***
Саске пришел с работы раньше и теперь чуть ли не в ухо дышит Сакуре, наблюдая за тем, как она делает анализ крови Рэя. С одной стороны, это немного раздражает – Сакура ненавидит, когда кто-то сидит над душой в то время, как она работает, но с другой – Саске в такие минуты похоже не заботит то, что они сидят так близко друг к другу. Она начала замечать, что у него иногда это проскальзывает – он как будто забывает про свои страхи и может спокойно подойти и коснуться ее плеча или первым тянется поцеловать. Этого никогда не бывает на публике – там он сама холодность и отчуждение, – но когда они наедине, с ним проще. – Как я и думала – это не фибромиалгия. – Он ниндзя? – Что? – не понимает Сакура. Она уже давно в мыслях убежала вперед ставить диагноз, поэтому вопрос Саске сначала ставит ее в тупик, но потом до нее доходит – Саске все еще подозревает отца Шина в том, что тот шиноби, которого они ищут. Сам Саске не видел его, поэтому сомневается, хоть Сакура и сказала ему, что тут все чисто. – Нет, он не шиноби. Но с болезнью все запутано. Саске заметно теряет интерес. Он отсаживается подальше, но продолжает смотреть. Где-то внутри Сакуры немного теплеет от всего происходящего – Саске смотрит, как она работает, может видеть, как она изменилась. И хоть он уже говорил ей об этом, признал ее, где-то в глубине Сакуры еще осталась та тринадцатилетняя девочка, внимательно слушающая указания Цунаде и делающая первые шаги в медицине, чтобы доказать всем – себе, Ино, Наруто и, в особенности, Саске – что она больше не бесполезна. – А как ты можешь узнать, что человек – ниндзя? – У ниндзя измененный геном, не такой, как у обычных людей. Как правило, у них есть ген, который отвечает за взаимодействие с чакрой. Помимо этого в каждого шиноби изначально заложено, какими типами стихий он лучше владеет. У клана Учиха это, к примеру, огонь – ты получил это от своей семьи генетически. А вот что насчет молнии – это уже нужно смотреть твой геном. Возможно, это тоже клановая способность, а может, так просто получилось конкретно в твоем случае. – А клановые техники? Шаринган? Сакура усмехается. Ну надо же какой он стал заинтересованный. С чего бы вдруг его начал волновать геном клана Учиха? – Тут сложно. Есть обычные техники, которые оттачивает каждый клан самостоятельно, а есть клановые способности вроде Шарингана или, к примеру, помнишь Хаку, которого мы видели в стране Чая? У него тоже был измененный геном. Если сильно постараться, то мы с тобой сможем выучить техники переноса сознания клана Ино или техники управления тенями клана Нара, но даже если мы научимся создавать ледяные зеркала, мы никогда не сможем поместить себя внутрь них и двигаться со скоростью света, как это делал Хаку. На это был способен только он и его клан. И Шаринган может быть только у клана Учиха и его потомков, потому что нет такой техники, которая сумела бы воссоздать Шаринган у, например, меня. Саске усмехается. – У тебя уже есть огромная силища и подобие бессмертия. Зная твой характер, давать тебе еще Шаринган слишком опасно. Сакура тоже усмехается, представляя себе эту картину. А потом улыбка исчезает – она думает о том, какими были бы их с Саске дети. Если Саске передаст им Шаринган, а она – свои способности к высокой концентрации чакры, то они будут сильнейшими ниндзя в мире. Это одновременно и восхищает ее, и пугает. Она вспоминает их с Саске разговор во время терапии, когда он говорил о том, что теперь он силен и никто не сможет его обидеть. Да, их детей тоже никто не сможет обидеть, но с другой стороны – такая сила наоборот будет привлекать разных подонков вроде Орочимару. – Ну, я могу убить тебя и забрать твои глаза. Это единственный способ получить Шаринган, – произносит Сакура, поддерживая разговор, хотя мыслями все еще в тревогах о том, как Орочимару гоняется за их с Саске детьми. Саске хмыкает, всем видом демонстрируя, что битва за его глаза будет нелегкой. – А если изменить геном? Ведь такое наверняка возможно. – Уверена, Орочимару уже пытался, – произносит Сакура с раздражением – она своими мыслями об Орочимару уже успела себя накрутить. Она вспоминает, как похожий вопрос сама задавала Цунаде, и та ответила так же раздраженно: «Этот ублюдок жив только благодаря своим экспериментам с геномом. Вряд ли в мире существует кто-либо, кто успел провести больше исследований по изменению генома человека, чем Орочимару». – Именно поэтому и существуют чистильщики – те, что охотятся за беглыми шиноби и уничтожают их, чтобы даже капля крови не попала в руки к врагам. – Это сложно? Например, изменить геном так, чтобы у человека появился Шаринган. – Спроси у Орочимару, – усмехается Сакура. Саске отвлекает ее своими вопросами, и она не может продолжать работать, но и просить его заткнуться она тоже не хочет – ей нравится отвечать на его вопросы, демонстрировать свои знания. – Тут ведь не один конкретный ген отвечает, там целая взаимосвязь. К примеру, у членов клана Учиха темные глаза, может ли это значить, что только у темноглазых шиноби может быть Шаринган? Является ли это обязательным условием для того, чтобы у него появилась эта техника? – Но у Какаши не темные глаза. – У него Шаринган пересажен, а геном зарождается еще в яйцеклетке, и если у ребенка голубые глаза и присутствует ген Шарингана, то будет ли он носителем этого додзюцу? Саске пожимает плечами. – Вот и я не знаю, я ведь не видела твой геном. И даже если вдруг я сяду изучать твою ДНК, то возможно, что мне потребуются десятки лет на то, чтобы расшифровать ее. И возможно, помимо цвета глаз, будут и другие зависимости, влияющие на то, будет у этого конкретного эмбриона во взрослом возрасте проявляться Шаринган или нет. Уверена, Орочимару занимался этим, а у него новейшие технологии и оснащенные лаборатории, к тому же он привлекает на свою сторону множество талантливых специалистов, например, того же Кабуто. И, судя по тому, что Шаринганом он пока не хвастался, успеха он не добился. Саске замолкает и продолжает смотреть, как она работает. Некоторое время Сакуре удается погрузиться в анализ. То, что она в итоге видит, ее все сильнее расстраивает. Болезнь Рэя генетическая – это точно, и она неизлечима. Ее лекарства лишь дарят облегчение, как кофеин не дает организму чувствовать снотворное влияние аденозина. Пока кофеин внутри тела, тебе не хочется спать, но аденозин продолжает выделяться, и когда действие кофеина прекращается, на тело наваливается вся мощь накопленного аденозина. То же самое и тут – ее лекарства лишь притупляют боль в мышцах, которую вызывает яд, производимый самим организмом из-за глупой мутации в генах, природной ошибки, но яд продолжает выделяться, даже если Рэй его не чувствует. С аденозином легко – достаточно поспать, чтобы от него избавиться, но вот что делать с этим ядом? Природа не оставила механизмов очистки. Год назад его концентрация стала настолько велика, что начались мышечные боли. Рэй не протянет долго. Даже если бы Сакура могла использовать чакру, ей его не спасти. Разве что это получится у Орочимару – вот уж кто пригодился бы. Если бы можно было направить мощь Орочимару в мирное русло, он спас бы кучу людей от неизлечимых генетических болезней. Саске вновь нарушает ее рабочую концентрацию очередным вопросом: – А если тебе дать кровь шиноби, ты сможешь понять, какими техниками он владеет? Сакура задумывается. В ее практике были моменты, когда она работала с кровью и могла видеть геном, но она всегда заранее знала, какими техниками владеет хозяин анализа. Возможно, если она увидит что-то знакомое, то догадается, но в общем и целом это уже вне ее компетенции. – Максимум, пойму, какими стихиями он может владеть, – отвечает она и смотрит Саске в глаза, словно спрашивая, для чего он этим интересуется. И тот наконец отвечает: – Меня все еще беспокоит Шин. Я хочу знать, шиноби ли он, и если да – какими техниками владеет. Сакура откладывает в сторону инструменты и вздыхает. – И как ты добудешь его кровь? – О, об этом не беспокойся – у меня уже есть план. Мне нужно, чтобы завтра в полдень ты была дома – остальное предоставь мне. Сакура кивает. Но даже без анализов ей отчего-то кажется, что Шин – шиноби. Но возможно, что он действительно не помнит об этом. А может быть именно поэтому три года назад он оказался в лесу без единого воспоминания? Даже если они узнают правду, о том, что скрыто в его прошлом, им узнать не получится.***
В полдень Сакура заканчивает свои дела и сидит дома, ожидая Саске с кровью Шина. Она все еще не знает, каким образом ему удастся эту кровь заполучить, но стоит ему появиться на пороге – и она все понимает. Саске вместе с Шином аккуратно заходят внутрь, рука Шина выставлена вперед и накрыта какой-то тряпкой, пропитанной кровью. Боже, что он натворил?! – Я случайно ранил его… – оправдывается Саске, но Сакура прекрасно понимает, что это не было случайностью. Она подводит Шина к своему столу, ищет нужные бутыльки и обрабатывает рану. Шин бел как мел, смотрит на руку стеклянным взглядом и не реагирует на слова Сакуры о том, что все будет хорошо, это просто царапина, все скоро заживет. Она думает, как бы так незаметно взять пробу крови, но тут замечает, как за спиной Шина Саске размахивает окровавленной тряпкой. Пользуясь тем, что Шин ничего не видит, Сакура кивает, подтверждая, что крови с тряпки будет достаточно. Наконец, рана перевязана. Шин осторожно проводит по бинтам здоровой рукой и едва не плачет. – Что случилось? Больно? – спрашивает она. Тот качает головой и молча направляется к выходу. Саске идет за ним. Сакура ничего не понимает, но времени на раздумье у нее нет – едва седзи закрываются, она хватает тряпку и приступает к анализу, потому что лучше всего работать со свежей кровью. После полудня жара становится все невыносимей. Сакура понятия не имеет, как Саске выдерживает работу на кузнице – там жарче в разы, но он ни разу ей не пожаловался на это. Закончив с анализами Шина, она решает окунуться в прохладную ванну. Возвращается Саске – раньше, чем обычно, видимо не терпится поскорей узнать результаты анализов. Сакура отзывается, чтобы он понимал, где она, и Саске влетает в ванную, не подумав о том, в каком состоянии она там находится. Несколько секунд он смотрит на нее, а потом поворачивается спиной и садится на пол, скрестив ноги. Сакура еле слышно вздыхает. Она не заметила заинтересованности в его взгляде, впрочем, испуга тоже не было, ему словно все равно. – Он шиноби, – говорит она без лишних прелюдий. Хотелось бы ей видеть его выражение лица в этот момент, но она видит только его спину, и он не двигается. Некоторое время он молчит, пока наконец не произносит: – А какие техники?.. – Не могу сказать. Вижу измененный геном, но что именно – не понятно. Но что-то знакомое, думаю, я это уже видела. – Ясно, – произносит Саске. Снова тишина. Сакуре нечего больше добавить, Саске молчит, но не уходит. Впрочем, тут ясно одно – они оба не знают, что со всем этим теперь делать. – Посмотри на меня, – просит она. Немного помедлив, он разворачивается и теперь сидит лицом к ней. Он смотрит ей прямиком в глаза, не опускает взгляда, словно смотреть ниже ему запретили. Вода не скрывает ее грудь и достаточно прозрачна, чтобы были видны очертания голого тела, но он не смотрит. – Знаешь, мне тяжело, – говорит она, пытаясь подобрать правильные слова. С ним снова стало так сложно, она не может читать его мысли, не знает, что он сделает, если она скажет то, что вертится у нее на языке. Это словно говорить с Саем, но Саске не такой, как Сай, в нем больше эмоций, хоть он и пытается их сдерживать. Саске способен на эти эмоции, просто подавляет, и ей так трудно с ним говорить, когда он это делает. – Мне тяжело знать, что ты был с Карин, но при этом не касаешься меня, даже не смотришь. В этот момент Саске словно получает разрешение смотреть, его взгляд опускается, задерживается на ее груди, ниже, а потом возвращается к ее глазам. Да, грудь у нее небольшая, наверное, в сравнении с Карин, его нечем впечатлить. – Ты же знаешь, что я ничего к ней не испытывал. – Испытывал. Похоть. – С тобой все иначе. – Я вижу, что все иначе, – вздыхает Сакура, опускаясь ниже под воду так, чтобы над поверхностью была видна только голова. Она не смотрит на Саске и едва сдерживает слезы, испытывает такую жалость к себе. Зачем она согласилась на это все! Было бы лучше остаться в Конохе; те дни, что они проводили, просто гуляя по Конохе, теперь казались сном. – Мы ведь даже не женаты… Сакура с удивлением смотрит на него. Ну то есть когда он спал с Карин, ему это не мешало, а сейчас он думает о приличиях?! – Разве ты хочешь этого так? – продолжает он. Сакура немного успокаивается, ее радует, что он пока не ушел, что он продолжает разговор, и кажется они могут дойти до чего-нибудь в этот раз. – Это уже старомодно, никто так не делает. Даже Наруто с Хинатой грешили перед свадьбой, и это притом, что она наследница клана, и ее невинность блюли почище секрета Бьякугана. – А ты… была с кем-то уже? – спрашивает он, чем невероятно ее удивляет. С чего бы вдруг ему это было интересно? – Нет, – отвечает она. Ей кажется, или Саске в этот момент выдохнул? – А если бы да – ты бы так не стеснялся? – Дело не в этом, – говорит он. – Я не могу представить тебя с кем-то еще. – Потому что недостаточно хороша или потому что всегда была влюблена лишь в тебя? Саске качает головой. – Просто мне всегда казалось, что ты только моя. Сакура отводит взгляд в сторону. Его слова одновременно самое прекрасное, что она от него слышала, и самое ужасное. – Подай мне полотенце, – просит она. Он поднимается на ноги и тянется к подставке для полотенец, забирая одно, разворачивает и держит перед собой. Сакура встает в полный рост, не стесняясь своей наготы, а он смотрит, просто смотрит на ее тело, пока она вылезает из ванной и шагает к полотенцу, позволяя Саске обернуть себя им и обнять. – Нужно будет сообщить в Коноху о Шине, – говорит она, Саске кивает и опускает лоб ей на плечо, прижимая к себе. – Кстати, как он себя чувствует? Мне казалось, что он вот-вот заплачет. – Да, он расстроился из-за раны – не сможет какое-то время работать, но я дал ему денег. Сакура не возражает – Саске правильно поступил, все-таки это из-за них Шин получил рану. Спустя 3 дня они получают ответ из Конохи. Он лаконичен: «Продолжать наблюдение, ничего не делать».