ли ты ему следовать — это другой вопрос. Я же вот не кидаюсь убивать направо и налево, хотя тоже боюсь погибнуть. Боюсь навсегда потерять то, что мне дорого. Но я не жертвую окружающими и не подвергаю их опасности. Это низко, трусливо и подло. — Семья, друзья, да? Ты рассказывал мне о них. Чтишь их память. Так мило, — пробормотал Винсент, слегка приутихнув. В голосе чётко читалась досада и зависть, острая и обжигающая своей силой. Ну вот опять. Скотта вновь кольнул необоснованный приступ совести. Будто он провинился перед Бишопом в том, что судьба припасла для него чуть меньше бед. У Винсента не водилось друзей помимо самого Коутона. Во всяком случае, в стенах Комплекса. А родители? Чем они занимались до апокалипсиса и как погибли? Винсент подошёл к Скотту и забрал у него баночку. Гнев отступил, передав невидимую эстафету подавленности. — Не всегда всё так легко, как кажется. Он покрутил баночку, наблюдая за игрой бликов на гладком стекле. Затем развернулся, собираясь возвратить её на законное место. — Что стало с твоей семьёй? — поинтересовался Скотт неожиданно. На полпути Винсент застыл, как парализованный. Перед ним с чудовищной скоростью замелькали картинки. Цветные и чересчур насыщенные, они сменяли друг друга непрерывным потоком. Словно в обезумевшем проекторе, какой нельзя ни починить, ни выключить. Сердце забилось, точно в припадке, ударяясь о рёбра. Он зажмурился, глотая ртом воздух и пытаясь отогнать наваждение прочь. — Винсент, что с тобой? — забеспокоился Коутон, шагнув к нему. — Я не… Я не могу… — прошептал Бишоп еле слышно. Громкий стук в дверь вырвал его из удушающего тумана воспоминаний. — Войдите! — он не признал собственного голоса. Ему пришлось прочистить горло, чтобы вернуть ему прежнюю уверенность. После приглашения в комнату буквально влетел Фокси. От него источалось бурное волнение, выражающееся как в принятой позе, так и в выражении механического лица. На мгновение Скотту почудилось, будто перед ним предстал живой человек, по нелепой ошибке заточённый в облик робота. — Мы нашли ребёнка, — выдал лис. — Он там, внизу. Ты должен разобраться. — Ребёнка? Здесь? — переспросил Винсент не без удивления. — Откуда он умудрился взяться? — Мы не знаем. Помоги. Пожалуйста. Когда они спустились, то и правда обнаружили на улице маленькую девочку. Она сидела прямо на голом асфальте, обвив колени худыми ручками и опустив голову. Принятая поза вместе с облезлыми лохмотьями, заменяющими нормальную одежду, придавали ей до невозможности убогий вид. Хрупкое тело одолевала неконтролируемая дрожь, вызванная не то ужасом, не то холодом. А может и всем сразу. Девочка зажмурилась, наивно полагая, что таким образом её не обнаружат и в конце концов отстанут. Установившуюся тишину нарушали периодические всхлипы. Скотта несомненно встревожил факт её внезапного появления. Но ещё больше его волновало бездействие аниматроников. Волновало и вводило в откровенное замешательство. Маскоты столпились вокруг неё, образовав своеобразный заслон. Некоторые безмолвно бродили где-то неподалёку, неотрывно следя за происходящим. Безвольные тени, наводившие своим присутствием бесконтрольную панику, но не способные причинить никакого физического вреда. Они не предпринимали попыток ни напасть, ни подойти ближе. Все соблюдали определённую дистанцию. У Коутона выказанная роботами пассивность породила уйму вопросов и вселила в него капельку уверенности. Он уже было кинулся к ребёнку, но остановился, уловив направленную на него враждебность. Маскоты смотрели на чужака, держась на приемлемом для них расстоянии. Глаза их переливались настороженным блеском, но не без толики агрессии. Они не имели ни единой догадки, как на их базу удалось пробраться ребёнку, а потому сохраняли бдительность как никогда. Вперёд выступил Бишоп. От него веяло холодом и пугающей решительностью. Коутон сжал его плечо, прекрасно представляя, что произойдёт дальше. — Винсент, послушай. Не делай этого. Тебе не обязательно… — Не вмешивайся, — оттолкнул его тот и подошёл к девочке. Та, услышав стук каблуков, подняла голову. Заметив человека, пусть и постороннего, она моментально вскочила и ко всеобщей неожиданности обняла его. Вцепилась в подол рубашки и разразилась неутешным плачем. Слёзы ручейками скатывались по щекам, впитываясь в мягкую ткань. Бишоп дрогнул, поразившись, откуда у столь юного существа такая твёрдая хватка. Такое нерушимое желание жить. В нём нашли защиту. Как будто он единственный из всего бескрайнего мира способен помочь. Спасти от неугасаемого страха и ото всех невзгод. На секунду, на ничтожно короткую секунду что-то переменилось. Он коснулся каштановых волос. Ни пригладил, нет. Просто медленно опустил на них руку, сам не поняв, зачем именно. Жёсткие, пропитавшиеся грязью и дождём. При должном уходе они превратились бы в произведение искусства. Бишоп взглянул на роботов. Нетерпение, злость, подозрение наполняли каждый сантиметр их металлических корпусов. Нет, он не должен подрывать авторитет. Его старания окупятся рано или поздно. Обязательно. — Винсент, умоляю тебя… Одно расчётливое движение, а следом — хруст костей. Девочка рухнула замертво с вывернутой назад головой. — Нет… Нет! Нет! Скотт, ослеплённый эмоциями, бросился к ней. Его вовремя схватили и подняли невысоко в воздух, не позволив тем самым совершить непоправимое. Он обернулся, наткнувшись на знакомое янтарное свечение. Фокси без грубости, но с требуемой силой удерживал его, не давая вырваться. — Отпусти! Отпусти, прошу! Лис качнул головой, демонстрируя сожаление, точно сам не испытывал восторг от происходящего. Коутон отчаянно задёргался в его лапах, пытаясь освободиться. Без толку. Всё без толку. — Пожалуйста… В уголках глаз выступила влага. Очередная частица надежды вспыхнула ярким пламенем и обратилась в прах. Он не предполагал, сколько ещё продержится перед тем, как сломаться окончательно.

***

Безысходность. Острая и непреодолимая, она накатила на Скотта, окутав с головой. Он чувствовал — мир вокруг него катится в бездонную, беспросветную пропасть. Но не мог поделать ровным счётом ничего, чтобы повернуть ситуацию в нужное русло. Не мог помешать Винсенту убивать направо и налево. Притупить в нём чудовищную тягу к насилию и людским страданиям. Мало того, что от него не зависела воля Бишопа, так ещё и роботы отказывались идти на уступки. Ни первый, ни вторые не желали предавать поставленные цели. Жажда любой ценой выжить и стремление к тотальному доминированию. Два совершенно разных элемента, которые ни за что не пропадут сами, пока один не уничтожит другой. Слишком крупно. Слишком нереально, чтобы противостоять им. Или нет? — Я лечу в Комплекс, — заявил Бишоп спустя какое-то время, что они провели в тишине. Коутон более или менее успокоился, насколько вообще после пережитого получается оставаться спокойным. — Зачем? — Скотт догадывался о причине его намечающегося отъезда, но всё равно спросил, не прекращая верить в лучшее. — Не твоё дело. Ни добавив ни слова, Винсент молча направился к выходу. Не успел он достигнуть коридора, как был остановлен — Скотт обогнал его, преградив путь к двери. — Я тебе не позволю. Мысли его опережали друг друга с катастрофической скоростью. Исходящая от Бишопа враждебность не предвещала благополучного исхода. Казалось, миг, и он накинется, точно разъярённый зверь. В висках пульсацией стучало напряжение, разрывающее на куски. Задержи его. Предприми уже что-нибудь, или погибнет много невинных. Это будет твоя вина. Порождение твоей жалкой трусости. — Отойди, — Винсент не воспринял намерения Коутона с должной серьёзностью. Он нагло оттолкнул его, намереваясь пройти напрямик. Коутон перехватил его руку и резко дёрнул назад. Воспользовавшись моментом, он со всей силы ударил его. От следующего выпада Бишоп уклонился, ответив той же монетой. В драках он всё же разбирался, разумеется, гораздо лучше, наученный горьким опытом. Удар в живот, а затем по ноге. Коутон упал, скривившись от боли. — Не лезь, куда не просят, — прошипел Винсент и развернулся, ненамеренный задерживаться попусту. Голос наполнился металлом, утратив остатки всякой человечности. Верный признак, что его обладателя обуздала нешуточная злоба. Скотт стремительно приподнялся. Набросившись на оппонента сзади, он повалил его на пол. — Винсент, остановись сейчас же! Насев сверху, он взял его за запястья, придавив их к паркету. — Ты выше всего этого! Винсент неожиданно притих, перестав оказывать сопротивление. Скотт тяжело дышал. Он не видел выражения его лица, но внимательно следил за движениями, молясь, что тот готов к мирному диалогу. — Я знаю, ты способен измениться. Ты был хорошим, сколько я помню. Весёлым. Любил дурачиться. Помогал, трудился ради всеобщего блага. Хоть ты и утверждаешь обратное, нельзя притворяться на протяжении стольких лет, не имея ни капли положительного в душе. Ты можешь всё исправить, если по-настоящему захочешь. Никто ведь не заставляет тебя… Винсент внезапно приподнялся, сталкивая Скотта с себя. Позиции резко поменялись. Коутон собирался дать отпор, но не успел — чужие пальцы сомкнулись на его шее, крепко сжимая. Он вцепился в руки Бишопа, в попытке отстранить его от себя. Воздух в лёгких стал постепенно иссякать. На мгновение стальная хватка исчезла. Сменилась она заточенным лезвием ножа. В порыве геройства Скотт совсем позабыл о карманном орудии, с которым Винсент предпочитал никогда не расставаться. Но вместо ожидаемого ужаса в карие глаза закралось сомнение, смешанное с изумлением. — Что? Думаешь, я этого не сделаю? — усмехнулся Бишоп. — Забыл, каков я? Лицо убийцы исказила широкая улыбка, напоминающая волчий оскал. Продемонстрировали её для устрашения. Ему требовалось срочно запугать Скотта, чтобы тот уяснил своё место и впредь не срывал его планы. Коутон продолжал молчать. Наконец он отважился на глупый и одновременно достаточно смелый шаг, годившийся для того, кому абсолютно плевать на свою жизнь. Проще говоря, для суицидника. Он равнодушно откинул руки в стороны, будто давая разрешение. Теперь он походил на тряпичную куклу, не заботящуюся о дальнейших прихотях хозяина. Подобный ход ввёл Винсента в нескрываемое замешательство. Контроль начал ускользать из-под его власти. Впервые Скотт предоставлял ему полную свободу действий, не противясь и не споря. Он фактически сдался. Но, если поразмыслить, здесь определённо скрывался подвох. «Ну же, убей меня. Чего ты ждёшь? Убей меня, как убил тех бедных детей! Почему ты не прикончил меня до сих пор?» Практически не моргая, Коутон рассматривал человека напротив. С пугающим, неясным интересом он наблюдал за непривычно яркими эмоциями, меняющимися с быстротой карт в колоде. Каждая задерживалась не дольше секунды, однако, он сумел уловить их все. Удивление. Недоумение. Раздражение. И, как итог, высшая форма их проявления — гнев. Внутри Бишопа разгорелось нешуточное пламя, словно кто-то забывчивый оставил непотухшую сигарету тлеть прямо на кровати. Он неосознанно надавил на рукоять, удерживая голову Скотта в зафиксированном положении и полностью лишая его возможности вырваться. Окружающий мир заволокла тягучая дымка, сотканная из чистой ярости. Винсент честно пытался не доходить до такого, но чёртовы обстоятельства снова вынудили прибегнуть к крайним мерам. Скотт беззвучно охнул, приоткрыв рот в немом крике. Дёрнувшись от кольнувшей шею боли, он тут же проклял чёртовы рефлексы. Лезвие вошло ещё глубже. Из-под него появилась тонкая струйка крови, медленно стекающая вниз по кадыку. Коутон неподвижно замер, не скрывая нахлынувший огромной волной страх. Во взгляде читалось непонимание происходящего, спровоцированное лёгким шоком. А еще разочарование. Жгучее и мучительно стиснувшее сердце. Реакции от Винсента не последовало даже по истечению целой минуты: он сидел, не двигаясь, но и не убирая ножа. Время растянулось в пространстве данной комнаты, словно бесконечность. Вернуть исходное состояние реальности смог только едва уловимый шёпот: — Винсент… — произнёс Скотт одними губами, но этого хватило с остатком. Бишоп отмер. После щелчка механизма он поднялся, на ходу пряча нож. — Лежи и не шевелись, — и поспешно удалился в ванную. Скотт остался лежать, как ему и велели. Он зажал рану, чтобы остановить кровотечение, и расфокусировано уставился в потолок. Винсент возвратился с аптечкой. Присев на колени, он поставил её подле себя, выудив на свет антисептик и бинты. — Убери руки. Грубо и безразлично. Ни «Позволь мне помочь», ни «Прости меня, мне нужно было послушать тебя раньше. Я совершил ошибку». Рану неприятно защипало, стоило заживляющей жидкости попасть на неё. Но Скотт не стал утверждать, что кривился исключительно из-за лекарства. Прикосновение Бишопа вызывали в нём отвращение. Будто бы его ладони смазали специальным ядом, передающимся жертве контактным путём. И теперь тот впитывался в кожу, отравляя организм клетка за клеткой. Налепив пластырь, Винсент аккуратно обмотал шею бинтом в несколько слоёв. — Не смей мне мешать, — строго потребовал он, покончив с процедурой. — А ты не смей впредь приближаться ко мне, — ответил Скотт холодно. Поднявшись, он двинулся в направлении спальни. Винсент не шелохнулся, пристально смотря ему в спину. И стараясь не выдать, как сильно его задело сказанное. Как сильно он ненавидел самого себя и собственную слабость. — Разбирайся со своими проблемами, как хочешь. Мне плевать. Дверь с хлопком закрылась.