***
Поиски увенчиваются успехом — или, по крайней мере, первая их стадия. Тэйн Криос, дрелл и мастер бесшумного убийства, не только соглашается присоединиться к их пёстрому отряду без приведения убойных аргументов, но и решает сделать это бесплатно. Шепард приятно удивляется подобному раскладу, да и, чего кривить душой, Тэйн сходу вызывает у нее смутное, но ощутимое чувство уважения. Единственное, что её тревожит — это известие о его прогрессирующей и смертельной болезни, но она обещает себе не размышлять об этом ровно до тех пор, пока не узнает все подробности. — Определить наёмного убийцу в отсек систем жизнеобеспечения — это… оригинально. Невольно вздрогнув, Шепард оборачивается и замечает стоящего в тени Гарруса. Ждал. Контролировал, чтобы беседа с Тэйном прошла гладко. — Он болен. Ему необходим сухой воздух, — говорит она. Почему она… оправдывается? Оправдывается. Перед Гаррусом. За принятое ей решение. Должно быть, мир сошёл с ума. — Но, тем не менее, Шепард… — качает он головой, но не заканчивает фразы. — Не устаю поражаться тому, каких… интересных личностей ты набираешь в свою команду. Бойцы «Цербера», учёный, работавший над модификацией генофага, выращенный в пробирке кроган… — Сам Архангел, — подхватывает она, давя подступающее к горлу раздражение. Гаррус просто волнуется. У неё нет повода на него злиться, верно? Но отчего-то сейчас держать себя в руках особенно сложно — даже при том, что обычно она не может пожаловаться на проблемы с самоконтролем. — Ты же понимаешь, — добавляет она, старательно смягчая голос. — Мы не в том положении, чтобы кривить губы. Нам нужны все, кто может хоть в чём-то пригодиться. — Я понимаю, — кивает Гаррус и повторяет: — Я понимаю. Тем не менее, не ты ли недавно убедилась в том, что Призраку нельзя доверять? И всё же продолжаешь приглашать на корабль тех, кого он рекомендует. Он прижимает жвалы к щекам, и Шепард вдруг осознаёт, что он тоже медленно, но верно закипает. Это злит ещё больше, потому что они сродни двум сообщающимся сосудам, и — какого чёрта, Гаррус? Что за детские фокусы? — Ты предлагаешь мне выставить их вон? — интересуется Шепард, старательно выдерживая спокойный тон. — А что делать с Джокером и Чаквас? С «Нормандией»? Их мне вернул Призрак. Тебя, — с нажимом произносит она, — мне тоже вернул Призрак. Будь у меня иная возможность найти вас всех, я бы с радостью ей воспользовалась, но у меня её не было. Мне ничего не оставалось кроме как довериться ему. И пусть он подставлял меня в других вопросах, в том, что касается команды, Призрак не обманул ни разу. — Пока не обманул, — парирует Гаррус. Шепард смотрит ему в глаза, и ей очень хочется рявкнуть что-то вроде «Офицер Вакариан, соблюдайте, Вашу мать, субординацию!» Ей хочется встряхнуть Гарруса за шкирку и рассказать, как было ей тяжело, какой одинокой и брошеной она себя чувствовала. Но это невозможно хотя бы потому, что он намного выше и крупнее. А ещё потому, что она всё-таки отлично держит себя в руках. — Не думаю, что имеет смысл продолжать этот разговор, — заключает Шепард и, отвернувшись, направляется в сторону столовой, старательно думая о том, что с утра у неё практически ничего не было во рту — настолько старательно, что невысокая ступенька проходит мимо её внимания. Споткнувшись, Шепард чувствует пальцы Гарруса на своём локте, а ладонь — на талии. — Спасибо, — говорит она, выпрямившись. — Не за что, — отзывается Гаррус и, помедлив, отпускает её руку. Уходя, она чувствует спиной его внимательный взгляд, и разрази её гром, если в последней его реплике, в том, как она была произнесена, не скрывалось извинение.***
Следующее утро оказывается ничуть не приятнее предыдущего и приносит с собой головную боль и плохое настроение. Кровать, нежно любимая Шепард за удобную перину, кажется деревянной доской, вода в душе самовольно переключает температуру, а Чудище — в последнее время несколько умеривший свою агрессию — вдруг повисает на пальце, прокусив его до крови. От души помянув его не самыми лестными словами, Шепард проверяет почту. Краем глаза заметив рыбок, всплывших брюшками кверху, она понимает: день, чёрт побери, снова не задался. Окончательно упав духом, Шепард со вздохом склоняется над дисплеем. Терминал сообщает о четырёх непрочитанных сообщениях, и она пробегается пальцами по клавиатуре, ожидая увидеть очередное «шокирующее предложение улучшить условия собственной жизни». Приготовившись отправить спам в корзину, она замирает, увидев лаконичный заголовок одного из писем: «Насчёт Горизонта». Горло отчего-то совершенно пересыхает. Пододвинув к себе кресло, Шепард устраивается в нём с ногами. «Шепард, прости за то, что я наговорил тебе на Горизонте», — гласят первые строчки, и её головная боль усиливается, кажется, задавшись целью расколоть череп надвое. Сжав виски пальцами, она прикрывает глаза. Вот только этого ей не хватало. Стиснув зубы, Шепард возвращается к ровным строчкам на экране. Задержав дыхание, она принимается читать, отчаянно ненавидя себя за слабость, не позволяющую просто удалить это чёртово письмо и жить дальше. Так было бы вернее всего. «…Два года я пытался оправиться от того, что потерял тебя навсегда. Прошло много времени, прежде чем я преодолел чувство вины за то, что выжил, а ты нет, и начал двигаться дальше. В конце концов я внял уговорам друзей и пригласил доктора с Цитадели на свидание. Ничего серьёзного, просто позволил себе вновь почувствовать вкус жизни, понимаешь?» Знакомый высокопарный стиль. Ей пришлось потрудиться, чтобы привыкнуть к его манере изъясняться. Но — Кайдан и доктор Мишель? Это что-то новенькое. Раньше она не замечала за ним тяги к легкомысленным связям. Вероятно, это означало лишь одно: ему действительно было паршиво. Куда паршивее, чем ей — даже когда она очнулась одна, страдающая от боли, дезориентированная, в незнакомом залитом электрическим светом помещении. Даже когда услышала, что прошло два года, «Нормандия» уничтожена, а все её друзья пропали и вполне вероятно, что она никогда не сможет отыскать их снова. Даже когда её обвинил в предательстве тот, кто теперь писал проникновенные письма. Она знала, что Кайдан дорожил их отношениями. Она не могла и представить, каково это — выжить, потеряв того, кто был для тебя если не всем, то многим. Их боль была различной, несравнимой, но разве то, что она оказалась жива, не должно было порадовать его? Разве Кайдану не хотелось, чтобы всё было как прежде?.. «…И вот я увидел тебя, и меня потянуло обратно. Ты стояла прямо передо мной, но была с "Цербером". Не знаю, осталось ли в нас хоть что-то от тех, кем были мы два года назад. Ты хотя бы помнишь ту ночь перед Илосом? Она так много значила для меня… а для тебя? Но за два года слишком многое изменилось, и я просто не могу это игнорировать». Шепард спонтанно поднимается с места. Наткнувшись взглядом на аквариум, она отворачивается и садится на постель. Её колени дрожат; крепко сжимая их пальцами, Шепард опускает веки. Она так хорошо помнит ту ночь, словно это было вчера. От Кайдана слабо пахло одеколоном, и он казался ей неожиданно близким — и, одновременно с этим, удивительно далёким, словно единственная условность, отделяющая их от «официальных» отношений стала не преградой, а пропастью, преодолеть которую было не так-то легко — если возможно в принципе. Он говорил, много и путано. Он колебался, и она видела это. Шепард не понимала, как можно бояться после всего, что они пережили вместе — и порознь. Разве разделённые ими горести не были мостом, по которому они должны идти навстречу друг другу? Это сбивало с толку… и злило. Кайдан не настаивал, и она пошла против собственной натуры, пустив всё на самотёк. Они разделили поцелуй, быстрый и страстный, почти отчаянный, а потом был секс — неожиданно чувственный, нежный, сумбурный, путающий мысли, и Кайдан — вечно мнущийся Кайдан — вдруг оказался не ведомым, а ведущим. В случившемся было что-то неуловимо неправильное. Может, он чувствовал, что она колеблется тоже, что она не уверена в целесообразности этих отношений… А может, он понимал, что между ними не быть равноправию, и её чувства к нему, запутанные и необъяснимые, всегда были далеки от той классической любви, о которой пишут в книгах. Они условились обсудить это потом. Шепард не выполнила своего обещания. Они не поговорили — ни после победы над Сареном, ни позже. Месяц они выслеживали гетов, подавляя очаги новых восстаний, прерываясь лишь на еду и сон. А потом она погибла. Хорошее окончание и без того задыхающихся отношений, чёрт побери. Поднявшись с постели, Шепард возвращается к терминалу. Её рука сама тянется к полосе прокрутки, сдвигая курсор ниже. Всё это здóрово напоминает сеанс осознанного мазохизма, но она не может иначе. Ей необходимо дочитать. Быть может… Быть может, она получит ответы? «…Но, прошу, береги себя. Я слишком часто видел, как погибают близкие мне люди — на Иден Прайме, на Вирмайре, на Горизонте, на "Нормандии"… Я не вынесу, если потеряю тебя снова. Если ты по-прежнему та женщина, которую я помню, уверен, ты найдешь способ остановить Коллекционеров. Но "Цербер" слишком опасен, чтобы доверять ему. Будь осторожна». Прищурившись, она дочитывает последние строчки письма: «…Когда всё немного устаканится… может… не знаю. Просто береги себя. — Кайдан». Шепард выключает дисплей. Неловко опрокинув кресло, она отступает назад, словно боясь, что консоль вдруг превратится в пару кровожадных гетов. «Когда всё немного устаканится»? Будь ты проклят, Кайдан. Приказав себе успокоиться, Шепард аккуратно поднимает кресло. Прислонившись к столу, она с силой проводит по лицу руками. В её характере никогда не было привычки разбрасывать вещи, бить посуду или давать выход агрессии иным экспрессивным способом, но сейчас… Сейчас ей определённо нужно перестрелять с десяток Коллекционеров. Или хотя бы умыться. Когда её злость немного утихает, Шепард принимается перечитывать письмо, цепляясь за детали вроде расставленных многоточий, пытаясь взглянуть на него трезвым взглядом, проанализировать его без пристрастий. Кайдан раскаивается в том, что произошло между ними на Горизонте. Он, несомненно, хотел донести до неё тот факт, что её смерть едва его не уничтожила. Он научился жить дальше, но не забыл её. Ему важно, что с ней, ему важно, под чьими знамёнами она идёт в бой, он надеется — намёк был слишком прозрачным, — что рано или поздно они вновь попытаются построить то, что называется «отношениями»… И вместе с тем — он хочет верить, что однажды она образумится и выйдет из тени «Цербера», что вероломным образом заставил её поверить в бескорыстность их целей. Шепард задерживается взглядом на подписи и удаляет письмо. Помедлив, она касается пальцами фотографии Кайдана, с самого Горизонта перевёрнутой лицом вниз, но отдёргивает руку. Пластырь не всегда стоит отрывать сразу. Поднявшись с места, она несколько минут бесцельно кружит по каюте, убирает мёртвых рыбок, скользит рукой по гладкой поверхности аквариума, а потом, обувшись, направляется к лифту. Кайдан может спокойно служить Альянсу, культивируя собственные обиды. Его нежелание взглянуть шире и прислушаться — не её забота. Её жизнь — не его территория. Не будет никаких «может», не будет никакого «просветления». И исправлять тоже — нечего.***
Те несколько минут, которые требуются Шепард на то, чтобы дойти до столовой, яснее ясного демонстрируют ей, что она весьма удачно приглушила собственное раздражение. На каждом шагу она встречает членов экипажа — и это как раз нормально, это не злит. Злит то, что они ведут себя так, будто поперёк её лица огромными несмываемыми буквами написано «Спросите, всё ли у меня в порядке, мне плохо, пожалейте меня». Слухи на «Нормандии» разносятся со скоростью, явно превышающей скорость света, и ощущение, будто все вокруг запросто читают её личную переписку, радости не доставляет. Пару раз, не выдержав, она даже оглядывается в поисках более-менее зеркальной поверхности, чтобы убедиться в отсутствии надписи у себя на лбу. Чёрт побери, да — она и впрямь не в лучшем расположении духа. Чёрт побери дважды, нет — ей не нужно сколь угодно искреннее сопереживание кого-либо. Не сейчас. Возможно, позже, потому что она более чем привыкла сперва переваривать свои проблемы самостоятельно, и только потом делиться ими с другими. Конечно, со временем Шепард почувствовала, что эта привычка начинает отпадать, потому что в её жизни появились те, кого она без зазрения совести могла назвать друзьями, пройдя с ними огонь, воду, полчища гетов и целую прорву прочей дряни. В её жизни появились Гаррус и Лиара. И Рэкс, пусть он и был наименее многословным из троицы. Она чувствовала к нему поразительное доверие, и Вирмайр доказал ей — не зря. Ко всем остальным — Кайдану с его своеобразными понятиями о поддержке, Эшли, бывшей прежде всего коллегой, Тали, которую Шепард воспринимала как чрезвычайно смышлёную, но всё ещё наивную младшую сестрёнку, — она, при всём уважении, не могла прийти и вывернуться наизнанку, наболевшим наружу, а к этим троим — запросто. Не то что бы Шепард вообще пользовалась этой возможностью, впрочем, но само понимание того, что она может так сделать, очень грело душу и помогало чаще улыбаться. А потом эта ниточка, и без того довольно тонкая, оборвалась напрочь. А ещё позже, когда Шепард смирилась, оказалось, что всё можно восстановить, нужно только найти разделённые концы в спутанном клубке. Отчего-то ей кажется, что на самом деле она лишь сильнее всё запутывает. За завтраком Шепард честно пытается взять себя в руки, и это ей, в общем-то, удаётся. Можно сколько угодно переживать о прошлом, рассуждать о настоящем, избегать взглядов в будущее и наматывать сопли на кулак, но то, что нужно сделать ей, никто другой за неё не сделает. Время не стоит на месте, поэтому пора оторвать свою страдающую задницу от стула, встряхнуть головой и отправиться на чёртовы подвиги во имя спасения чёртовой Галактики. Она не вспыхивает, когда Гаррус спрашивает, всё ли в порядке, и пытается извиниться за вчерашнюю полуссору. Не вспыхивает, когда Миранда в привычной, несколько высокомерной манере напоминает о том, что стоит поторопиться с поисками указанных Призраком личностей. Не вспыхивает и держит себя в руках… Пока день абсолютно бесплодных поисков не заканчивается тем, что намёки на необходимость встречи с Лиарой превращаются в прямое указание на это.***
Прежде, чем пересечь порог торгового зала, Шепард долго стояла на смотровой площадке, глядя перед собой и стискивая пальцами перила. — Ты уверена, что… — начал Гаррус, но осёкся. Её взгляд яснее ясного дал понять, что мысли насчёт старой подруги, которыми она недавно поделилась, должны остаться между ними, и да — повторение сеанса откровений не входит в её планы. По крайней мере, не в эту минуту, не в этот день и, вероятно, даже не на этой неделе. Оттолкнувшись от перил, Шепард уверенно направилась к лестнице. Если бы её напряжённая спина могла говорить сама за себя, подумалось Гаррусу, идущему следом, она бы потребовала оставить её в покое, и довольно грубо. …Лиара не сразу обратила на них внимание, занятая своими делами — угрожала кому-то, судя по обрывку разговора, который им довелось услышать. Уже одно это казалось удивительным. «Снять кожу живьём?» Лиара?.. Будто почувствовав их присутствие, она обернулась. — Шепард! — воскликнула асари и тут же велела секретарю отменить все назначенные звонки. Та, поклонившись, вышла, а Лиара, бросив датапад на стол, подалась к Шепард, заключая её в объятия. — Шепард… — тихо повторила она, и Гаррус отвёл глаза, сообразив, что невежливо таращиться на тёплую встречу дорогих друг другу друзей. — Я слышала, что тебе удалось выжить, но не верила… — выдохнула Лиара в волосы Шепард. — Не могла поверить. Как же я рада видеть тебя снова. — Радость взаимна, — отозвалась та, крепко обнимая подругу. — Как ты?.. И с этого момента встреча превратилась в какой-то фарс. «Да, всё отлично. Нет, прости, я занята. Если ты хочешь помочь, пойди туда и сделай то», — примерно так, наверное, выглядело бы всё, сказанное Лиарой, если собрать это и сделать выжимку. Выделить квинтэссенцию. Шепард сидела перед ней, опираясь локтями о колени. Внимательный взгляд, ровный голос, ни намёка на улыбку. От неё так фонило раздражением, непониманием и обидой, что Гаррус почти слышал настоящую Шепард в своей голове — недоумённую, умоляющую объяснить, что случилось, заботливую, пусть даже эта забота не сдалась Лиаре от слова «совсем». Находиться рядом с ней было почти физически тяжело; тяжело было разрываться между желаниями обнять, исчезнуть куда подальше и как следует встряхнуть Лиару за шиворот. Даже Мордин через некоторое время отстранился и замер в дверном проёме, глядя в сторону. И Гаррус искренне не мог понять — неужели Лиара ничего не чувствует? Что за кошмар с ней приключился? В какой-то момент, правда, Шепард не выдержала. — Что происходит, Лиара? — спросила она, повысив голос. — Почему мы не можем просто поговорить? — Мне и самой бы этого хотелось. — Красивое лицо асари исказила гримаса. — Но я не могу, прости. Это Иллиум, и ты представить себе не можешь… — Она вздохнула. — Мой кабинет наверняка прослушивают. Поэтому — не сейчас. Это всё, что я могу сказать по этому поводу. — Лиара сжала пальцами столешницу. — Буду рада, если ты мне поможешь. — К чему эти оговорки? — пробормотала Шепард, немного помолчав. — Ты же знаешь, что помогу. — Знаю, — негромко отозвалась Лиара и, поднявшись из-за стола, отошла к окну. — Ты никогда не оставишь меня в беде. Шепард обнадёжено вскинула голову, услышав в её голосе знакомые интонации, увидев в ссутулившейся фигуре прежнюю Лиару… Что уж там — даже Мордин встрепенулся, проницательно уловив небольшое потепление в тяжёлой атмосфере кабинета. Но длилось это недолго. Расправив плечи, Лиара вернулась за стол, молча пробежалась пальцами по консоли и подняла голову. Взгляд её был так же холоден, как оттенок её кожи. — Я передам всю интересующую тебя информацию на «Нормандию». Скажи, если я могу помочь чем-нибудь ещё. Поджав губы, Шепард кивнула, поднялась на ноги и, сухо попрощавшись, вышла из офиса. Мордин, задумчиво потерев подбородок, направился следом. — Не сейчас, — произнесла Лиара, не поднимая глаза на Гарруса. — Всё гораздо сложнее, чем ты думаешь. Глядя на её усталое лицо, на котором яснее ясного было написано «Да, я очень многое скрываю, мне плохо, но я не могу ничего рассказать», Гаррус так и порывался спросить: «Ты с ума сошла за эти два года? Кто подменил тебя? Ты действительно ничего не видишь?» Но не смог. Или не захотел. — У меня ощущение, будто мы оказались в какой-то параллельной вселенной, — бормочет Гаррус, когда они возвращаются на «Нормандию». Никак не отреагировав на его реплику, Шепард уходит вперёд по коридору, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как она эмоционально выжата. Кому, как не Гаррусу, знать, насколько их всех подкосила её смерть, но то, что произошло со всегда доброй и отзывчивой Лиарой, не лезет ни в какие рамки — как и встреча с Кайданом на Горизонте… и он не понимает, как заговорить об этом. Впрочем, если верить внутренним ощущениям, на какое-то время эта тема перейдёт в разряд табуированных, и горе тому, кто не дойдёт до этого вывода сам. Шепард сейчас как никогда похожа на оголённый провод — кажется, почти слышно электрический треск; тронь — останешься без рук. В лучшем случае. Проводив взглядом догоняющего её Мордина, Гаррус направляется в сторону главной батареи. Чутьё подсказывает, что при всем нежелании что-либо обсуждать рано или поздно Шепард захочется выговориться. В противном случае он придёт к ней сам.***
При всей её нелюбви к медотсекам, кабинет Мордина оказывает на Шепард успокаивающее действие. Раздражение и обида, осевшие в груди после встречи с Лиарой, медленно, но верно сходят на нет. Профессор быстро, но не суетливо ходит вокруг неё, измеряет давление, частоту пульса, размер зрачков и ещё, кажется, сотню других параметров. Его выверенные движения завораживают и умиротворяют, как чаще всего и случается, когда наблюдаешь за работой профессионала. — Мордин, зачем всё это? — спрашивает Шепард. Растерянно моргнув, он замирает. — Сильное нервное напряжение, имплантанты могут… — Спасибо, — перебивает его она, вдруг почувствовав себя неловко. Чёрт его знает, как бесконечная череда разочарований и потерь может повлиять на «шедевр биоинженерии», как Шепард порой с усмешкой думает о своём теле. Мозги ей, во всяком случае, явно перекашивает. Она расстроена и обижена, как маленький ребенок, которому с глумливой улыбкой сообщили, что Санты не существует, а вдобавок помогли спрятаться и увидеть в его роли отца. Всё та же назойливая песня о том, что она потеряла всех, кто раньше был рядом, упрямо крутится в её голове, но теперь у нее иной припев: какими бы друзьями они ни были, у каждого нашлись собственные цели. То, что для кого-то личные стремления оказались важнее прошлых отношений, понятно и в целом абсолютно нормально. И всё же — всегда больно, когда тебя бросает тот, к кому ты привязался вопреки правилам и здравому смыслу. Из прежнего боевого состава с ней остался только Гаррус — без вопросов, рассуждений и попыток переубедить. Прочие же — Тали, Кайдан, а теперь и Лиара — далеко, и в мыслях то и дело проскальзывает эгоистичное «Лучше бы мы не встречались снова». Она сильная, выносливая, самодостаточная, и нервы у неё крепкие — после всего, через что ей пришлось пройти, — но, чёрт возьми, когда ты с распростёртыми объятиями идёшь навстречу другу, а он делает вид, что не знает тебя или шарахается, как от прокажённого… — Показатели в норме, — удовлетворённо сообщает Мордин, и Шепард надевает пиджак. — Тем не менее… Она поднимает руку, прося не продолжать. — Спасибо за заботу. При первой же возможности я обязательно отдохну. Звучит как-то неловко, но, по крайней мере, искренне. — Советую поторопиться, — отзывается профессор. По пути в столовую Шепард жалеет, что не завалилась спать прямо на кушетке у Мордина, проигнорировав намекающе урчащий желудок. Обида притихла под гнётом усталости, однако первое же «Добрый вечер, коммандер, с Вами всё в порядке?» заставляет Шепард стиснуть зубы. — Добрый вечер, Келли, — отвечает она, давя в себе раздражение. Видимо, интонация получается неприветливой, потому что йомен тут же вытягивается по стойке «смирно» и начинает оправдываться: — Я видела, как вы заходили к профессору Солусу, и заволновалась. — Спасибо, но это лишнее. — Лишнее — ваше желание держать дистанцию. Я не кусаюсь, коммандер, — с улыбкой заверяет её Келли. — Вряд ли я удивлю вас, сказав, что предпочитаю переваривать проблемы самостоятельно. — Нет, не удивите. Но время от времени каждому из нас необходимо быть выслушанным. — У меня такой потребности нет, — лукавит Шепард, чувствуя, что вновь начинает закипать. Её разум — совершенно ясный — настойчиво твердит, что у неё нет на это причин, однако сердце очевидно думает иначе, и, пожалуй, это главная её проблема. Кажется, ей и в самом деле нужен отдых, иначе в скором времени она начнёт кидаться на людей. Если уже не начала. — Келли, — вздыхает она. — Я понимаю, вы хотите как лучше, но… — Позвольте мне помочь вам, — перебивает её йомен. — Я понимаю и ценю ваше участие, но… — Если вы доверитесь мне, я уверена… — Вы можете просто оставить меня в покое? — повышает голос Шепард. — Почему всем на этом чёртовом корабле так важен мой внутренний мир? У вас что, нет других дел? Так я помогу их найти! Развернувшись, она быстро направляется к лифту, оставляя обескураженную Чемберс позади. Нажимая на кнопку вызова, Шепард чётко понимает, что ещё одно сердобольное предложение вдогонку — и она перейдёт на ругань, ничуть не смягчённую едким чувством вины. Но Келли молчит.