Шоссе сквозь туман

До машины державы дошли порознь и, молча хлопнув дверьми, поехали прочь от не нужного никому туристического аттракциона. Не сговариваясь, они вернулись на девяностую трассу, продолжая путь на запад, в сторону Вайоминга. Чистейшее безоблачное небо и яркое солнце шли в полное противоречие с гробовой тишиной в машине, которая длилась и длилась. Будучи в этот раз за рулём, Америка не сводил глаз с дороги, сосредоточившись на самой дальней её части. Англия сидел вплотную к двери пассажирского сидения и самозабвенно смотрел в окно. Иногда Джонс так сильно сжимал рулевую дугу, что она начинала трещать под пальцами. В этот момент он как можно тише втягивал носом воздух и столь же негромко выпускал. Атмосфера в кабине напоминала бомбу замедленного действия, часы которой тикали при любом неосторожном звуке. Со временем слух обострился настолько, что Джонс улавливал каждый мелкий шорох или вдох со стороны соседа и не сомневался, что тот так же хорошо слышит его. Пытаясь как-то стряхнуть напряжение, Америка выпрямился, удобнее обхватив руль, и невзначай окинул взглядом соседнее сидение. Сердце Джонса подпрыгнуло и зачастило, когда он поймал внимательный взгляд Англии в ответ. Было сложно понять, сколько британец так сидит: может, минуту, а может, и час. Сглотнув, Америка застыл, не зная, как реагировать. Он не мог просто вернуться к дороге, списав всё на случайное пересечение взглядов, как и спросить, в чём дело, поэтому смотрел на Кёрклэнда не моргая. Машина резко громыхнула от попавшегося булыжника, и державы одновременно вздрогнули и развернулись. — Вот блин! — Америка чувствовал, как пробороздил край обочины, поэтому по привычке выругался вслух. — Что? — сразу переспросил Англия. Его раздражённый тон рубил по тишине и вместе с тем приказывал заткнуться. — Ничего, — прошелестел Джонс. — Хватит так смотреть на меня, — потребовал Кёрклэнд. — Как? — опешил Америка. — Так, словно ты жертва, — Англия надменно усмехнулся и добавил: — Как обычно. Джонс напрягся, но как можно более спокойно ответил: — Я не считаю себя жертвой, заткнись. — Конечно, — отзеркалил его интонацию Англия. — Всегда такой всемогущий, а стоит кому-то слегка стукнуть по носу, так сразу эта обиженная рожа. Кёрклэнд явно не стремился смягчить свои слова и искренне верил в то, что говорит. — Я не обижен, — сухо отозвался Джонс, хотя чувствовал, как накал прежнего раздора, который весь день удавалось игнорировать, стремительно возрос. — Правда? Так, полагаешь, выглядит твоё поведение? — напирал Англия. — Убежал с площадки, как подстреленный дезертир, а сейчас сидишь и смотришь на меня этими глупыми щенячьими глазами. — Я, кажется, сказал тебе заткнуться, — процедил Америка, невольно вдавив педаль газа. — Я не стану слушать наглого переростка, который предпочитает на месте друзей видеть своих рабов, — с вызовом ответил Кёрклэнд. Америка еле сдержался, чтобы не выругаться в ответ, и постарался ровнее держать машину. Он вдруг вспомнил печальные глаза Англии после ссоры на Рашморе и выпалил: — Кто бы говорил! Сам постоянно изображаешь жертву, если тебе что-то не так сказали! Кёрклэнд распахнул от возмущения рот. — Я не дуюсь на пустом месте в отличие от некоторых. Моим огорчениям есть веские причины… — Моим тоже! — перебил его Америка. — Просто кое-кто заранее считает их несерьёзными! — Потому что в тебе нет ничего серьёзного, — уверенно изрёк Кёрклэнд. Джонс хотел возразить, но потерял голос. Момент для апперкота был упущен, поэтому Америка стиснул от досады руль, уже не беспокоясь за сохранность машины, и только и мог, что сверлить глазами попутчика. Когда тот наконец обернулся, Джонс впечатал в него всю свою злость, наполняя ядом каждое слово: — Я ненавижу тебя. Лицо британца потеряло цвет. Он даже не пытался ответить, а так и застыл в полуобороте. Удовлетворённый местью, Джонс вернул внимание к дороге, чувствуя, как легко становится на душе. Даже вести машину снова было приятно, словно он ехал к морю на пикник. Вот только в голове никак не утихала эта страшная фраза. Да, потому что Америка по правде ненавидел Англию, должен был по всем статьям. Как и должен был заранее понять, что ехать с ним дурная идея. С Кёрклэндом невозможно подружиться или наладить отношения. Проще вернуться к старому: кричать, издеваться и действовать на нервы, — чем проявлять какое-то подобие человечности друг к другу. Вот и прекрасно. Если Англия видит в нём необразованного, бесхребетного подростка, то Америке тоже есть что сказать насчёт старых маразматиков, которые безуспешно цепляются за остатки былой славы. Последовавшая тишина ничем не уступала гробовому молчанию до выезда. Джонс по-прежнему стискивал пальцами руль, пытаясь не издавать резких звуков, и то и дело оборачивался к Кёрклэнду, который теперь выглядел совсем иначе. Понуро опустив плечи, британец буравил взглядом бардачок, словно оттуда сейчас что-то выскочит или взорвётся ему прямо в лицо. Джонсу хотелось одернуть соседа, сказать, чтобы «перестал изображать жертву», но, вместо этого, он лишь сжимал зубы и всё больше понимал, что жалеет о сказанных в порыве словах. Это ведь был пустой триумф, не более того. Странно, обычно растерянность Англии была ему как бальзам на душу; всегда приятно послать великую империю нахер, не получив при этом атомным запалом в ответ. Однако сейчас дело было в другом. Джонс несколько раз порывался что-нибудь сказать или врубить музыку, но смелости почему-то не хватало. Он мог только смотреть на Кёрклэнда: видеть его опущенные плечи, жилистую худую шею, изгиб челюсти, прямой вздёрнутый нос, мешающие волосы на лбу, — и сразу же возвращаться к дороге, не в силах выкинуть этот образ из головы. В какой-то момент Джонс так сильно сосредоточился на бегущей по асфальту разметке, что бесконтрольно выпалил: — Слушай, Англия! — Да? — спокойно отозвался тот. Они переглянулись, и британец первым опустил взгляд, однако то, что там промелькнуло, однозначно говорило о задетых чувствах. Джонс сглотнул, собираясь с мыслями, и уверенно проговорил: — Я соврал, это неправда. Я не ненавижу тебя. Что-то в лице Англии дрогнуло, осанка немного окрепла, но он не стал ничего говорить. — В общем, вот, — смутившись, добавил Джонс, лишь бы заполнить паузу, хотя куда больше хотел, чтобы Англия выдал какой-нибудь ответ. Любой, даже просто набор нечленораздельных матерков на пике громкости. Всё лучше, чем чёрствое молчание. Тяжело вздохнув и закрыв глаза, Джонс решил, что пора уже забыть об этом. Он достаточно пресмыкался перед Англией, чтобы беспокоиться о том, что тот думает или чувствует. Пусть погружается в свои дебильные размышления сколько хочет, Америка не будет их частью. Он лучше прикинется, что никаких разговоров вообще не было. Если бы на самом деле смог. Если бы не чувствовал себя подавленно после всего. Если бы забыл, как чуть не поцеловал этого человека. — Останови машину, — сказал Англия так тихо, что вполне можно было пропустить. — Что? — растерялся Джонс. — Останови машину, — повторил Кёрклэнд. Америка почти сбавил газ, но решил не поддаваться. — Мы едем по сплошной, я не могу, — объяснил он. Англия внимательно посмотрел на него и тихо добавил: — Пожалуйста, останови. Такая открытая просьба вышибла из Джонса всю самоуверенность, он даже чуть не улыбнулся от радости. Но тут же напомнил себе, что Англия никогда не воспринимал его всерьёз и просто придумал новый способ унизить. Только вот голос британца звучал так искренне, что ему хотелось верить. Сбавив скорость, Америка привычным ходом съехал на обочину. Кёрклэнд не спешил с объяснением, так что Джонс неохотно заглушил двигатель. Вокруг сразу образовалась пронзительная тишина без единого шороха или ветерка. Америку подмывало что-нибудь взять или сунуть руки в карманы, даже глаза было нечем занять, так как пейзаж и дорога были слишком неподвижными. Он старался сидеть спокойно и не вдаваться в предположения о внезапной просьбе. Слишком уж глубокий и отчаянный взгляд был у британца, что не могло сулить ничего приятного. Америку начинало злить промедление, но чем дальше, тем больше он понимал, что гнев направлен не на машину и не на дорогу, и даже не на собеседника. Джонс сгорал от любопытства и ненавидел себя за то, как сильно его волнует долгожданный ответ. — Ну, что? — спросил он, услышав в своём голосе выдающую с потрохами заинтересованность. Англия, поджав губы, всё так же смотрел на бардачок и не отвечал. Джонса случайно осенило: а что если Кёрклэнда просто затошнило от езды, вот он и умолял остановиться. Через секунду британец поспешно отстегнул ремень безопасности, и Джонс воочию видел, как он выскакивает из машины и марширует прочь походкой обиженной принцессы или бежит к краю обочины, чтобы опорожнить желудок. Сколько раз Америка наблюдал такую картину с Канадой, когда они ездили из Сиэтла в Ванкувер. Нет уж, пусть бежит, чем делать это в машине. Потом никаких освежителей воздуха не хватит, полгода будет выветриваться. Вопреки ожиданиям, Англия выпрямился и полностью развернулся к попутчику, а затем подался вперёд и обхватил Джонса обеими руками. Америка долю секунды был уверен, что британец собирается зарядить ему в нос, поэтому заранее напрягся. Пусть жест обошёлся без удара, у Джонса всё равно вышибло дух, а тело согнуло пополам. Сидения разделяла высокая коробка передач, Америка всё ещё был пристёгнут, а Кёрклэнд изогнулся под неудобным углом, но это всё совершенно терялось на фоне того факта, что Англия в кои-то веки обнял его. Он делал это столько раз на официальных встречах, однако сознательно и с чувством — лишь в сороковых, во время Второй Мировой. А до этого слишком давно. Джонс полностью окаменел, инстинктивно понимая, что подобного ответа он боялся, но ещё больше боялся не услышать ничего вовсе. — Чёрт подери, — шёпотом выдохнул Кёрклэнд, касаясь щекой шеи Джонса, отчего у последнего внутри всё переворачивалось. — Бывает, — хрипло отозвался Америка, не до конца понимая, что происходит. Его разум отказывался верить в происходящее, а Англия был таким тёплым, что хотелось расслабиться и ответить на объятия, уткнувшись носом в его плечо. Но Америка держался. — Прости меня, — сказал британец. Фраза прострелила Джонса насквозь, сковав холодными тисками сердце. Он скорее поверил бы в то, что сейчас проснётся в отеле у Мичигана, выяснив, что вчера напился и потерял сознание в барной драке, чем в то, что ему это не послышалось. Однако Англия обнимал его очень сильно, почти до боли в позвонках, так что происходящее просто не могло быть сном. Время шло, а Англия не двигался, казалось, будто он ждал чего-то. С онемевшими пальцами Америка медленно обхватил британца в ответ, чувствуя, как тот придвинулся ближе, и их колени слегка соприкоснулись. Джонс пребывал в полнейшей растерянности, но отлично сохранял равнодушный фасад, пока к глазам вдруг не начали подкатывать слёзы. Америка давно перестал мечтать об этом. О том, чтобы его снова обняли, прижали к себе и убаюкали со словами: «Ты самый лучший». Чего он точно не хотел, так это показаться слабаком перед другой державой, поэтому через силу проглотил тугой комок в горле и приказал себе стоять насмерть. Не хватало ещё распускать нюни перед Кёрклэндом или, того хуже, показать, насколько Америке всё это небезразлично. — Прости, — повторил Кёрклэнд тяжёлым, полным сожаления, голосом, — я вёл себя, как последняя сволочь, теперь я это вижу. — Ну… в этом твоё обаяние, — попытался сыронизировать Джонс и быстро понял, что шутка не помогает. Судорожно вдохнув, он зажмурился и крепче стиснул руки. Англию было на удивление удобно обнимать. Вроде бы худая, угловатая фигура британца не располагала на нежность, но его широкая спина и сильные руки неизменно приносили приятное чувство защищённости. — То, что ты сказал… всё правда, — с грустью признался Англия, практически прикасаясь губами к шее Америки. Последний пытался думать о том, как это вызывающе, но не приятно. — Пожалуйста, прости меня. — Я простил, — отозвался Америка, облизывая пересохшие губы и чувствуя, как почему-то кружится голова. Ему еле удавалось сдерживать расплывающуюся счастливую улыбку. — И всё же. — Британец на секунду замолк, возвращаясь к сдержанности, но хотя бы не разнял объятий. — Мне странно говорить это вслух, и я, если честно, никогда не думал назвать это именно так. — Помедлив, Англия втянул носом воздух. — Ты для меня очень близкий человек, Америка. Я не то чтобы хочу придать этому огромное значение, тем более производить какое-то впечатление, просто констатирую факт. Не думай, что это может быть что-то большее, чем… Британец резко оборвал свою речь, и Америка чуть не зашёлся нервным смехом, но вовремя сдержался, потому что не находил сказанные слова хоть сколько-нибудь смешными. Продолжающиеся объятия лишь усугубляли тревожность момента. Уткнувшись в плечо Англии, лишь бы не дать ему отстраниться первым, Америка пробубнил: — Знаешь, ты прав, у меня точно не может быть друзей, раз я так счастлив от приятных слов мерзкого ублюдка вроде тебя. Кёрклэнд не ответил и немного сжался под его руками. Вслед за этим у Джонса защипало щёки. Было странно осознавать, что британец может чувствовать что-то помимо отвращения в такой ситуации. Ещё Америка вдруг понял, что сам обнимает его, чего никогда, ни при каких обстоятельствах не планировал делать. Джонс знал, что его лицо до сих пор горит, но ему просто нужно было увидеть лицо Англии. Когда он отстранился, Кёрклэнд понуро смотрел вниз и выглядел таким потерянным, что Америке захотелось обнять его снова, лишь бы успокоить; коснуться его щеки и притянуть ближе. Вместо этого Джонс по-дружески хлопнул британца по плечу. По крайней мере, он надеялся, что так всё выглядит. Потому что чувствовал, как сильно колотится собственное сердце, которое Кёрклэнд наверняка мог чувствовать, когда они обнимались. — У тебя есть друзья, — сказал Англия, не осмелившись поднять взгляд. — Да ну, — притворно отмахнулся Джонс. — Да, есть, — уверенно ответил тот. — Ты тоже… Прости меня. — Фраза звучала дико для его собственных ушей, ведь Джонс принципиально ни перед кем не извинялся. Тем более перед британцем, который без сомнения заслуживал всех оскорблений. Кёрклэнд удивлённо вскинул голову, в его глазах плясал огонёк недоверия и скрытой радости. Америка вдруг понял, что хочет его поцеловать. Однако тут же отпрянул и скривился от самой идеи. Целовать этого тухлого пенсионера мерзко. Америка точно не хотел и не мог этого хотеть. Англию, наверное, перекорёжит, когда губ коснётся чужой рот. Джонс почти решился пойти на это, лишь бы увидеть истеричную реакцию Кёрклэнда, но что-то внутри предостерегало. — Извинение принято, — сказал Англия непривычно ласковым тоном, сжав руку Америки на своём плече. Джонс прирос к сидению и перестал дышать. Он попытался сдержанно улыбнуться, но мышцы лица не слушались. Голова стала лёгкой, как воздушный шарик, а по жилам заструился горячий ток, разгораясь сильнее всего там, где британец касался руки. К тому же, Англия сидел близко, практически нагибаясь над водительским сидением, тем самым занимая большую часть кабины. Америка лишь усилием воли оставался на месте. — Хорошо, — отозвался он с нервной ухмылкой, чувствуя себя всё более глупо от беспечных всплесков эмоций. С чего вообще он так волновался? Ничего ведь не произошло. — И ещё… — Кёрклэнд сглотнул, не глядя на Джонса. Его уши заметно покраснели. — Я доверяю тебе. Америка вытаращился, окончательно растеряв уверенность, и долго не мог подобрать слов. Британец даже помрачнел и нахмурился, явно решив, что сказал лишнее. — С-спасибо, — просипел Джонс. — Знаешь, я говорил серьёзно, — с нажимом уточнил Кёрклэнд. — Да, я знаю, — запротестовал Америка, мотая головой, — я просто… Я так счастлив, что ты это сказал. — Конечно, — фыркнул Англия, хотя на его лице тоже проступала улыбка. — Всё-таки ты слишком открыт и эмоционален, даже когда пытаешься что-то скрыть. — Он посмотрел Джонсу в глаза, и у последнего возникла пугающая идея, будто британец сейчас на полном серьёзе читает его мысли. В том числе те, которые не следовало знать никому. Однако Англия выглядел так, что скорее сам пытался собрать эмоции в кучу, а не читать чужие. — Ты всегда был очень открытым. И ко всему подходил настырно и преданно… прям залюбуешься, если честно. — Ну, любование не совсем то, к чему я стремлюсь, — уклончиво ответил Джонс, чувствуя, как пылают щёки. — Конечно, стремишься, — усмехнулся Кёрклэнд с такими же красными щеками. — Господи, я, кажется, выжил из ума, раз такое говорю, но это правда. Я верю тебе и считаю тебя близким другом. — И очень хорошо это скрываешь, — добавил Америка с тихим смешком, отчего британец задумчиво понурил взгляд. — Но теперь-то сказал! — сразу подбодрил Джонс. — И, кстати, мне тоже… мне нравится быть с тобой, даже если ты ведёшь себя, как напыщенный козёл. Он очень надеялся, что Кёрклэнд не уловит в его словах ничего лишнего. Конечно же, не уловит. С чего вдруг? — Я постараюсь не быть таковым впредь, раз уж на то пошло, — пообещал Англия. — Но только в качестве собеседника. Не думай, что это касается личных или политических отношений. Как ни странно, это уточнение не огорчило Джонса. — Замётано!.. — он осёкся, чуть не добавив привычное «чувак». — Я тоже обещаю не ворошить перья твоего эго, раз уж на то пошло, — повторил Америка и шутливо подмигнул. Кёрклэнд в ответ тихо хмыкнул, но вместо укора на его лице читалось облегчение. Джонс был счастлив видеть его таким. Без тяжёлой печальной растерянности, как раньше. И всё-таки, внезапное перемирие навевало тревогу, потому что слишком сильно напоминало о давно ушедшем времени. Сколько раз Америка с разбега наваливался на Англию, прижимался к его лицу и иногда целовал в щёку, даже когда стал выше него ростом. Джонс об этом почти забыл, а вот Кёрклэнд стопроцентно помнил. Каково ему было теперь? Как он перестроился из роли родителя в равноправного союзника большой страны, при этом сохранив память о прошлых отношениях? Англия никогда не признает этого вслух, но он их точно помнил. Он улыбался, но Америка впервые подумал, что за этой улыбкой стоит болезненное напоминание о забытом счастье, которое им обоим уже не светит. — Хорошо, что мы всё разрулили! — радостно выдохнул Джонс. — Я вообще не люблю ругаться. — Ну да, — исподтишка бросил Англия. — Нет, я серьёзно, — уверенно сказал Америка. — Спасибо. Он убрал руку с плеча британца, мгновенно ощутив, как пальцам не хватает тепла. Возникла ассоциация с приоткрытым ртом, который хочется накрыть своим… — Пожалуйста, — тихо отозвался Кёрклэнд. — Но тебе не нужно меня благодарить. В конце концов, такого рода происшествия требуют участия двоих. Джонс молчал, а его лицо почему-то вспыхнуло с новой силой, и горло сжалось. — Ну что, продолжим? — спросил британец, возвращаясь в прямое положение на сидении. Вместо ответа Джонс удивлённо выпучил глаза. — Продолжим путь? — мягко уточнил Англия, пристёгивая ремень. — Что? А, да! — опомнился Америка и стал судорожно шарить по приборной панели в поисках ключа зажигания. Лицо краснело и растягивалось в улыбке, потому что слово «продолжим» явно было сказано во множественном числе.

* * *

Они не заметили, как оставили позади Вайоминг, к вечеру оказавшись в границах Монтаны. На горизонте виднелся тусклый отсвет заката, и местность постепенно погружалась в ночь, лишаясь прежних очертаний и звуков. В машине образовалась приятная вечерняя тишина, и Америка в кои-то веки не хотел её нарушать. До тех пор, пока не посмотрел на показатели приборной панели. — Вот дерьмо! — громко выругался он. Кёрклэнд вздрогнул и обернулся. — Что такое? — Бензин почти на нуле, — раздосадованно сообщил Джонс и огляделся по сторонам. — Ты помнишь, когда мы последний раз заправлялись? Англия нахмурился, а затем покачал головой. — Нет, не обратил внимания. — Зашибись, — прорычал Америка, продолжая вглядываться вдаль, надеясь увидеть хоть что-то помимо света от фар. — Тут вообще есть заправки? Нам до Бьютта ещё пилить и пилить. — Но мы же успеем? — уточнил Кёрклэнд. — Чёрт знает, — обречённо вздохнул Джонс. — Думаю, успеем. Через пятнадцать минут машина заглохла. — Да! Твою! Мать! — кричал Джонс, стуча по рулю, на что любимое авто отзывалось гневными гудками. Немного успокоившись, он откинулся на спинку и украдкой посмотрел в сторону Англии, ожидая сопутствующих причитаний. Но британец, напротив, не повёл и бровью. — Ты не заметил, когда горючего стало мало? — единственное, что спросил Кёрклэнд. — Ну да! Я же был расстроен из-за… В общем, не следил! — заявил Америка. Он обречённо вздохнул и, уронив голову на грудь, повторно выругался в сторону счётчика, который плохо видно. — Может, позвонить эвакуаторам? — предложил Англия. — Да, если бы они работали! И если бы телефон тут вообще ловил! — бросил Джонс, всплеснув руками и со шлепком уронив их на колени. Британец хохотнул. — Могло быть хуже, — непривычно легко отозвался он. В тусклом лунном свете было видно, что он действительно улыбается. Америка угрюмо покачал головой. — Твой британский акцент и фатальный оптимизм меня доведут! — фыркнул он, отчего Кёрклэнд подавился смехом. — В таком случае оптимистично доложу, что мой кабельный давно сел. — Да еб…ааааать! — прорычал Джонс, прижав ладони к лицу. Затем вытащил из кармана свой телефон и стал перебирать кнопки. — Попробую поймать хотя бы одно деление. Вдруг сработает. — Он начал водить аппаратом по воздуху в поисках сети. К счастью, она нашлась, и, поймав вялые гудки, Америка быстро полез в бардачок за правами. Краем глаза он заметил, как Кёрклэнд отдёрнул руки, чтобы случайно не коснуться его. Когда поиски закончились безуспешно, а шуршащий звонок оборвался текстом автоответчика, Америка смиренно опустил телефон и вздохнул. — Похоже, мы застряли тут на ночь. — Хм, в машине довольно тесно, — иронично подметил Кёрклэнд. — Ну да… Повисла неловкая пауза. — Да и фиг с ним! — решился Джонс. — Спать сидя тоже можно. Мы же как-то умудрялись спать в траншеях, сейчас тем более сможем. — Верно, — рассеянно кивнул Кёрклэнд. — А звёзды… О, у меня идея! — воскликнул Америка, открывая дверь. — Пошли! — Прошу прощения? — запоздало удивился Англия и следом тоже вышел на улицу по другую сторону машины. Джонс вприпрыжку подбежал к кузову, подзывая попутчика сделать то же самое. С горем пополам они передвинули массивный внедорожник поближе к обочине, после чего Америка ловко запрыгнул в кузов и, немного повозившись, откинулся на сумки, и выглядел при этом явно довольным. — Что ты делаешь? — медленно проговорил Англия, устало закатив глаза. — Ложусь, — жизнерадостно сообщил Джонс. — А что? Тут много места. Ты же продержишься несколько часов без отеля? — Я постараюсь без этого, — сухо отозвался Кёрклэнд. Он не спешил присоединяться к Америке, однако, когда вдалеке завыл дикий зверь, британец мигом вскарабкался на высокий кузов и неуклюже плюхнулся на сумки. Джонс помог ему устроиться, после чего Англия разложил плед на перекладине, разделяющей кузов и кабину. — Я был прав, — радостно объявил Америка, лёжа на спине. — В смысле? — Британец недоумённо уставился на него. — Звёзды! — сказал Джонс и указал в небо. Англии не надо было смотреть вверх, чтобы увидеть яркие сверкающие точки, потому что они отражались на очках и в самих глазах Америки и отдавали похожим волшебством. Тем не менее, он медленно поднял голову к небу и сразу понял, о чём Джонс говорит. По сравнению с глухим светом города, дикая местность просто купалась в живых искрах космоса. Вокруг было темно и светло одновременно, будто весь мир вернулся в древние времена, когда ещё не было огня и подобные явления вызывали богобоязненный трепет. Кёрклэнд был слишком воспитан, чтобы разевать рот, однако его челюсть чуть не отпала сама по себе. Стараясь держать строгий настрой, он аккуратно сложил свою куртку и откинулся на неё, как на подушку. — Это действительно прекрасно, — тихо сказал Англия. — Да, — протянул Америка с глуповатым смешком. — Мне нравится смотреть на звёзды. В городе их вообще будто не существует. Я и забыл, как сильно их люблю. — Я знаю, — отозвался Кёрклэнд. — Тебе всегда они нравились. Америка некоторое время молчал. — Блин, я в детстве столько раз просил тебя рассказать про созвездия. А ты только отмахивался и ворчал, что пора идти спать. — Помню, — сказал Англия, обращаясь скорее к звёздам, чем к собеседнику. — Ты каждый день просил показать то одно, то другое, и тебя невозможно было заткнуть, тем более на ночь глядя. На такого шалопая ни у кого сил не хватит. — В голосе британца не хватало упрёка, хотя он и не стремился к этому. — К тому же, учитывая мировой прогресс, знание созвездий потеряло былую необходимость. Америка приподнялся на локте и усмехнулся. Англия упорно смотрел вверх, игнорируя нависшего над ним собеседника. — Значит, ты всё забыл? — ехидно спросил Джонс. — Нет, конечно, — напористо заверил Кёрклэнд, отчего Америка только громче захихикал, повалившись на спину и наконец-то исчезнув из поля зрения. — Самые важные, крупные созвездия я помню, — сдержанно продолжал британец. — В частности те, по которым много лет ориентировался в море. Джонс с энтузиазмом начал перечислять названия любимых созвездий, попутно пытаясь отыскать их в небе. Никакой систематизации и терминологии, только набор слов, как у пятиклассника. И всё же Кёрклэнд слушал, не прерывая. Он мельком бросил взгляд на Америку, и, против всякой логики, у него перехватило дыхание. Сияя искренним восторгом, лицо Америки утопало в лунном свете, а звёзды, про которые он так увлечённо рассказывал, отчётливо отражались в бледно-голубых зрачках. Англия не сумел подавить дрожащее волнение в груди и никак не мог избавиться от мысли, что находится рядом с чем-то потусторонним, слишком красивым для земного существа. — Удивительно, — прошептал Кёрклэнд. Лёжа в нескольких сантиметрах от Джонса, он только острее чувствовал, насколько они далеки друг от друга, какая огромная пропасть между ними была и останется. Да и что толку об этом размышлять, ведь Америка всё равно ничего подобного не чувствует. — Да, удивительно! — воскликнул Джонс, по-прежнему обращаясь к далёким звёздам. — Удивительно то, каким умным ты можешь казаться, — перефразировал Англия. Он чувствовал себя крайне неловко из-за минутной слабости, которую позволил себе зачем-то. Но реабилитироваться за счёт собеседника не получилось, потому что британец мгновенно пожалел о своих словах, когда увидел потускневшую улыбку Джонса. Нет, только не это, не опять! Англия напряжённо вздохнул и сказал: — Прости, я не это хотел сказать. — Да ладно, — отмахнулся Америка, непринуждённо закинув одну руку за голову. Его радость вернулась, но была уже не столь яркой. — Америка, правда, прости, — повторил Кёрклэнд. — Блин, так непривычно слышать каждый раз от тебя извинение, — засмеялся Джонс. — Всё нормально, я понимаю. Я больше не хочу ругаться. Англия чуть не парировал словами о том, как Соединённые Штаты пропагандируют диаметрально противоположный образ жизни, но вовремя сдержался. Весь запал эмоций перешёл во взгляд. Британец смотрел на Джонса и не мог объяснить себе, почему смотрит, что пытается разглядеть в этом ясном, умиротворённом лице, в которое сейчас невозможно не влюбиться. Скорее всего, всё дело в звёздах. Кроме них, Америка никогда ни на кого так больше не посмотрит. — Я тоже не хочу ругаться, — прошептал Англия, пытаясь совладать с захлестнувшими чувствами. — Вот и не будем, — согласился Джонс. — С этого момента давай вести себя, как настоящие друзья, окей? — предложил он с усмешкой, тут же переключив внимание на небо. — О, вот это я обожаю больше всех! — Где? — спросил британец, охотно переключившись на небосвод. — Вон! — показал Америка вытянутой рукой. Кёрклэнд придвинулся ближе, чтобы проследить направление. От близкого контакта всем телом у Джонса перехватило горло, но он постарался сделать вид, что тоже внимательно разглядывает карту космоса. — Там? — уточнил Англия, вытянув руку, которая оказалась чуть короче руки Америки. Джонс через силу сглотнул, слыша чужой голос у самого уха, и ответил: — Да. Там. Пока Кёрклэнд скрупулёзно изучал любимое созвездие Америки, водя пальцем по небу и что-то шепча, последний пребывал в дичайшем напряжении, позабыв, как правильно дышать. Непонятно, что волновало сильнее: то, что они лежат вплотную, или сам факт любопытства насчёт чего-то дорогого и личного для Америки. В любом случае, это было слишком интимно. Джонс старался не шевелиться и ни о чём не думать, однако его сильно отвлекал учащённый стук собственного сердца. Когда он случайно повернул голову на бок, то оказался в сантиметре от лица Англии, и, чувствуя нехватку воздуха, шумно выдохнул ему прямо в лицо. — Кстати, — начал он, пытаясь не столько оправдать свой неловкий жест, сколько отвлечься от близости чужих губ. Кёрклэнд повернулся на зов и, к сожалению или к счастью, отстранился на почтительное расстояние, хотя их плечи по-прежнему соприкасались. — Прости меня. Британец онемел, даже в полутьме было видно его вздёрнутые брови и слегка осоловевшие глаза. — За что? — искренне удивился он. — Ты сегодня уже извинялся. А учитывая, сколько раз ты говорил «прости» за всю свою жизнь, второй раз немного настораживает. — И правда, — нехотя признал Америка. — Я хотел сказать… Прости, что не ценил тебя и твою дружбу. Я так часто делаю… Со всеми. — Он крепко задумался. — Больше так не делай, — подытожил его мысль Кёрклэнд. — Да! Поэтому я рад, что у меня есть друг вроде тебя, который не боится ткнуть носом в недостатки. — О, — сдержанно усмехнулся Англия. — И ещё, я ни разу не поблагодарил тебя за то, что ты для меня делал все эти годы, — продолжал Джонс, чувствуя долгожданную свободу от неловкости момента, поэтому мог говорить обо всём подряд. Кёрклэнд тяжело вздохнул. — Нет, не благодарил, — в сторону сказал он. — Ну, — торжественно начал Америка, словно готовился произнести речь, но, вопреки ожиданиям чего-то пафосного, выдал просто: — Спасибо! Качая головой, Англия рассмеялся. — Я серьёзно, — настаивал Джонс. — Спасибо, что всегда оставался моим союзником, несмотря на то, что я дерьмовый друг, и помогал мне, хотя я ни разу не поблагодарил. Спасибо, что поехал со мной, пусть тебе это и неприятно. Удовлетворённый своей исповедью, Америка вновь упал на спину, подложив руки под голову, а Англия не спешил отворачиваться, некоторое время наблюдая за ним. — Я не это имел в виду, — сказал он. — Ну, по крайней мере, не настолько грубо. — Ты о чём? — нахмурился Америка. — О том, как ты навязчив и невыносим. Я так не думаю, — пояснил Англия. — И я уж точно не стал бы терпеть кого-то столько дней. Я с тобой не из-за того, что ты ныл на стоянке у Белого Дома. Америка развернулся к нему, чувствуя, как сердце резко заколотилось, а щёки стремительно потеплели. Прямо как у прыщавого подростка, который получил комплимент от первой красавицы школы. Что он, маленький совсем? Джонс определённо не чувствовал себя так с тех пор, как… Нет, он понял, что никогда такого не чувствовал. Ни разу. — Мне с тобой хорошо, — сказал Англия, протянув руку и погладив Джонса по волосам. Последний наблюдал за ним, невольно превратившись в камень. Британец аккуратно отвёл пряди назад, очертив пальцами линию за ухом и немного задев кожу, после чего прикосновение исчезло, оставив призрачный след. Будто опомнившись, Англия отпрянул и, сложив руки на животе, уставился в небо, однако напряжённые черты лица его выдавали. Америка не мог говорить, не мог даже пошевелиться. Он смотрел на Кёрклэнда, по-прежнему чувствуя его пальцы на голове, и не понимал, пугает его это или, наоборот, хочется ещё. — Мне тоже с тобой хорошо, — проговорил он севшим голосом и после паузы добавил: — Видишь? Я умею говорить честно! Кёрклэнд прыснул и рассмеялся. Это сразу разоружило ситуацию, хотя Джонс всё ещё не мог забыть сказанные слова и не успел привыкнуть к их звучанию. Словно бы по неосторожности открыл запретную дверь, и теперь не мог вернуться назад. Ночь пахла асфальтом, бензином и горелым кофе. Или по крайней мере так пахли вещи в кузове и рубашка Америки. Англия наверняка воняет, как старик. Нет, Джонсу не хотелось представлять запах тела британца, это было бы совсем другой дверью, которую он пока не хотел открывать. Перевернувшись на спину, Америка устроился поудобнее и вздохнул. — Не думал, что так тебе нравлюсь, — бросил он в шутливом тоне, хотя в груди от этой фразы всё равно ёкнуло. В ответ на явную шпильку Англия спокойно пояснил: — Я никогда не стремился показать, что ненавижу тебя. — Знаешь, как странно это слышать? — недоумённо протянул Джонс. — Да, — твёрдо сказал Кёрклэнд. — Ты не представляешь, как это грустно, когда самый близкий человек думает, что ты его ненавидишь, хотя на самом деле всё наоборот. Америка не шевелился, разглядывая небо, но почувствовал такой резкий скачок в груди, что дыхание сбилось. Его сердце вело себя странно, причём уже не в первый раз. Наверное, стоит подумать о походе к врачу после поездки. Пока Джонс пытался разглядеть в словах британца тайный смысл, Англия заговорил снова: — Я не очень разбираюсь в дружеских узах… — О, об этом я и так мог тебе сказать, — невольно перебил Америка. Кёрклэнд искоса глянул на него, но, как и прежде, в его взгляде не хватало упрёка. Джонс продолжал глупо улыбаться, боясь слететь с катушек или сказать что-то совсем другое. — Тем не менее, я надеюсь, мы сумели преодолеть некоторые выбоины на дорогах, — закончил Англия. Спустя паузу, Америка громко прыснул и разразился долгим хохотом, беззвучно открывая рот и не успевая набирать в лёгкие воздух. Англия буравил его непонимающим взглядом, но вскоре сдался под напором веселья и тоже залился смехом, разве что не так громко. — Больше… никакого… британского юмора! — грозя пальцем, потребовал Америка, не в силах унять смех. Кёрклэнд небрежно усмехнулся. — Я постараюсь без этого, — пообещал он в той же манере, что и двадцать минут назад, но более позитивно, и повернулся набок, лицом к соседу. Джонс проделал то же самое, подложив руку под голову. Они находились рядом, смотрели друг другу в глаза и улыбались, но Америка то и дело откидывал фразы вроде: «По-моему, я лёг на бензопилу!» — и срывался на хохот, не в силах лежать спокойно. Кёрклэнд наблюдал за ним, видел, как Джонс ёрзает по темноте и как неуловимо меняются его черты лица, а в глазах по-прежнему отражаются звёзды. — Вообще, британцы умеют круто шутить, — наконец одобрил Америка. — Иногда очень даже, — согласно кивнул Кёрклэнд. — Но не до такой степени, чтобы припадочно смеяться, как ты. — Да это просто нервы, — отмахнулся Джонс. Ему опять жутко хотелось обнять британца, прильнуть к нему и почувствовать тепло. Никаких идиотских желаний, только прислониться щекой к щеке и лежать так как можно дольше. — Нервы, — недоверчиво повторил Кёрклэнд. — Да. — У тебя. — Да, а что? — не унимался Джонс. Англия в подозрении нахмурился, глядя куда-то в сторону, и Америка застыл с приоткрытым ртом, не зная, что добавить. Вряд ли он сможет выстоять перед чужой проницательностью, если никогда не умел врать, тем более о таком. Когда британец поднял взгляд, он оказался совсем не укоряющим и даже не пронзительным, а наоборот, был полон сопереживания. — Тебе не нужно волноваться, Америка. — Я не волнуюсь, — настойчиво поправил Джонс. — Просто иногда чувствую себя глупо, а потом так же веду себя. — Без сомнения только иногда, — подчеркнул Кёрклэнд. — Ой, заткнись! — с усмешкой огрызнулся Америка. — Я впервые в жизни перешагнул через гордость, чего ты от меня хочешь? Я же не чёрствая корка и не твой премьер-министр! — Пожалуй, ты прав, — сквозь смех выдавил Кёрклэнд, и они вновь рассмеялись, держась за животы и зажмуривая глаза. Америка первым нашёл в себе силы говорить. — Буду знать, как ты любишь лицезреть мою раздавленную гордость, — наигранно продекларировал он, утирая слёзы. — Хорошо, — принял вызов Англия. — Буду знать, что ты почти ею не подавился. — И после короткой минуты смеха искренне добавил: — Спасибо, Америка. Джонс не мог найти слов, поэтому просто кивнул. Раньше в подобной ситуации он бы просто-напросто сбежал, сбитый с толку и даже напуганный такой дружественной, если не романтичной, атмосферой в компании с Англией. Сейчас лежать с ним рядом, пусть они не прикасались друг к другу, было до умопомрачения естественно. Вроде бы они остались теми же, а вроде бы и нет. — Слушай, Англия, — обратился Джонс, прикусывая губу. — Да? — всё так же тепло отозвался тот. — Мы что… просто болтаем, как лучшие друзья? С минуту Англия обдумывал сказанное, после чего тихо усмехнулся и сказал: — Я полагаю, что да. — Круто, — Америка почувствовал прилив радости. — Мне понравилось, хочу ещё!

* * *

Англия проснулся затемно. Прошла от силы пара часов, и до рассвета было ещё далеко. Британец не помнил, как уснул, тем более не знал, почему оказался головой на теле Джонса, как на подушке, да к тому же обхватив того поперёк талии. Возможно, ночь была холодной, и Кёрклэнд помимо тепла искал для своей вечно раскалывающейся головы более удобную поверхность. Тогда оставалось не ясно, почему Америка тоже крепко обнимает его поперёк спины. Англия невольно вспомнил утро в мотеле после ужастика и чуть не зарычал от злости, так как не привык совершать ошибку дважды. Хотя, возможно, сейчас вообще не стоило ничего анализировать. Кёрклэнд вдруг понял, что, лёжа на груди Америки, слышит каждый удар его сердца и ритмичный шум дыхания. Тот пребывал на стадии глубокого сна и вряд ли проснётся ближайшее время. Англия решил остаться на месте и, прикрыв глаза, с упоением слушал течение жизни в горячем теле. Он скользнул ладонью по груди Америки, дотянулся до его лица и снял мешающие очки, которые были бережно сложены в сумку. Джонс не повёл и мускулом, что вызвало у Кёрклэнда слабую улыбку. Один бог знал, что творилось в этой несуразной голове и какая безумная идея придёт Америке завтра. Но сейчас Англия мог себе признаться, что для него в этом человеке прекрасна каждая мелочь, каждая чёрточка и всё в совокупности. Медленно, стараясь не побеспокоить спящего, Кёрклэнд убрал чужую руку и отстранился, затем неспешно сел, ощущая бодрящий холодок утра. Америка выглядел нелепо с этой опущенной вдоль тела рукой и без кого-то лежащего рядом, поэтому, недолго думая, Англия расправил свою куртку и накрыл друга. До британца вдруг дошло, что им всё ещё предстоит найти горючее, поэтому он бесшумно порылся в карманах и сумке Джонса и нашёл многострадальный телефон. Заряд был только на половине, это хорошо. Как говорится, пока американец дрыхнет, англичанин успевает сделать много полезных дел.

* * *

Америка проснулся с саднящей шеей и громко урчащим желудком. Поднявшись, он почувствовал, как на колени упало что-то вроде одеяла, и обнаружил, что это куртка, но точно не его. Глаза покалывало от напряжения, и Джонс на автомате стал искать очки, которых рядом почему-то не оказалось. — О, доброе утро, — послышался голос Англии, который возник возле кузова из ниоткуда. — Очки в сумке, — сказал он, указывая на нужную, и Америка, вслепую запустив руку в передний отдел, сразу нашёл, что искал. С очками мир вокруг стал намного приветливее. — Ты давно проснулся? — спросил Джонс, зевая во весь рот. — Пару часов назад, — ответил Кёрклэнд, протягивая какой-то предмет. — Вот, я одолжил ненадолго. — Что это? — спросил Америка, держа в руках и с искренним недоумением разглядывая собственный телефон. Кёрклэнд усмехнулся. — В паре миль отсюда есть заправка, я уже распорядился прислать пару канистр за дополнительную плату, — пояснил он. — Боже, мне пришлось говорить с головным офисом, чтобы они разрулили этот вопрос. У вас всегда всё так сложно? — Да нет, — непринуждённо ответил Джонс, потирая затёкшую шею. — Хорошо хоть буксир не вызвали, это было бы дороже. Ты просто молодец, — одобрительно кивнул он. — Ну, а как же, — шутливо откланялся Англия. Джонс с благодарностью протянул ему куртку и долго наблюдал за тем, как британец старательно отряхивает её и проверяет на потёртости прежде, чем надеть, словно Америка мог с ней что-то сделать. Он вообще не просил укрывать себя. Хотя наблюдать за Англией было забавно. — Уже неделя прошла, — вспомнив, сказал Джонс. — Какая? — переспросил Кёрклэнд, больше заинтересованный в пуговицах на куртке. — Неделя, как мы едем. Британец поймал его взгляд и держал очень долго, прежде чем сказать: — Да, я в курсе. — И тебе здесь… типа нравится? — спросил Америка. — Здесь?! — воскликнул Кёрклэнд. — Нет, здесь мне точно не нравится, потому что спать в кузове это тот ещё трындец. — Я не про «здесь» здесь, — закатил глаза Джонс. Англия долго задумчиво оглядывал местность, кивая каким-то мыслям, но не стал отвечать, хотя его зардевшиеся уши говорили достаточно.

* * *

В кафе на заправке продавались только сэндвичи с сомнительным сроком годности и сладкая газировка, однако державы съели всё до последней крошки, да ещё прикупили в дорогу, наученные горьким опытом прошлого дня. Они всё реже останавливались, поэтому пролетели по Монтане почти так же незаметно, как по Вайомингу. Впереди был штат Айдахо с неизменными горными просторами и высокими лесами. Мотор машины урчал, как сытый кот, и теперь под пристальным взором «его британского величества» мог не бояться оказаться пустым вообще. По крайней мере, до конца этой поездки. Америка был подозрительно тихим, и Англия в который раз подмечал эту тенденцию, но предпочитал не обозначать вслух. И ладно бы Джонс просто молчал, но он даже не пел и не хихикал, и не восклицал ничего, а выглядел спокойным и до неприличия нормальным. Кёрклэнд не имел ничего против нормальности, просто не привык общаться именно с таким Америкой. — Когда я решил уехать с собрания, — вспомнил вдруг Англия, — то не представлял, что мы заедем так далеко. Америка умиротворённо смотрел в окно и как будто не слышал его. — Да, — чуть погодя, ответил он. — Наверное, это хорошо, — подытожил Кёрклэнд, наблюдая за соседом в ожидании какой-нибудь реакции. Однако ему всё чаще приходилось смотреть на вихляющий серпантин горной дороги. Мотор гудел почти беззвучно, радио молчало, давно превратившись в помехи, и общая тишина оставалась такой же незаполненной. — Да, это хорошо, — ответил Америка, будто отмотал разговор назад, и Кёрклэнд поневоле вернул к нему взгляд. Он всегда возвращал к нему взгляд, даже когда не хотел, и видел тот же приятно очерченный лик и мягкую задорную улыбку. — Мы почти у цели, — воодушевлённо добавил Джонс. — До западного побережья остался день или два. — Значит, нам просто нужно не съезжать с девяностой трассы? — уточнил Англия. — Можно и так. Если ты не захочешь поехать по загородным съездам, — объяснил Америка, описав рукой витиеватый маршрут. — Но нам всё равно придётся ехать назад. Так? — Ну, — начал Америка, приподнявшись на сидении, — на данный момент у нас два выбора: либо продолжать ехать по девяностой до Сиэтла, либо через час свернуть на восемьдесят четвёртую до Портленда и там спокойно ехать в Калифорнию. А оттуда по шестьдесят шестой мы вернёмся в Нью-Йорк. — Ты никак карту смотрел? — ехидно спросил Кёрклэнд и заметил, что Джонс сперва нахмурился, обдумывая сказанное, а затем заливисто рассмеялся, кивая, что понял шутку. Англия и забыл, как соскучился по этой глупой улыбке, пока не увидел вновь. — Да, я смотрю карты, — заверил Америка, сложив руки на груди. — Хотя, блин, шестьдесят шестая всё равно ведёт в Чикаго. — Он на секунду задумался. — И это историческое шоссе, по которому никто не ездит, так что ехать очень долго. — Что-то же должно привести нас в Нью-Йорк, — сказал Англия. — И, думаю, мы как-нибудь это сделаем. — Вы только посмотрите на него, — изумился Америка, картинно вскинув руками. — Вчера спал в кузове машины, а сегодня готов пуститься во все тяжкие! — Это всё твоё дурное влияние, — с артистизмом отмахнулся Кёрклэнд. — Ну да, а завтра ты решишь наведаться к Мексике и выдуть у него всю текилу, — погрозил пальцем Джонс. — Ох, не искушай меня! — ворчливо бросил Англия, после чего оба надолго залились весёлым смехом.

________________________________________________________________

Бьютт — небольшой шахтёрский городок в штате Монтана, где до сих пор добывают золото и другие ценные металлы. Со времён «Дикого Запада» он был населён золотодобытчиками и редкими фермерскими поселениями, которые в итоге разрослись в город. Является частью кряжа Скалистых Гор — основная горная гряда Кордильер (кто хорошо учил географию в школе, тот помнит). Так что виды на город весьма живописны, пусть там нет небоскрёбов. Это первый город в Монтане, через который проходит девяностая трасса с востока. Мили и километры. Расстояние в милях и футах измеряют официально только в Америке (и ещё двух маленьких странах мира). В России и Европе измеряют в метрах и километрах. Фут равен примерно трети метра, а миля — примерно полутора километрам. В этой главе Артур сказал «miles», «мили», хотя официально британцы говорят чаще «kilometers», «километры». Не так давно подруга из Йоркшира заверила меня, что британцы в диалоге спокойно переключаются с миль на километры и обратно. Всё зависит от глубины контекста. Мотель, Хотель и Отель. Прошло пять глав и четыре отеля, поэтому пора пояснить, чем эти термины похожи, а чем отличаются. «Отель» — это общепринятый термин заведения, предоставляющего временное или долговременное проживание приезжим. Удобства зависят от международного ранга, определяемого количеством звёзд. В России это «гостиница», причём данное название не значит хуже отеля, как некоторые ошибочно полагают, ибо оно существовало и развивалось в то же время, что и понятие «отель» в Европе. Гостиница и отель — одно и то же. «Хотель» — это неверное прочтение русскими и другими иностранцами слова «отель», так как на оригинале оно пишется «Hotel» (от французского «hote» — «гость»), а «h» в начале не читается. «Мотель» — подвид отелей низкого класса (без звёзд), где номера очень маленькие и нет практически никаких предоставляемых удобств, кроме (редкой) уборки и прямого выхода на парковку. Шестьдесят шестая трасса. Одна из главных трасс США, которая пролегает от Лос-Анджелеса до Чикаго по не очень прямой траектории. Ныне она официально не числится, как трасса, потому что маршрут был сильно изменен и приписан к другим трассам. Альфред называет её «исторической», потому что во время Второй Мировой Войны её значение имело особый вес и, хотя сейчас построенные дороги изредка используются, её название уже мало кто помнит, разве что по песням «Роллинг Стоунз». На картах-гугл «шестидесят шестая» может обозначаться, как «шестидесятая» (все помнят фильм «Трасса Шестьдесят» 2002 года). Да, такая тоже существует и тоже была давно перестроена и забыта. Как и многие трассы в США. В ранних главах упоминалось, что державы едут на восток. При первом прочтении фика на английском я мало обращал внимание на географию, больше на разговоры и перемены в героях. И почему-то твёрдо решил, что они едут из Лос-Анджелеса (где предположительно проходило собрание) в Нью-Йорк (откуда ближе лететь до Европы). Плюс несколько упоминаний восточного побережья в диалогах закрепило мою догадку. Увы, я ошибся. Они наоборот едут из Нью-Йорка на запад, а вот куда, пока не известно. Путь героев идёт вдоль девяностой трассы: Нью-Йорк, Пенсильвания, Огайо, Иллинойс, Висконсин, Миннесота, Южная Дакота, Вайоминг, Монтана, Айдахо и дальше. Думаю, когда закончу перевод, начерчу подробно их маршрут на карте. Пока же их конечная точка прибытия не известна. И мне хочется оставить это тайной до самого конца.