Иллюзия свободы

Скотт навещал Винсента каждый час, с тревогой отмечая, как состояние Бишопа неизменно ухудшалось. В последний раз, когда Скотт заходил к нему, Винсент выглядел совсем плохо. Измученно, болезненно. Он то и дело непроизвольно вздрагивал и беспокойно ворочался, насколько позволяли наручники. Тщетно искал положение, в котором бы тело не скручивало от невыносимых ощущений. Но полминуты не проходило, как конечности начинало ломать. Руки, ноги и даже пальцы до самых кончиков — всё сводило от боли. Бишопа будто разрывали изнутри. Дробили кости, выкручивали суставы, заставляя до крови искусывать губы и беззвучно вопить в агонии. Он не бросал попыток освободиться. Вырывался через слабость, отгоняя страх, отовсюду подкрадывающийся к нему бесформенными, колючими тенями. Только бы сбежать от боли. От желания, заживо пожирающего его и диктующего на ухо властные приказы. Ему было холодно. И одновременно очень жарко, душно, словно в адском котле. Винсент думал, что его мозг сварится, расплавившись в отвратительную густую субстанцию, а сам он задохнётся. А ещё он не понимал, как эти два явления — жар и холод — могут вообще проявляться вместе. И что-то подсказывало Винсенту — это не единственное открытие, какое ему предстояло вынести на собственной шкуре. Сейчас он дремал, облокотившись о ледяную батарею. Измотанный организм сжалился над ним, даря недолгий, поверхностный сон. Хотя сном назвать это язык не поворачивался. Скорее потерей сознания. Скотт застал его в таком виде, в этом полуобмороке, упрекая судьбу за несправедливость, столь страстно любимую ею. Он приходил сюда относительно недавно, но всё равно подорвался с дивана, на котором кемарил ранее, проверить Винсента. И не зря. Чутьё его не подвело. На запястьях Бишопа, истёртых металлическими браслетами, засохла кровь, растёкшись вниз тонкими линиями. Вытащив из аптечки ватные диски, Скотт смочил их в дезинфицирующем растворе. Отстегнул один из наручников, решив обработать руки по очереди. Он действовал осторожно, опасаясь неожиданного выпада от Винсента. Но Бишоп не сопротивлялся и не реагировал на жалящий эффект антисептика от контакта с ранами. Он машинально приоткрыл глаза, но ничего не увидел, закрыв их в ту же секунду. Коутон стёр кровавые разводы, кладя использованный диск в кучку на выброс. Поднял усталый взгляд на Винсента. Мокрая от пота чёлка упала Бишопу на лицо, прилипнув ко лбу. Коутон поправил её, зачесав назад. Если бы не неровное дыхание, впалые щёки и судороги, походившие на внезапные разряды тока, могло показаться, будто Винсент присел отдохнуть после тяжёлой трудовой смены, не дотянув до кровати. Скотт бы всем пожертвовал, лишь бы так оно и было. Не став заковывать ему вторую руку, — пусть побыстрее заживёт — он поднялся. В тот же миг Винсент очнулся, резко зашевелившись. Его захлестнула паника, а живот сдавило рвотным спазмом. Он дёрнулся в сторону таза, стоявшего рядом, и как раз вовремя: ещё мгновение, и его бы вырвало прямо на пол. Если раньше Бишопа тошнило съеденным накануне перекусом, то теперь выходила желчь, отдаваясь мерзким привкусом во рту. Дождавшись, пока его перестанет мутить, Винсент припал виском к батарее. — Чёрт… — выдохнул он, жалобно застонав. Затем обратил внимание на Скотта, случайно попавшего в поле зрения. — Знаешь, Скотти, а я и… не смел догадываться, что тебе настолько нравится, кхе, издеваться надо мной. Коутон не ответил ему, ровно как и не задал совершенно идиотский вопрос о самочувствии. Он принялся неспешно убираться. Выкинул всё, что можно было выкинуть, и вымыл всё, что можно было вымыть. Задержался на кухне, стоя с включённым краном и отрешённо наблюдая за струящимся потоком воды. Она омывала его ладони, сочилась меж пальцев, навевая умиротворение, какого катастрофически недоставало. Когда он возвратился в ванную, Винсент впал обратно в полусон, вымотанный бесконечной пыткой. Его бил лихорадочный озноб, прошивая неистовой дрожью. Бишоп весь скукожился, ёрзая туда-сюда в безуспешных попытках согреться. Скотт взял скомканное одеяло, валяющееся рядом, и расправил его, укрывая Бишопа. Озноб Винсента, конечно, одолевать не прекратил, зато внешнее напряжение чутка спало. Скотт впал в размышления. Принуждать Винсента и дальше сидеть здесь, на кафельной плитке, — не вариант. Так и воспаление лёгких подхватить недолго. Особенно, когда Винсент измотан, уязвим, как оголённый нерв. Нужно как-то ухитриться перенести его в спальню. Фокси. Точно. Покинув помещение, Скотт отправился на поиски лиса. Он бы и сам осуществил задуманное: носить Бишопа на руках, пока тот пребывал в отключке, — занятие не в новинку, но боялся пострадать в процессе. Боялся, что Бишоп в неподходящий момент проснётся, намеренный отомстить сполна.

***

После того, как Фокси благополучно отнёс Винсента в спальню, Скотт пристегнул его наручниками к кровати. Туго браслет фиксировать не стал, чтобы не травмировать запястья ещё больше. Заранее убрал все опасные предметы. Всё, чем Винсент потенциально навредил бы Скотту или самому себе. Прошло ещё какое-то время. Сколько, Скотт не имел понятия: время утратило для него всякое значение, превратившись в нечто абстрактное. В обыкновенное слово, не имеющее ни определения, ни параметров для расчёта. Ни, соответственно, смысла. Скотт просто существовал, выполняя действия на автомате и толком не вникая в процесс. Проверить Винсента. Убедиться, что он хоть немного поел, и ничего серьёзного в отсутствии Коутона не случилось. Поесть самому, даже если крошка в горло не лезет. Поспать. Поспать урывками, пока не вскочишь от чужого крика или от душевных терзаний, не дающих расслабиться. Когда же Скотт выпустил Винсента, то осознал, что именно со временем он и просчитался. — Зачем ты это сделал? Да, глупая была идея отпирать дверь так скоро. Но глупее было ожидать, что Бишоп не разозлиться и снисходительно отнесётся к радикальным методам лечения. Винсент прожигал Скотта суровым взглядом, сковывающим нутро стальными цепями. И Скотт понимал — очередное убийство не станет для Винсента тягостной моральной ношей. Как бы чудовищно ни звучало, но они были для него повседневной обыденностью. Ничего не стоит переломить кому-нибудь шею — пустяковое дельце. Был бы повод, а навыки присутствуют. Нужно только подойти и сжать. — Ты спрятал мои лекарства, — начал Винсент, показательно загибая пальцы. Они опускались, складываясь в кулак, который почему-то до сих пор не врезал Коутону в нос. — Ты нацепил на меня наручники. Ты запер меня, как паршивую собаку. И у тебя ещё хватает наглости утверждать, будто ты сотворил всё это мне во благо? Скотт не шелохнулся. На него смотрели, словно на живность, припасённую на убой для намечавшегося ужина. А он смотрел на мясника с наивной, безумной надеждой, добровольно не замечая заточенного топора в его огрубевших ладонях. — Приведи хоть один сраный аргумент в пользу того, что я не должен прибить тебя на месте прямо сейчас. А ты разве не назовёшь его сам? — Я хочу вылечить тебя. Хочу помочь. Опять это слово. Помощь. Помощьпомощьпомощь. Помощь, которую Винсент не получил в детстве, как бы громко ни звал и как бы долго ни бился в истерике, давясь потоком нескончаемых слёз. Помощь, на которую он перестал уповать в юности, когда слёзы высохли, обратившись в первородную, ненасытную злобу. Помощь, какую он отказывался принимать даже от Скотта, прекратив верить в её мифическое существование. Винсент приблизился к Скотту, источая ауру враждебности, способную проткнуть насквозь толстыми шипами из чистого льда. А перед Скоттом возникли кадры прошедшей ночи, чертовски походившей на ад. На персональную преисподнюю, созданную специально для них двоих. Скотту наивно показалось, что ситуация стабилизируется, что Винсент идёт на поправку. Обрадовавшись, он даже решился отстегнуть его от кровати и дать каплю свободы. Но затем всё покатилось обратно в пропасть. Винсент снова сорвался, в остервенении ломая всё, что попадётся под руку. Лишь бы выплеснуть злость. Избавиться от страданий. Вырваться. Вырваться отсюда! Поднос с едой и питьём, который Скотт оставлял для него на прикроватной тумбочке, судя по грохоту, с размаху влетел в стену. На погроме Винсент не остановился. Он яростно колотил в дверь, не жалея стёсанных кулаков. Казалось, она вот-вот разлетится в щепки и не сможет сдерживать разъярённого хищника. Однако, строители явно были ясновидящими и потрудились на славу — проломить их детище было задачей не из лёгких. Глухой град ударов подкрепляли ругательства и разные проклятия. Бишоп пытался выломать дверь во что бы то ни стало, несмотря на истощённость и режущую, щемящую боль. Потом можно будет разобраться и со Скоттом. Преподать ему жестокий урок, напомнить ему его место, чтобы он в жизни не смел устанавливать здесь свои порядки. Сам Коутон сидел на диване, нервно стискивая ткань брюк на коленях. Невидяще пялился в неработающий, пыльный телевизор. Но если бы тот и работал, бегающие по экрану картинки не заглушили бы вопли, доносящиеся из соседней комнаты. Скотт смиренно ждал. Когда Винсент умолк, прекратив бездумно колотить по двери, стало намного хуже. Квартиру наполнила гнетущая тишина. Вместо порции заветного спокойствия она породила волнение. Скотт замер, стараясь уловить малейший шум, но его будто зашвырнули в вакуум. Мысли суетливо метались, призывая действовать. Коутон порывался вскочить, кинуться к Винсенту, открыть ему. Но данный шаг означал моментальный проигрыш, а потому здравый смысл твердил категорическое «нет». Скотт медлил дольше положенного. В спальне по-прежнему царили неизвестность и пугающее безмолвие. Затем раздался жутко охрипший, но ставший по-настоящему родным голос: — Скотти, ты здесь? Ты… не выпустишь меня? — послышался отрывистый кашель, а следом отдалённое бормотание. — Пожалуйста…? Мне холодно и плохо… Скотт не отзывался, вопреки огромному желанию кричать. Он не мог выручить его, как и уйти, бросив Винсента наедине с терзающими его демонами. — Хех, тут, похоже, лампочка перегорела, — продолжал Винсент, осев на пол и привалившись спиной к двери. — Впрочем, это хорошо: я не увижу их в темноте. «Их не существует. Это твои галлюцинации, идиот!» — Скотт ощутил на щеках выступившие совсем некстати слёзы, обжигающие сильнее кислоты. — Я, кажется, разбил себе все костяшки, — проговорил Винсент, в прострации растирая кровь по тыльной стороне ладони. — Мне нужна аптечка. Ты меня слышишь, Скотти? Или тебе всё равно…? «Заткнись!» «Не смей так говорить!» «Я ведь забочусь о тебе!» Лучше бы Винсент и дальше обзывал его, матерился и орал, а не притворялся маленьким побитым котёнком, которого никто не поймёт и не защитит. Оскорбления задевали гораздо меньше, чем умоляющий шёпот загнанного человека, безнадёжно погрязшего в грехах, словно в глубокой, вязкой трясине. «Прошу, хватит…» Когда наваждение рассеялось, Скотт увидел, что Бишоп смотрел на него, не отрываясь, сверху вниз. А в зрачках его не осталось ничего помимо пустоты, чёрным слайдом наложенной поверх всяких эмоций. Они были слепы. Сужены, как две недвижимые точки, застывшие посередине глазниц мёртвого робота. Но, стоило Скотту выудить из кармана брюк крохотный пузырёк с нечитаемой надписью на этикетке, они вспыхнули, блестя от зажёгшегося изнутри, точно по щелчку, пламени. Винсент на носках покачнулся вперёд и протянул руку к своей законной собственности. — Отдай, — приказал он. В горле першило, раздражая пересохшие стенки от невыносимой жажды. Жажды, причиняющей физический дискомфорт на грани с болью. Скотт не отреагировал. Ему было плевать на любые требования Бишопа, ровно, как и на угрозы. Он устал от них, придя к единственному в запасе выходу — игнорирование. Подобное решение грозилось обойтись ему в непростительно высокую цену, но он не мог не признать — с пофигизмом живётся значительно легче, чем без. Особенно, когда ты дошёл до точки, предав все лелеемые тобою принципы и всех, кто считал тебя праведным, непорочным человеком, включая тебя самого. Отстранённо смотря на Винсента, Скотт размышлял, как же Бишоп всё-таки походил на кота. Или на филина, что растопыривает веером перья во время защиты и обнажает смертельно острые когти во время атаки. Кот и филин. Хитрость и опасность. Эгоизм и расчётливый ум. А была ли среди его качеств когда-нибудь доброта? Симпатия? Привязанность? Или Скотт выдумал их, увязнув в беспочвенных, нелепых фантазиях? — Отдай мне их, — повторил Бишоп, оборвав его мысли. Скотт давно убедился, что нападение, несомненно, — наилучшая тактика. Особенно, когда речь касалась Винсента с его перевёрнутыми представлениями о мире. Грубость и физическое давление с ним необходимы по определению, как что-то неотъемлемое, что-то естественное. И как бы Скотт ни хотел, ему приходилось мириться с этим фактом. Вот и сейчас пришёл черёд перейти в наступление. — Нет. В кошачьих глазах мелькнула озадаченность, задержавшись там на долю секунды, пока их вновь не заволокла густая дымка хладнокровия. — Ты отлично держишься. Я прекрасно понимаю, тяжело в… — Да ни хрена ты не понимаешь! — рявкнул Винсент, в два шага подскочив к собеседнику практически вплотную. Скотта будто сдавило гигантскими тисками, выплавленными из обвинений и обиды, но он даже не двинулся. — Я принимаю их не для собственного удовольствия! — Ты уже говорил, — заметил Коутон с тенью упрёка. — Я пробовал соскочить, честно. И не раз. Но рано или поздно всё заканчивалось одинаково, — сказал Винсент, и в словах его проскользнуло что-то, похожее на искреннее сожаление. Да и сам он изменился внешне, пусть это изменение и было едва уловимо. При разговоре о наркотиках Скотта всегда пронизывала злость. Но стоило Винсенту проявить истинные чувства, а не скрывать их за искусно слепленными масками, злость загадочным образом постепенно сменялась состраданием. Бишоп буквально балансировал на грани, из последних сил пытаясь оставаться привычно непоколебимым. Он напоминал гигантскую бомбу, на чьём таймере цифры неумолимо ускоряли ход, предвещая конец всего и вместе с тем рождение чего-то, неведомого ранее. Подожди немного, и тебя охватит огнём разрушительного взрыва. Подожди немного, и человек, стоящий перед тобой, сломается, разбившись сотней треснувших ледяных осколков. — Я могу сколько-то продержаться. Не думать о моих, как ты их любишь называть, «галлюцинациях». По ощущениям проходит целая вечность. На деле же — пара часов. Призраки преследуют меня везде, где бы я ни находился, чем бы не занимался. И точно знают, куда надавить, чтобы я сорвался. Скотт внимательно слушал Винсента. Его невысказанные извинения, смешанные с раскаянием. — Я дам тебе его, — Скотт указал на пузырёк, — но с условием. Отступив от Винсента, он подошёл к дивану, сохраняя уверенный и невозмутимый вид. Присев на краешек, он похлопал рядом с собой. — Зачем? — Винсент мешкал, предчувствуя неладное. Ему не нравилось, что Скотт вздумал дразнить его, демонстрируя наличие лекарства, но не разрешая его взять. А теперь вообще хотел от Бишопа непонятно чего. — Нужно кое-что проверить. Не бойся. Бишоп наигранно фыркнул, чем выдал и без того очевидную слабость, но предложенное место занял. Им управлял возросший до предела интерес, который Скотт умело подогревал. — И что дальше? Скотт молча поставил пузырёк с лекарством на стол и повернулся к Бишопу. Он не мигая наблюдал за ним, следя за жестами и мимикой. Руки Винсента бесконтрольно тряслись, выставляя напоказ его волнение. Он облокотился о жёсткую спинку, постаравшись принять расслабленную позу, что далось с трудом. Отвлёкся от созерцания стеклянной баночки, маняще переливающейся в свете лампы, и ответил на пристальный взгляд. — Ты видишь их сейчас? Винсент приподнял бровь в немом удивлении. — Значит теперь ты мне веришь? — Просто ответь: да или нет. Винсент покосился в дальний угол гостиной, хотя ужасно не хотел напоминать себе о вездесущих призраках. Около вытянутого во весь рост зеркала притаилась тощая фигура. Она казалась крайне сосредоточенной, будто изучала детали своего посмертного облика. Таращилась в искаженное отражение, в истерзанный силуэт, вдоль и поперёк изрезанный широкими кровоточащими полосами. Внезапно призрак без предупреждения уставился прямо на убийцу. Его лицо искривилось гримасой неиссякаемого гнева и пренебрежения. Бишоп резко отвернулся, напрягшись. Ему почудилось, точно в комнате зажглись два невероятно ярких прожектора — два пустых глаза, что прожигали его насквозь. — Да, — судорожный кивок. — Да… — повторил Винсент, сглатывая подступивший к горлу ком. Он неосознанно потянулся к пузырьку, собираясь немедленно пустить его в расход. Однако мечтам не суждено было сбыться: его запястье перехватили, не позволив дотронуться до налитого в стекло спасения. — Они всего лишь отвлекают тебя. Не лечат. — Скотт говорил уверенно, но тихо, словно боялся, что к их беседе присоединится кто-то посторонний. — Отпусти. — Голос дрогнул. Винсент попробовал высвободиться от непривычно цепкого захвата, но его крепко удерживали. — Скотт… Призрак телепортировался прямиком к столу, неотрывно пялясь на своего палача. Губы хаотично двигались, извергая проклятия и задавая кучу бессмысленных вопросов. Зачем ты так поступил? Почему я? За что?! Винсент болезненно зажмурился, но заместо долгожданной темноты перед ним появились очертания изувеченных тел. Шёпот в голове возрастал, перейдя в монотонный неразборчивый гул, набатом стучащий в висках. Знакомый голос раздался откуда-то сбоку, стрелой ворвавшись в разразившийся наяву кошмар: — Посмотри на меня. Винсент, ты слышишь? Посмотри на меня! Пребывая в состоянии полубреда, Бишоп нашёл в себе остатки сил и заглянул в карие глаза, единственные не заражённые ненавистью или презрением. — Я могу тебя отвлечь, — заявил Скотт серьёзным тоном, которому не стало бы ошибкой довериться без лишних сомнений. Но Винсент не надеялся на лучшее. — Нет… Ты не можешь… — В прошлый раз ты считал иначе. Скотт притянул Винсента к себе, вовлекая его в настойчивые, но тем не менее слишком ласковые для дружеских объятия. Винсент в свою очередь растерянно замер, будто совершенно не представлял, как себя вести. Он не шевелился, не реагировал на прикосновения. Столкнувшись с его замешательством, Скотт намеревался отступить, про себя ругаясь, что вообще затеял подобное, но тут на плечи требовательно надавили, приказывая сидеть. Дальнейших действий не последовало. Только сбившееся дыхание приятно обжигало кожу. — Ты не против, если я… — запнувшись на полуслове, Бишоп уткнулся носом в грудь Скотта и снова обнял его, словно прячась от враждебно настроенных духов. Скотт пожалел, что рядом не оказалось пледа, чтобы укрыть Винсента и поскорее утешить. Он медленно гладил его по спине, прижимая к себе. Ритмичные, пропитанные заботой движения вводили в транс, заставляя абстрагироваться от окружающих проблем. Но их было недостаточно. Винсента продолжала пробирать крупная дрожь. Скотт чувствовал, как хрупкое тело дрожит под его пальцами, заходясь точно в лихорадке. Бишоп вдруг поспешно отстранился, отталкивая Коутона. Багровые отметины от уколов нещадно зудели. Хотелось расчесать их до крови, пока не покажется мясо, или последствия ломки сойдут на нет. Винсент остервенело вцепился в вену ногтями, сщерившись от боли. — Прекрати! — Скотт схватил его за плечи, встряхивая и приковывая внимание обратно к себе. В настороженный взгляд закралась неуверенность, на склизких паучьих лапах пробравшись внутрь. Но Скотт быстро прогнал её прочь. — Закрой глаза, — попросил он мягко. На удивление, Винсент послушно выполнил просьбу, не спрашивая более ни о чём. Мгновение Скотт всматривался в него, раздумывая о чём-то. Затем придвинулся ближе, беря его лицо в свои ладони. Тот непроизвольно вздрогнул, скорее от банальной неожиданности, ощутив несмелое, но нежное прикосновение к щекам и шее. Близость любимого успокаивала, и он подался немного вперёд. — Сосредоточься на моём голосе, хорошо? Просто слушай, а я буду говорить. Здесь никого нет, кроме нас двоих. Только ты и я. Винсент слушал, как и велели. Ловил каждую фразу, с жадностью впитывая их, испивая, будто чистую воду, найденную посреди раскалённой, враждебной пустыни. Вычленял из словесного гула, заполнившего помещение, голос Скотта. И он, приглушённый, сочувственный, становился отчётливее. Оттеснял другие на второй план, превращая их в блеклые отголоски, лишённые прежней власти. — Я сделаю всё, чтобы помочь. Тебе никто не навредит, обещаю. Скотт бережно взял Винсента за руки, не давая Бишопу покалечить себя ещё сильнее. Наклонившись, он прислонился лбом к его лбу. Их носы соприкоснулись между собой. Винсент выдохнул, уловив, как его дыхание нормализуется, а пульс уменьшается, выравниваясь. — Я никогда не брошу тебя. Ты действительно дорог мне. Бишоп грустно усмехнулся, желая верить, что всё сказанное — правда. — Я не заслуживаю тебя, Скотт… — Его подбородок слегка дёрнулся, а брови были сведены к переносице. Эмоции вновь накатили на него, но на сей раз он не пытался их спрятать. — Почему ты.? — он открыл глаза, блестящие от слёз. Он чуть отодвинулся от Коутона, что-то рассматривая с нарастающей скорбью. Скотт поначалу решил, что Бишоп смотрит на призрака, но потом понял — он разглядывает синяки, покрывающие шею Скотта. Там же, успевший зажить, еле заметной линией виднелся порез от ножа. — Прости… Прости, я не знаю, что на меня нашло… Я бы никогда… — забормотал Винсент, но Скотт прервал его бессвязные оправдания, пресекая симптомы будущей истерики. — Тише, тише, всё в прошлом … — приобняв Винсента, Скотт осторожно лёг и потянул его за собой, укладывая следом. — Всё в прошлом… — Спасибо, что вытащил меня из Комплекса, — прошептал Винсент, всхлипнув. — Ты не был обязан, но… Спасибо… Скотт поглаживал Винсента по волосам, касаясь взъерошенных прядей. От упоминания Комплекса он невольно помрачнел, но Бишоп будто прочитал его удручающие мысли, добавив: — Фокси помог мне подчистить память аниматроникам, что летели с нами. Они ничего не вспомнят о том дне. И о координатах Комплекса. — О, боже… — протянул Коутон с облегчением. — Хоть на одну хорошую новость больше. Внутренне Скотт выражал Винсенту безмерную благодарность. Они не могли спасти Комплекс: как бы человечество не извивалось, роботы давно предрешили исход. А вот оттянуть момент его забвения — вполне. Естественно, это была лишь отсрочка, не сулящая никаких перемен, способных принести победу над врагом. Это были предсмертные судороги, когда тело позорно сдалось, а разум, направляемый душой, сражался до последнего вдоха. Но без боя проигрывать они точно не собирались. Так глупо. И так до смешного по-людски. И от осознания, что бесконечно убегать от неминуемой гибели не удастся, сердце предательски сжимало до удушья. — А как ты, кстати, «подчистил» им память? — поинтересовался Скотт после некоторого молчания. — Насколько мне известно, чтобы удалить данные вручную, надо отключить робота. Неужели они не сопротивлялись? Но Бишоп уже уснул, убаюканный и согретый чужим теплом. Скотт прислушался к его мерному сопению, не без удовлетворения отметив, что призраки, похоже, исчезли, покинув своего мучителя. И интуиция подсказывала Скотту — пока он будет с Винсентом рядом, они не посмеют его тронуть.