***
Субботнее утро выдалось на редкость солнечным и теплым для сентября. Потолок в Большом зале был светлым и ясным, таким же, как и небо за высокими окнами. Сегодня факультетские столы заполнялись очень медленно. Ученики лениво обсуждали минувшую учебную неделю. Настроение практически у всех было приподнятым настолько, что даже не хотелось говорить о тех таинственных и мрачных происшествиях, описанных в утреннем Пророке. И внезапно ленивая и умиротворенная атмосфера была разрушена резким появлением Джеймса Поттера. Он буквально ворвался в зал, переодетый в квиддичную ярко-алую с золотом форму, неся в руках свою новенькую метлу и попутно шумно переговариваясь с Сириусом Блэком, облачившимся в точно такую же форму. Римус Люпин и Питер Петтигрю шли следом за ними и тоже участвовали в общей беседе. Едва заслышав знакомые голоса, девушки в Большом зале немедленно обернулись и одарили парней милыми улыбками. Почти все. — Нет, ну Бродяга, ты глянь! — Джеймс вытащил из кармана какой-то листок и сунул его лучшему другу под нос, когда все они усаживались на свои привычные места в дальнем конце стола. — В команду записалось без малого тридцать человек! Как я буду справляться с этим табором? — Да ладно тебе, — усмехнулся Сириус и потянулся к тосту. — Тебе надо будет выбрать всего четверых. — Действительно, проще простого! — съязвил друг, но свой листок все-таки убрал и приступил к завтраку вместе со всеми. Подняв голову и глянув на противоположную сторону стола, где обычно садились Рим и Пит, он встретился взглядом с Лили Эванс, сидящей вместе с остальными девчонками прямо рядом с ними. Джеймс улыбнулся и, вспомнив о своем новом намерении и о словах друзей, произнес легким, спокойным, своим самым обычным тоном: — Привет. Лили быстро оглядела его и каким-то немного странным, едва ощутимо звенящим голосом ответила: — Привет, — она постаралась сделать это так же непринужденно, как и Джеймс. Но необычная реакция немедленно последовала. Девчонки, сидящие рядом, как по команде уставились на нее, округлив от удивления глаза. Лили изобразила на лице непонимание. Тогда подруги перевели взгляды на Поттера. Тот в точности повторил за Эванс, но при этом в глубине его карих глаз плясали озорные огоньки. Девушки многозначительно улыбнулись и вернулись к своему завтраку. А Джеймс тем временем вновь поймал взглядом Лили и улыбнулся ей. И мог поклясться, что мгновением раньше того, как она повернулась к заговорившей Алисе, получил чуть заметную улыбку в ответ. Вот теперь-то он понял, о чем говорили остальные Мародеры. Оказывается, это очень просто — дружелюбно общаться с Эванс, не вызывая при этом у нее неукротимого желания убить тебя на месте. Молчание среди парней затянулось. И Сохатый понял, что по-прежнему пялится на Лили. Решив, что перебарщивать незачем, он повернулся как раз в то самое мгновение, когда Бродяга слишком уж красноречиво закашлялся. Питер одарил его улыбкой и вновь занялся овсянкой, а Лунатик украдкой подмигнул поверх кубка с тыквенным соком. Похоже, несмотря на неспокойное время, жизнь обещала наладиться. Едва завтрак окончился, Мародеры проследовали на квиддичное поле, куда должны были явиться все испытуемые. Джеймс, сияя начищенным значком капитана, вооружился серебряным свистком. Сириус занял позицию в воздухе вместе с единственным оставшимся из прошлогоднего состава семикурсником-загонщиком. Питер и Римус расположились на трибуне. Здесь неподалеку собралась большая компания девушек с разных курсов и факультетов, пожирающая взглядами Поттера и Блэка. Но зато слизеринской команды, всегда любившей пошпионить, не было, что не могло не радовать. Парни не хотели, чтобы эти типы испортили первый день Сохатого в качестве капитана. Тот взялся за работу очень ответственно и решил начать с отбора двух новых охотников. Первым делом парень попросил всех, кто записался на эту позицию, пролететь несколько кругов над стадионом. Решение оказалось мудрым: уже после этого задания изрядная часть хихикающих и шепчущихся девчонок, абсолютно не умеющих как следует летать, отмелась. Далее, прихватив Сириуса, все оставшиеся вместе с Джеймсом разыгрывали мячи. И только здесь Бродяга заметил однокурсницу. — Вэнс?! — он изумленно уставился на темноволосую девушку. — Ты-то что тут делаешь? — Решила попробовать, смогу ли я тягаться с тобой, Блэк! — невозмутимо и даже чуточку нахально ответила та, озорно сверкнув чуть раскосыми карими глазами. Сириусу, похоже, такой резковатый ответ на удивление пришелся по душе. Во всяком случае, он ухмыльнулся Эммелине и вдруг без предупреждения отдал ей пас. И хоть секундой раньше Эммелина смотрела на него, мяч она приняла без малейшей ошибки. Сохатый одобрительно поднял вверх большой палец, а Бродяга, переглянувшись с ним, вновь ухмыльнулся и кивнул. Когда наконец они разыграли достаточно мячей, Джеймс оставил пятерых самых проворных игроков, среди которых единственной девушкой была Эммелина, и приступил к отбору вратаря. Слава Мерлину, здесь было проще: на вратаря никто из девушек не пробовался. Поэтому Сириус вместе с оставшимися испытуемыми охотниками проверял на ловкость и реакцию каждого из них. После того, как каждому было отправлено по пять мячей, Сохатый остановил игроков, сделав окончательный выбор. Вратарем он назначил крепко сложенного, но вопреки всему быстрого и ловкого пятикурсника Ника Харпера. А вот среди пятерых претендентов двоих охотников выбрать было непросто. Но наконец Джеймс остановил выбор на Кевине Муре, маленьком, но юрком и очень метком третьекурснике, обошедшем троих более старших парней, и Эммелине Вэнс, которая неожиданно оказалась лучшей из всех. Ею он был впечатлен больше других: проучившись бок о бок с этой девушкой пять лет, он и не подозревал, что она так классно играет. И даже Сириус, когда двое новоявленных охотников вместе с ним спустились на землю, одобрительно присвистнул и с тщательно скрываемым удивлением обратился к Эммелине: — Да, Вэнс, не ожидал от тебя. А ты и правда, может быть, сможешь попытаться тягаться со мной. Ну, после годика упорных тренировок. — Посмотрим, Блэк, кому тут еще тренировки понадобятся, — хмыкнула девушка и, чуть прищурившись, взглянула на него. И Блэк, чертов Сириус Блэк, мечта практически каждой хогвартской девчонки, неожиданно одарил ее обаятельной и совершенно сногсшибательной улыбкой. Эммелина невольно почувствовала, как внизу живота на пару секунд образовался узел. А потом, не сдержавшись, улыбнулась в ответ, при этом умудрившись сохранить свою величавость и гордый вид. Над стадионом раздался свист — это Поттер начал отбор последнего члена команды — загонщика.***
Питер и Римус наблюдали за всем, что происходило на поле. Сохатый выполнял свою роль великолепно, со знанием дела подходя к задаче. И кто бы ни решился сейчас взглянуть на Поттера, у него не было бы никаких сомнений в непревзойденном таланте этого парня. Хоть сам по себе ловец, он великолепно вживался в роль охотника, а то и загонщика, если этого требовала часть отбора игроков. У всех гриффиндорцев, находившихся сейчас на поле, не было никаких сомнений: лучшего капитана сборной найти было бы просто невозможно, и кубок в этом году они тем более никому не уступят. Римус увлекся было отборочными, как неожиданно его слуха достиг звук тихих шагов, раздавшийся за спиной. А несколькими мгновениями позже рядом с ним присела Рэйчел Уоллис. Одна, без своей подруги — та, как-то странно кивнув и улыбнувшись, осталась на самой верхней скамье. — Привет, — Рэйчел с улыбкой взглянула на Лунатика, и тот вдруг во второй раз ощутил, как его желудок исполнил сальто-мортале. — Привет, Рэйчел, — задержав на ней взгляд лишь на секунду, Римус снова развернулся лицом к полю, но при этом он уже не мог вникнуть в суть происходящего там, вдалеке. Питер, как-то многозначительно улыбнувшись, пробормотал что-то насчет разговора с Сириусом и спустился вниз, к уже отобранным охотникам команды. Уоллис проводила его благодарным взглядом. — Что ты здесь делаешь? — слишком уж будничным тоном спросил Римус. — Да так, я часто прихожу посмотреть на отборочные всех факультетов. Мне нравится квиддич, — отозвалась девушка. Рим с немалым удивлением и легким недоверием развернулся к ней. Она на секунду опустила глаза, а потом едва слышно вздохнула и, вновь подняв взгляд, более тихим голосом призналась: — Прости. На самом деле я искала тебя. Неловко вышло вчера, правда, — она неосознанно намотала прядь светлых волос на палец. — Извини. — Да ладно, не переживай, — Рим невольно улыбнулся. — Ничего страшного. — Я на самом деле часто спотыкаюсь, — усмехнулась девушка. — Энн, моя подруга, всегда говорила, что я неуклюжая. Но на парней я еще никогда… — тут щеки Рэйчел залились тусклым румянцем. — Ну… не падала. — Если тебя это утешит, то и я еще никогда в жизни не ловил падающих с лестницы девушек, — Лунатик всей душой надеялся, что его щеки не залились краской так же, как у Уоллис. Потому что непонятное смущение вновь появилось словно бы из ниоткуда. Рэйчел от его слов заливисто рассмеялась, чуть запрокинув голову назад. Мерлин знает, почему, но эта картина очень умиляла. И, наверное, это отразилось в лице Римуса, потому что Рэйчел, вдруг прекратив смеяться, внимательно посмотрела ему в глаза и спросила: — Это было ужасно, правда? Прямо при всех… — Рэйчел, да забудь ты об этом! — теперь уж пришла очередь Люпина рассмеяться. Девушка неотрывно смотрела на него, словно силясь что-то сказать. Лунатик буквально чувствовал, как в ее голове роем мечутся мысли. Пару секунд она кусала губы, а потом вдруг неожиданно для себя самой выпалила: — Знаешь, ты очень милый. И всегда таким был. И зачем только она это сказала? Римус был готов бежать прочь от смущения, но все же собрал все свое мужество в кулак и ответил: — Как и ты, Рэйчел, — Мерлин, ну вот зачем, зачем было краснеть! Теперь он совершенно точно выдал себя с головой. Рэйчел улыбнулась и, поднявшись на ноги, сказала напоследок: — Я теперь часто сижу в библиотеке, готовлюсь к урокам Уилткисс. Может, поработаем как-нибудь… Ну… вместе? — она вновь опустила глаза, окончательно зардевшись. Римус на мгновенье замолк, а потом с улыбкой ответил: — Конечно, можем, если хочешь! Радостно улыбнувшись, Рэйчел попрощалась и быстро, чуть вприпрыжку поспешила наверх, к своей подруге Энн. Римус невольно не сводил с нее глаз. Роста Рэйчел Уоллис была невысокого, да и фигуру нельзя было назвать идеальной, и все-таки что-то такое таилось в этой в целом очаровательной девчушке, что заставляло Рима неотрывно следить за тем, как при каждом ее шаге пышная копна светлых до белизны волос рассыпается крупными волнами по плечам. И отчего-то вдруг парню захотелось окликнуть ее, чтобы она вновь обернулась и задержалась здесь еще хоть на минутку. — Какая интересная у вас собеседница была, господин Лунатик! — хитро сощурившись, со смешком произнес Бродяга, когда они вместе с Питером поднялись на трибуну к Римусу. Джеймс, выбрав наконец загонщика и перебросившись парой слов с наново укомплектованной командой, поспешил за ними. — Очаровательная и милая Рэйчел Уоллис с шестого курса Когтеврана! — Бродяга, прекрати, — отмахнулся тот, слегка поморщившись. — Ну, и что же она хотела? — с понимающей улыбкой спросил Питер. — Просто поговорить, — пожал плечами друг, но неожиданно появившийся Джеймс хлопнул его по плечу, перебив многозначительным тоном: — Ну-ну, оно как раз с таких вот «просто поговорить» и начинается. — Что «оно»? — переспросил Питер. Сохатый расплылся в самой что ни на есть шкодной улыбке. — Оно самое. Большое и светлое. Чувство. — Ну или банальный путь к потере девственности, — хохотнул вдруг Сириус. Римус посмотрел на него взглядом убийцы. — Бродяга, сука! — Поттер расхохотался. — Всю романтику взял и опошлил! — Во-первых, совсем не сука, — заметил Сириус и деловитым тоном продолжил: — А во-вторых, Лунатик, — Люпин так же смотрел на него осуждающе-угрожающим взглядом, — то, что ты среди нас, кхм, последний… Оно конечно хорошо, но даже сама матушка природа уже за то, что пора бы и тебе «начинать жить». Рим и не думал сменить пока еще молчаливый гнев на милость. Самое скверное, что Бродягу не заткнешь: он, черт бы его побрал, фактически говорил правду. Сам-то Блэк «начал жить» еще в пятнадцать лет, в конце четвертого курса, во время непродолжительных отношений с пятикурсницей-когтевранкой. Питеру «начать жить» помог он же, добрый дядюшка Сириус, как-то во время межфакультетской вечеринки в прошлом году напоив того до приличного градуса и благоразумно оставив наедине с милой пуффендуйкой, с которой Петтигрю и доселе нередко ходил гулять по территории. И даже Поттер, несмотря на свою искреннюю и непоколебимую преданность Эванс, на той же вечеринке изрядно выпил и, не вполне отдавая себе отчет, поддался очарованию гриффиндорки, окончившей Хогвартс в том же году. Правда, после этого какое-то время он чувствовал себя виноватым, но потом решил просто забыть об этом инциденте, лишь извлек из него пару уроков. Вот именно с тех пор на Бродягу периодически находило вдохновение, и он принимался играть на нервах Лунатика — последнего целомудренного юноши из их неразлучной четверки. — Сириус, иди ты со своим «началом жизни» к инферналовой матери! — Римус наконец ответил нахально ухмыляющемуся другу. Тот никак не отреагировал, только лишь картинно поиграл бровями. Люпин был готов убить себя за свою слабость, но сдержаться не смог — и улыбнулся. А трое друзей покатились со смеху. Джеймс, зацепившись за Питера, в изнеможении изрек: — Блядь, Лунатик, тебя надо довести до правильной кондиции и посадить писать словарь ругательств! — Сохатый, — внезапно остановив смех, окликнул друга Сириус. — Кто-то там говорил о чувствах? А ну-ка глянь на нижнюю часть трибун. Джеймс послушно посмотрел вниз. И, к своему восторгу и удивлению, увидел там Эванс в привычной компании подруг. Они весело поздравляли Вэнс со вступлением в команду Гриффиндора и шумно болтали. Джеймса невольно заворожило то, как смеется в разговоре Лили, как она легким движением перебрасывает за спину длинные медно-рыжие волосы, на которых теплыми бликами играло солнце, и как звонко и серебристо разносится над квиддичным полем ее голос. Но Сириус щелкнул пальцами у него под самым носом и довольно заметил: — Так вот, друг мой Джимбо, наша принцесса Гриффиндора очень даже внимательно следила за тобой все время, пока ты корячился на поле… Джеймс снова уставился на Эванс, не веря своим ушам. И неужели она, неприступная Лили Эванс, смотрела на него? Он бы ни за что не поверил в это, если бы сказал ему кто другой и если бы вдруг девушка внизу на долю мгновения не глянула на него — за что он лично мог ручаться — заинтересованным и даже одобрительным взглядом, который не смогли скрыть ни расстояние, ни близорукость Поттера, ни даже то, что Эванс быстро спохватилась и отвернулась. Он мог бы долго еще неотрывно глядеть на нее, но трое друзей благоразумно потащили его прочь с трибун, в сторону замка. А Лили Эванс тем временем, неосознанно оторвавшись от беседы с однокурсницами, в очередной раз за последние дни впала в глубокую задумчивость. Она поймала себя на мысли, что в течение всех отборочных смотрела вовсе не на Эммелину, которую они пришли поддержать, а на Поттера. Он, словно какой-то магнит, притягивал ее взгляд и, надо признать, впечатлял. Казалось, никто на свете не может держаться в воздухе так органично, с такой же удивительной грацией. Создавалось впечатление, что он просто родился в небесах и что метла ему совершенно не нужна — он и так мог бы парить под самыми облаками. Да, сегодня Поттер опробовал себя в роли капитана. Да, он отдавал команды направо и налево. Да, он руководил процессом и был в центре внимания всех собравшихся здесь. Но теперь он делал это не сознательно на публику, пытаясь рисоваться и выпендриваться. Нет, он вел себя так, как положено хорошему, ответственному капитану. Лили и представить себе раньше не могла, что когда-нибудь, пусть и мысленно, соединит слово «ответственный» и имя Поттера в одном предложении. Но вопреки всему это было действительно так. И неожиданно для себя самой девушка осознала, как глупо они оба себя ведут. Ведь он, Поттер, больше явно не настроен приставать к ней и сводить с ума своим позерством, а она совсем не настроена злиться на него ни за что. Так зачем же им обоим избегать разговоров, словно они какие-то злостные неприятели? Не настало ли время закрыть наконец глаза на все былые глупости и, кто знает, быть может даже протянуть друг другу руку дружбы? Эванс расслабленно улыбнулась последним мыслям, чувствуя себя так, словно ее жизнь вдруг начинает налаживаться сама собой.***
Вместе с тем, как испортилась погода, став по-осеннему дождливой и промозглой, потянулись и рутинные хогвартские дни. Квиддичные команды неустанно готовились к открытию сезона, ученики силились бороться с постепенно навалившимися заданиями профессоров, особенно профессора Уилткисс. Эта женщина стала задавать такие длинные сочинения и эссе, что при одном упоминании ЗОТИ студенты принимались обреченно стонать. Им приходилось просиживать в библиотеке не один час, чтобы получить от чрезвычайно строгого профессора хоть мало-мальски сносную отметку. Но для некоторых в сидении в библиотеке были и свои плюсы. Несколько раз в неделю, когда Джеймс и Сириус вместе с командой отправлялись на тренировку, а Питер, не любивший разбираться с домашними заданиями, если компания Мародеров не была в полном составе, следовал за ними поглазеть, Римус направлялся в библиотеку, где неизменно встречал Рэйчел Уоллис. Иногда с ней была ее подруга Энн, но и она, едва заметив Люпина, поспешно удалялась, одаривая Уоллис ободряющей улыбкой. И тогда они занимались вместе — Римус и Рэйчел. Он помогал ей справиться с ЗОТИ, которая ей давалась хуже всего. Она же часто обращалась с каким-нибудь вопросом, порой даже за пределами библиотеки, в классе или коридоре при встрече. И как-то оно так само по себе случилось, что в течение двух месяцев эти двое стали друзьями, общаясь все ближе. Это отметила даже Лили Эванс, которая частенько сидела в библиотеке вместе с ними и вообще довольно часто составляла компанию Римусу, ведь они дружили с самого первого курса и оба были старостами Гриффиндора. Набравшись смелости, Лили даже как-то спросила у Рима во время совместного патрулирования коридоров перед отбоем, как он относится к Рэйчел Уоллис. Она мысленно перебрала несколько возможных вариантов, но никак не могла предположить, что Рим попытается уйти от ответа. — Не подумай ничего плохого, — Лили чуть виновато улыбнулась, остановившись около подоконника в одном из коридоров. — Просто я случайно стала свидетелем того, как Рэйчел говорила своей подруге Энн, что ты ей очень нравишься. Не просто как друг, понимаешь, Рим? — Эванс подняла на Люпина ясные, ярко-зеленые глаза. — Это вышло действительно случайно. Но, прости, я просто захотела узнать, как ты сам относишься к ней. И если я правильно понимаю, — многозначительно усмехнувшись, девушка отметила, что щеки ее друга едва заметно заалели, — то и ты сам хотел бы, чтобы Рэйчел была для тебя не просто другом. Римус молчал. На некоторое время он отвел взгляд, а потом снова посмотрел на Лили. Та невольно вновь ощутила муки совести. — Рим, правда, прости, что я спрашиваю, — почти расстроенно сказала она. — Просто… — Да ничего, я понял, — Лунатик наконец нашел в себе силы улыбнуться. Как это было похоже на Лили Эванс! Сколько он ее знал, она все время старалась помочь окружающим ее людям, поддержать, сделать так, чтобы они непременно чувствовали себя хорошо. А она, в свою очередь, вот уже шесть лет знала его достаточно близко, чтобы заметить, что к Рэйчел Уоллис он начинает испытывать иные чувства, совсем не относящиеся к приятельским. По правде говоря, он самому себе признался в этом совсем недавно и только потому, что не одна Лили — Мародеры тоже давно все заметили и постоянно донимали его расспросами. Римус тихо вздохнул и наконец заговорил: — Да, ты права. Но понимаешь… Это все сложно. Мерлин, это действительно чертовски сложно! И, наверное, нам с ней не следует даже пробовать… — Римус, — Лили поспешила перебить его, понимая, к чему он клонит. И, не дав Риму распалиться насчет щекотливой темы его «особой природы», о которой она знала уже больше года, девушка неожиданно взяла его за локоть, заставив посмотреть себе в глаза. — В воскресенье Хэллоуин, будет первый поход в Хогсмид. И если ты считаешь, что вам с Рэйчел действительно надо бы объясниться, то это очень хороший шанс. Я говорю так не потому, что думаю, будто у тебя самого не хватит смелости. Я ведь знаю, что тебе такое решение дастся нелегко, и просто хочу поддержать тебя, понимаешь? Ты мой друг, Рим! Ты мне почти как брат. Римус невольно улыбнулся, глядя в эти добрые изумрудно-зеленые глаза. Он прекрасно знал, что она не станет врать. Потому тихо, но твердо и искренне ответил: — Спасибо, Лил!