Flower laugh.

Объятия Юнги всегда были лекарством для Хосока, и он пользовался им слишком часто, можно сказать, что он злоупотреблял, чрезвычайно превышая норму, становясь зависимым он них, словно от самого сильного наркотика, бросить который еще ни кому не удавалось. В дни отсутствия Юнги, Хосок сходил с ума, у него начиналась самая настоящая ломка, от которой ломало кости и выворачивало организм наизнанку. От отсутствия Юнги, Хосоку срывало голову, он превращался в настоящего безумца, в сумасшедшего, который не мог найти себе места скитаясь по квартире в поисках не дела, а объятий, запаха, взгляда. Хосок сходил с ума громко смеясь, вот только смех его был надрывистым и не правдоподобным. Он заливался им, и уже не мог остановиться, его распирало от чувств, которые находили выход только через этот чудовищный и душераздирающий смех, больше походящий на крик о помощи. Но в такие моменты Хосока никто не слышал. Его слушали, но не слышали, называли веселым и вообще душой компании, но в это время он съедал себя совершенно ненужными мыслями о ненужности в этом огромном, бездушном мире, безжалостно пожирающем, не оставляя даже следа от слабых людей, неспособных защититься и спастись. Мир безобразен настолько, насколько это возможно представить. Хосок же безобразен в своем сумасшествии еще больше, и чувствует себя в нем так же отвратительно, как он видит свое отражение в разбитом зеркале, висящем в коридоре их квартиры, которое из-за многочисленных трещин и осколков показывает совсем не лицо, а душу. И Хосок снова смеялся. И кричал о том, что любит Юнги и эту чертову жизнь. Долго и громко, срывая голос, сдирая горло почти в кровь, и когда это происходило, и ни сил, ни возможности кричать больше не было, он рыдал, круша все вокруг себя: мебель, технику, посуду. В минуты спокойствия Хосок всегда собирал осколки вытворенного им хаоса голыми руками, минуя веник и совочек, от чего его ладони, практически до запястий, были покрыты великим множеством шрамов и рубцов, которых с каждым днем становилось бы все больше. Но Юнги всегда приходил во время. И это даже несмотря на все ранее сказанные резкие и грубые слова. Он приходил, потому что любил младшего, и не мог допустить серьезных последствий его ломок. И в моменты его очередного появления в жизни Хосока их объятия были самыми крепкими. Хосок обнимал Юнги так сильно, что старший думал о том, что еще немного и Хосок его сломает. Юнги обнимал Хосока так нежно, словно он был сотворен из хрупкого хрусталя. Хосок нуждался в Юнги намного больше, чем в наркотике. Он был зависим им, настолько, что хотел раствориться в тёплых ладонях старшего, потеряться в них, забыться, остаться навечно. Хосок хотел чтобы время остановилось, и они бы навсегда остались в объятиях друг друга, луны и ночного неба, усыпанного миллионами мерцающих звезд, которые дарили им надежду на светлое будущее в этой маленькой квартире на окраине большого города.