***
Профессор Уилткисс по обыкновению запустила учеников в класс вместе со звонком. Они, давно привыкшие к привычке профессора снимать баллы при любом удобном случае, расселись по местам без лишних разговоров. Когда в классе повисла звенящая тишина, Уилткисс, шурша незапахнутой мантией поверх темного костюма, прошла к своему столу, взмахнула полочкой — и стопка листков пергамента поплыла между рядами, сама собой раздаваясь ученикам. — Результаты вашего последнего теста можно считать в целом удовлетворительными, — в своей сухой манере проговорила профессор, в лице которой не дрогнул ни один мускул. — Хотя работы некоторых в отдельности просто кошмарны. Но сегодня могу сообщить вам то, что, возможно, вас обрадует. В оставшееся время мы проведем еще один, заключительный тест по введению. И если он окажется удачнее предыдущего, я сочту вас готовыми приступить к практике, — закончив, профессор окинула класс внимательным и колким взглядом чуть прищуренных темных глаз. Впервые известие об очередной письменной работе не огорчило учеников. Наоборот, они воодушевленно начали перешептываться. Многозначительно хмыкнув, Уилткисс достала из своего стола новую стопку пергамента и взмахом палочки раздала студентам. За ними проследовали и пугающей длины листки с вопросами. — У вас полтора часа, — вновь заговорила профессор, усевшись за свой стол и начав распечатывать письмо, доселе покоившееся среди бумаг. — Время пошло. Приступая к своему заданию, Джеймс бросил взгляд на Уилткисс. Та уже читала свое письмо, и с каждой секундой крохотная морщинка между ее бровей становилась все глубже — то, что было в нем, ей определенно не нравилось и явно сердило. С трудом подавив любопытство, Джеймс приступил к своему заданию. Но мысли его невольно вновь и вновь возвращались к неизвестному письму.***
Утром третьего ноября Джеймс, Римус и Питер поднялись с постелей ни свет ни заря, готовясь к главному событию этого дня — дню Рождения Бродяги. В последнее время было очень мало поводов для радости, и они надеялись, что сегодняшний праздник, который они намеревались закатить, немного встряхнет их. Ведь это был не просто день Рождения, а, пожалуй, самая знаменательная дата для каждого юного волшебника — семнадцатилетие, день, когда он по праву может считаться совершеннолетним. Все приготовив и аккуратно расставив свои подарки рядом с доставленной ночью домовиками посылкой от мистера и миссис Поттер, Мародеры вооружились хлопушками и осторожно приблизились к постели Сириуса. Тот не пошевелился даже тогда, когда они раздернули полог — преспокойно сопел, зарывшись носом в подушку. — На счет три, — шепнул Рим. — Раз… — Два… — подал голос Пит. — Три! — громко воскликнул Джеймс, и трое друзей одновременно бахнули хлопушками под самым ухом Бродяги. Его осыпало дождем сверкающих золотых звезд, а сам он резко подскочил, неистово завопив во все горло. Сириус запутался в одеяле и едва не сверзился на пол, пока трое друзей рядом с ним умирали со смеху. — Да какого черта вы творите? — возмущенно сверкнул глазами всколоченный после сна друг. — С днем Рождения, Бродяга! — хором закричали парни, бросив в него тем, что осталось от хлопушек. — С совершеннолетием! — Что? — на Бродягу накатило осознание, и он вдруг подскочил на кровати, сверкнув белозубой улыбкой. — Твою мать, я чуть не забыл! Мне же исполнилось семнадцать! — С этими словами он принялся скакать по всем четырем кроватям, перепрыгивая с одной на другую с таким мастерством, что ему не было нужды даже соступать на пол. — Ю-ху!!! Парни, мне наконец-то стукнуло чертовых семнадцать! И я больше не под хреновым Надзором! Лучший день в жизни! — с этими словами он одним могучим прыжком вновь заскочил на свою кровать, и та жалобно скрипнула пружинами. Здесь он распечатал все свои подарки. Сердце его защемило от безграничной нежности и благодарности к мистеру и миссис Поттер, по старой традиции волшебников преподнесшим ему золотые наручные часы и приславшим такое проникновенное и личное письмо, что Сириус решил не показывать его даже друзьям. Затем последовали свертки от друзей. И когда дело дошло до последнего из них — от Джеймса — Блэк неожиданно расхохотался, подняв над головой… — Бутылка огневиски, Сохатый? — сквозь смех спросил он. — Ты воплощение креативности! — Это символический подарок. Старый добрый Огден никогда не бывает лишним, — усмехнулся Джеймс в ответ. — Как ты только его достал? Студентам ведь не продают нигде! — иронично-подозрительным взглядом уставился на него друг. Поттер загадочно ухмыльнулся, а Римус ответил вместо него: — Бродяга, думаю, ты сам догадываешься. Есть ведь у нас, кхм, особые источники. — В Хогсмиде, например, — с загадочной улыбкой добавил Питер. — Ну вы даете! Охуеть! — Сириус едва не задохнулся от изумления. — Неужто милая Розмерта в кои-то веки добровольно согласилась продать вам этот чудесный напиток из-под полы? — Ну, нам пришлось подключить свое природное обаяние и шарм, — ухмыльнулся Джеймс. — И прелестная мадам Розмерта не смогла устоять перед нашим общим очарованием! — парни дружно расхохотались, а после Сохатый добавил: — А если серьезно, то мы объяснили ей, что у тебя совершеннолетие. Но в конечном счете, я уверен, дело стало именно за нашим обаянием и шармом! Сириус, усмехнувшись, наконец слез с кровати и сунул ноги в тапки, намереваясь направиться в ванную. Джеймс как-то подозрительно внимательно на него посмотрел, и в голове Бродяги мелькнула мысль, что в этом году отчего-то еще до сих пор никто из друзей по традиции его не подколол. Однако в следующую секунду оказалось, что он поторопился с выводами: едва обув тапки и попробовав сделать шаг, Бродяга тут же картинно шлепнулся на пол вниз лицом. Друзья тут же звонко расхохотались, а громче всех Джеймс. Ведь это именно он с утра пораньше приклеил заклятием тапки Сириуса к полу и все это время с нетерпением ждал, как тот феерично растянется на полу, купившись на старый как мир прикол. Так и лежа там, где упал, Бродяга принялся приглушенно ржать вместе со всеми, потом наконец перевернулся на спину и выдал: — Вот ты сука, Сохатый! А я уже грешным делом подумал, что ты забыл меня как следует поздравить! — Хер тебе! — весело отозвался довольный собой Сохатый. — Вот теперь, Бродяга, точно с днем Рождения! — и он, чтобы помочь другу встать, протянул руку. А Сириус, хитро сощурившись, вдруг резко дернул его руку на себя, и в следующий миг Поттер растянулся на полу рядом с ним. — Квиты! — заявил Бродяга, переглянувшись с немало обалдевшим Сохатым, и в свою очередь залился лающим, звонким смехом. Сегодняшний день не мог не быть особенным не только для Мародеров, но и для всего Хогвартса. Их обожали практически все студенты, потому каждый точно знал даты дней Рождения главных школьных смутьянов. И поэтому все утро Бродягу сопровождали поздравления от приятелей с разных факультетов и в особенности от девчонок, решивших, как всегда, по такому случаю обратить на него пристальное внимание. В итоге по дороге на очередной урок Сириус влетел в толпу девушек, кинувшихся обнимать и целовать именинника, а коварные Мародеры поспешно ретировались, бросив друга на растерзание этой женской оравой. Что тут поделать — это был своеобразный ежегодный ритуал, который юный Блэк был просто обязан стоически снести. Спокойствия в свой день Рождения он не знал даже на уроках, так что к концу дня даже преподавательский состав был в курсе, что Сириус Блэк сегодня стал совершеннолетним. Включая даже Филча, потому как ему пришлось оттирать со стены в одном из коридоров поздравление от приятелей Мародеров, а из-за того, что авторов сего шедевра так и не выявили, а Сириус с деланным изумлением возразил: «Ну не я ж сам себе это писал!» — завхоз буквально клокотал от ярости. Вечером Мародеры взяли на себя обязательство устроить небольшую вечеринку. Джеймс с Сириусом, вооружившись Картой, совершили набег на кухню под мантией-невидимкой и раздобыли еды у добродушных и щедрых домовиков. Римус и Питер тем временем предусмотрительно предупредили приятелей-гриффиндорцев, а в особенности старост, что намечается празднование. Надо сказать, идею эту приняли благосклонно абсолютно все старшекурсники, даже самая ответственная из старост Лили Эванс. Наверное, это потому, что ее предупредил именно Рим, который и сам был старостой и которому она всецело доверяла. А может, впрочем, она давно уже привыкла, что неизменно каждый год в дни Рождения этих оболтусов весь Гриффиндор в какой-то степени встает на уши. И когда Джеймс и Сириус торжественно вошли в гостиную со своей «добычей», уже собравшиеся и подготовившие все для вечеринки старшекурсники встретили их шумными аплодисментами. Праздник Бродяги все восприняли с воодушевлением — слишком много в последнее время было мрачных событий. В последний раз, наверное, Гриффиндор вот так дружно веселился после победы в первом квиддичном матче сезона. Так что даже сам Блэк возлагал на этот вечер большие надежды — ему до смерти надоела постоянная натянутая обстановка тревоги и страха. И когда все уже расселись кто куда, неожиданно к нему, отчаянно краснея, подбежала девчушка с первого курса и протянула конверт, сообщив, что в нем письмо от Дамблдора. Бродяга, да и все присутствующие, от удивления на миг потеряли дар речи. Затем Блэк распечатал конверт, быстро пробежал глазами по письму, извинился перед друзьями и, пообещав, что скоро вернется, стремительно покинул гостиную со все тем же пораженным выражением лица. Сириус быстрым шагом направлялся в кабинет директора. Едва услышав пароль «Тыквенный пирог», каменная горгулья тут же отскочила в сторону, открыв проход. Сириус шагнул на первую ступеньку, и винтовая лестница, подобно магловскому эскалатору, сама собой начала двигаться вверх. Вскоре парень уже стоял перед тяжелой деревянной дверью. Собравшись с духом, он протянул руку и три раза стукнул бронзовым молотком в форме грифона. Из кабинета раздался спокойный и размеренный голос директора, давшего разрешение войти. Сириус толкнул дверь, и та, на удивление легко отворившись, впустила его внутрь. Блэку и раньше доводилось бывать в кабинете Дамблдора. И он мимоходом отметил, что с тех пор здесь ничего так и не изменилось: вдоль стен все так же высились шкафчики с бессчетным количеством странных серебряных и хрустальных предметов, тихо жужжащих и дребезжащих. Похожие стояли и на хрупких одноногих изящных столиках. На дубовом письменном столе у окна высились стопки пергаментов, писем, покоились разномастные перья и откупоренные чернильницы. А у самой двери на золотой жердочке восседал величественный и красивый феникс Фоукс, сияя ярко-алым с золотом оперением. — А, Сириус, ты получил мое послание? Добрый вечер, — дружелюбным, будничным тоном проговорил Дамблдор, сидевший за своим столом. Он оторвался от изучения пергамента, покоившегося в его руках, и поднял взгляд на вошедшего юношу. Глаза его за золотистыми очками-половинками сверкнули пронзительной синевой. — Проходи, присаживайся. Вижу, ты не догадываешься, по какой причине я сегодня вызвал тебя к себе, оторвав от празднования вместе с твоими друзьями? — Сириус еще более удивленно посмотрел на директора. У того в серебристой бороде играла чуть лукавая улыбка, а в глазах, казалось, на миг заплясали озорные огоньки. И как только ему становится известно все, что происходит в стенах огромного замка? — Нет, сэр, — честно ответил Блэк, не сводя взгляда с профессора Дамблдора. Тот положил на стол пергамент и ровным мягким тоном продолжил: — Что ж, мой мальчик, я позвал тебя сегодня для того, чтобы сообщить о завещании твоего родного дяди Альфарда Блэка, которое было найдено месяцем ранее в его поместье близ Лондона. — Дядя Альфард оставил завещание? — Сириус был так поражен, что это отразилось и в его голосе. — Да, — ответил Дамблдор, снова взяв в руки пергамент. — В нем он упоминает твое имя. Альфард оставил тебе свое поместье и свой счет в сейфе Гринготтса, — профессор протянул юноше пергамент. Рука Сириуса чуть дрогнула, но он принял от директора пергамент и пробежался глазами по строкам: Настоящим изложена последняя воля и завещание Альфарда Поллукса Блэка… Моему племяннику, Сириусу Ориону Блэку III, оставляю свое поместье вместе со всем его содержимым, а также свой счет в сейфе банка Гринготтс №711… Далее следовала колоссальная сумма. Сириус не мог поверить в происходящее. Дядя оставил ему в наследство все свое поместье и состояние, из всей родни лично упомянув только его одного. Сердце парня невольно сжалось, а отголоски старой боли вдруг проснулись вновь. Его дядя… Его родной дядя, единственный из всей семьи по-настоящему любящий и близкий человек. Даже в смерти он знал, что Сириус рано или поздно уйдет прочь из ненавистного дома, останется совершенно одинок, без собственной опоры, без родного угла. На миг предательски защипало в глазах, но Сириус, сглотнув ком в горле, поднял голову и взглянул прямо в глаза директору. — Профессор, почему я ничего не знал так долго? Вы ведь сказали, что завещание нашли месяц назад, — он замолчал на мгновение, а потом вдруг высказал свою догадку: — Моя семья не согласилась с ним, не так ли? Не хотели, чтобы я даже узнал о его существовании? — И да, и нет, — Дамблдор поставил руки на стол, соединив вместе кончики пальцев и с ноткой сочувствия глядя на ученика поверх очков в золотой оправе. Говорил он по-прежнему спокойно, и его голос почему-то так же успокаивающе действовал и на собеседника, словно придавая ему сил. — Сириус, Министерство Магии проверяет любые завещания волшебных семей, в особенности таких древних и значимых, как семья Блэк. А по истечении месяца, если оно не вызывает никаких вопросов, завещанное передается законным наследникам, упомянутым в последней воле умершего. Поэтому теперь ты становишься полноправным владельцем всего имущества дяди. Но, не стану от тебя скрывать, твои родные действительно, скажем так, были потрясены волей Альфарда, — теперь не только во взгляде, но даже и в голосе директора читалось явное сочувствие и сожаление. Сириус кивнул. Он прекрасно знал, как отнеслись к такому решению родители. Особенно мать. Мадам Вальбурга совершенно точно постаралась приложить все усилия, чтобы мятежный сын не узнал об унаследованном состоянии, ведь это сделало бы его окончательно независимым. И, кто знает, может, только благодаря Дамблдору тайное стало явью. Волна сердечной благодарности дяде Альфарду и директору нахлынула с новой силой, заставив Сириуса на миг улыбнуться. Теперь он был абсолютно уверен: если хотя бы один из взрослых, по-настоящему родных людей одобрил его поступок, его отречение от всего, что так восхваляло благороднейшее и древнейшее семейство Блэк — он сделал правильный выбор.***
— Бля, да что ж там такое случилось? — Джеймс нервно бродил из угла в угол по коридору возле охранявших директорский кабинет горгулий. Мародеры единогласно решили проследовать за Сириусом и подождать его здесь. Кто знает, что там за весть припас для их друга Дамблдор. Слабо верилось, что это безобидный сюрприз ко дню Рождения. — Джеймс, не заводись, — тщательно скрывая собственное волнение, ответил Римус, стоявший у подоконника, подперев спиной стену. Питер пристроился рядом и постукивал пальцами по подоконнику. Джеймс замер на секунду, а потом снова начал ходить взад-вперед, ворча: — Ну правда, что еще там могло случиться? А что если это связано с его… Однако закончить фразу Поттер так и не успел. Дверь, охраняемая горгульями, отворилась, и с винтовой лестницы спустился Сириус собственной персоной. Трое друзей вмиг оказались около него. Джеймс, сверкнув глазами за стеклами очков в черной пластиковой оправе, нетерпеливо спросил: — Что там, Бродяга? Что случилось? — Завещание, — Сириус с серьезным лицом посмотрел на своих друзей. — Дядя Альфард оставил на мое имя завещание. В нем все: его поместье, его состояние — все переписано на мое имя. Парни молчали. Удивление в их взглядах стремительно сменилось сочувствием. Они знали, какую боль причинила Сириусу смерть родного дяди. С того самого скорбного дня он, пожалуй, ни разу больше не упоминал о нем, но они прекрасно понимали, что Бродяга очень долго оправлялся после такой утраты. Ему было свойственно молчать о самых больших переживаниях, запрятав их глубоко в своем сердце. Сириус никогда в полной мере не выставлял напоказ всех своих эмоций — он не любил, когда его жалели. Но сейчас парни боялись, как бы боль утраты не разгорелась в нем с новой силой. Неуверенным голос Джеймс наконец заговорил: — Бродяга… — Все в порядке, — прервал его Сириус. Потом вдруг на секунду зажмурился, решительно тряхнув головой. — Пойдем, там, наверное, уже нас всех проклинают за долгое отсутствие, — он наконец легко улыбнулся, а в его серых глазах вновь загорелись яркие искры. В следующий миг мягкие, облегченные улыбки расцвели на лицах остальных троих Мародеров. Вечеринка в общей гостиной продолжалась до поздней ночи. Сириус немного пришел в себя после неожиданной новости о завещании. А потом, когда подаренная Джеймсом бутылка огневиски разошлась на всех присутствующих, к нему вновь вернулось прежнее непринужденно-веселое настроение. Сегодня почему-то даже Лили не стала возражать против того, что их небольшой круг приятелей-старшекурсников без зазрений совести распивал запрещенный для студентов крепкий напиток. Она сидела здесь же, рядом с девчонками, поздравляла Бродягу, вместе с остальными слушала поставленную в проигрыватель магловскую пластинку, уютно расположившись на разложенных по полу подушках и чуть притопывая в такт музыке. Все парни во главе с Мародерами с каждым новым бокалам огневиски, а затем и сливочного пива, становились все оживленнее и веселее. Да и девушки, попробовав жгучий напиток, казалось, развеселились вместе с ними. Почему-то к ночи всех практически перестало волновать, что завтра им предстоит очередной учебный день. Вскоре выяснилось, что Поттер и Блэк каким-то образом привезли с собой в Хогвартс свои собственные гитары. Подбадриваемые криками одобрения товарищей, они принесли их из спальни и, к всеобщему удовольствию, исполнили пару самых популярных песен. Потом кто-то предложил сыграть в бутылочку, и понеслось… Опомнились развеселые гриффиндорцы только во втором часу, когда все девчонки засобирались к себе, внимая замечанию Лили, что пора бы уже отправляться спать. — Как скажешь, ангел! — Бродяга, уже бывший навеселе, отсалютовал ей полупустой бутылкой огневиски и первым в компании парней поднялся на ноги. Эванс даже не отреагировала на прозвище, только пожелала всем спокойной ночи и направилась следом за подругами в спальню. Парни, напоследок пожимая руку Бродяге и еще раз поздравляя его, тоже постепенно разошлись. Пит, засыпая на ходу, первым поднялся в комнату Мародеров. Рим, единственный еще в более или менее в здравом уме догадавшийся взмахом палочки заставить пустые бутылки и разнокалиберные фантики исчезнуть, а подушки вернуться на диваны и кресла, вскоре последовал за ним. Джеймс, такой же «веселый», как и все остальные, забрал свою гитару и, на ходу окликнув Сириуса, тоже направился к лестнице. Бродяга остался в гостиной последним. Он огляделся в поискав своего галстука, но наткнулся только на покоившуюся на диване гитару. Подумав, что это тоже нужная вещь, Блэк взял ее в руки, развернулся… И нос к носу столкнулся с Эммелиной Вэнс. Ее темные волосы были чуть растрепаны, а карие глаза ярко сияли в тусклом свете камина. Из всех присутствовавших на вечеринке девушек она, пожалуй, была сейчас самой пьяной. Сфокусировав на ней взгляд, Сириус понял, что девушка протягивает ему его пропавший галстук. — Валялся на полу, — ровным голосом произнесла она. Совсем не так, как практически на каждой тренировке, где Вэнс и Блэк неизменно препирались, соревнуясь не только в спортивном мастерстве, но и в исключительных дарах иронии. — О, вот, значит, где он! — Бродяга ухмыльнулся. — А я думаю, куда он, сволочь, делся? Словно подтверждая свои слова, Сириус снова картинно огляделся. И как только парень повернулся обратно к Вэнс, случилось то, чего он никак не мог ожидать — Эммелина стремительно подалась вперед, обняла его рукой за шею и поцеловала в губы. Сириус удивленно распахнул глаза, а потом с горячностью ответил на поцелуй, обвивая руками талию девушки. Вэнс целовалась долго и умело, и ему мерещился отдаленный привкус виски и сигарет. Наконец они оторвались друг от друга. Глаза Эммелины горели неистовым огнем, губы ярко алели на бледном лице, полуопущенные ресницы, казалось, чуть трепетали. — С днем Рождения, Блэк! — тихим, чуть томным голосом произнесла она. Не дав Сириусу опомниться, одним движением руки перебросила за спину волосы, развернулась, повела плечами и направилась к лестнице, ведущей в спальни девушек. А Бродяга так и остался стоять на месте, провожая эту странную, величавую, язвительную и временами колючую, как еж, девчонку совершенно пьяным взглядом, что относилось уже к чему-то другому, нежели огневиски.