Make up your mind baby cause the time is here

      Харлин Квинзель прибывала в полнейшем замешательстве. Она смотрела прямо перед собой, не сосредотачиваясь на чём-либо конкретном, и совершенно напрасно помешивала ложечкой уже давно остывший чай, а собственно сахара она туда положила, наверное, больше, чем самого чая. В подобном состоянии Харлин пребывала вот уже несколько часов, а когда сосед снизу пришёл забрать собаку, то его встретила приоткрытая дверь квартиры. Если ты живёшь в Готэм-сити, и при этом одинокая симпатичная блондинка, то подобный жест буквально вопил: «Изнасилуйте, ограбьте и убейте меня кто-нибудь!». Так что парень убедился, что с соседкой всё в порядке и забрал Эско, на что она лишь слабо махнула рукой. Последующие несколько часов Харлин просидела всё так же не двигаясь с места, иногда прерывая тишину спором с внутренним голосом, который никак не хотел задыхаться. Но когда он это всё-таки сделал, то сделал это очень и очень не вовремя. — И что это было, Харлин? — задала самой себе вопрос психиатр Аркхэм. Внутренний голос ехидно замолчал, но ей отчётливо слышалось его тихое подсмеивание над ней. — Ну и молчи! Я вообще нахожу странным как твоё существование, так и твоё здравомыслие. Мало что ли того, что я вслух разговариваю сама с собой? А ведь могла быть блистательной гимнасткой! Слушала бы маму и не влюблялась во всяких…       В раздражении Харлин бросила ложку в кружку, чем вызвала всплеск остывшего чая. Нахмурившись, она отодвинула чашку от себя подальше. Помолчав ещё немного, она зарылась руками в волосы и с тихим вздохом растрепала их, опуская голову на стол. Она всё ещё отрицала то, что, действительно, симпатизировала безумцу. Даже после того, что об этом ей сказал как доктор Шудберт, так и сам объект влечения в лице короля преступного Готэм-сити. — Чертовщина какая-то! Что же со мной не так? — издав глубокий, совершенно опустошённый вздох, Квинзель всё-таки встала из-за стола и принялась ходить из стороны в сторону, попутно жестикулируя. — Давай подумаем, Харлин, о том, что же сегодня произошло.       Всплывшие воспоминания заставили девушку остановиться, как вкопанную, посреди комнаты. Факт оставался фактом. Король преступного Готэм-сити её целовал. Трижды. Залившись краской, она начала вспоминать, что эти поцелуи действовали на неё совсем не так, как должны были. Любой другой нормальный человек уже в истерике бежал бы из кабинета и требовал забрать у него дело. А что же Харлин? Она начала ему отвечать. И что более ужасно — это приносило удовольствие. Она трижды целовалась с самым опасным преступником Готэм-сити, да и ещё с полнейшим психопатом ко всему прочему, а что же она делает теперь? Она как подросток стоит посреди комнаты, краснеет и, о Боже, улыбается. Харлин нервно рассмеялась: — Так, притормози. Должно же быть что-то ещё… — она попыталась вновь включить в себе серьёзного психиатра. Квинзель начала перебирать весь их сегодняшний диалог. Ну, с заданием его успокоить она точно справилась. Он даже ни разу не вернулся к теме убийств и крови.       «Я вижу в тебе потенциал, куколка, если тебе интересно».       Эта фраза заставляла её почувствовать себя каким-то элементом чего-то важного. Кусочком пазла. Шестерёнкой часов. Частью рельс от железной дороги, которая увезёт их далеко и насовсем. Которая ведёт в яркий, фееричный мир… И это не могло не пугать. Но это всё равно было не тем.       «Ты больше не дрожишь, как лист осиновый, от каждого моего слова, теперь тебе нравится меня слушать. Да-да, я вижу это, Харли».       И ей действительно нравилось. Она ловила каждое его слово, впитывала, словно губка, каждый звук, слетающий с его губ. Да так, что теперь почти без труда могла вспомнить, а в голове фразы звучали именно таким знакомым, пугающим и чарующим голосом. Кажется, она, действительно, перестала его боятся. Нет, конечно, некая боязнь была, но это было не то. Этот страх был похож скорее на замирание сердца перед чем-то великим и восхищающим.       «Она мне не понравилась, а я, знаешь ли, избирательный».       А это? Неужели это значит, что она ему нравится хоть на сколько-нибудь? Он ни разу её не ударил, хотя возможностей было миллион и даже больше. Джокер прямо тогда, в камере, мог запросто свернуть ей шею. Это заняло бы всего несколько секунд, а ему нужно было бы приложить совсем немного усилий, и всё было бы кончено. Харлин бы даже не кричала, что вызвало бы у безумца только раздражение. — Это всё не то! Я что-то определённо упускаю! Ну же, думай, глупая Харлин! Думай! — почти прокричала она и несколько раз прошлась вдоль стола, пока не остановилась и не упёрлась в спинку стула руками, опустив голову, скрыв лицо за длинными волосами. Внезапно по её спине пробежал холодок, словно от чьего-то взгляда, и её осенило.       «А что же делает наша милая Харли Квинн?»       Ей показалось, что этот ледяной голос раздался прямо у неё за спиной, что побудило её испуганно развернуться и разбить стоящую чашку, тут же опираясь рукой на осколки. Ладонь мгновенно защипало, несколько осколков глубоко вошли под кожу, вызывая ещё больше крови. Но в данный момент это было последнее, что волновало Квинзель: — Ты танцуешь, — вслух прошептала Харлин, поднося кровоточащую руку ближе к лицу, — ты совсем не слушаешь новости, которые идут по телевизору, а газеты копятся у порога и со временем желтеют дожидаясь момента, когда ты соберёшься и выкинешь их.       Её пробил озноб, за которым последовала крупная дрожь. Она прекрасно осознавала, что всё это было вполне точным описанием того утра после инцидента с Сэмом в Аркхэме. Но как Джокер узнал всё это? Не мог же он просто это предполагать или уловить в разговоре. И вот именно поэтому Харлин испуганно прижала порезанную ладонь ко рту и резко огляделась. Она пошла по комнатам, осматривая их на наличие камер. Происходящее невероятно пугало. Это всё было до безумия жутко и неправильно. Квинзель зашла на кухню и подошла к окну. Наверное, оно беспокоило её больше остальных комнат. Ей вспомнилось то утро, когда она заметила, что окно открыто, хотя Харлин его не открывала. Она всмотрелась в темноту снаружи. Где-то совсем недалеко в ночной мгле Квинзель различила соседний дом — такой же кирпичным, как и все остальные в этом районе, где здания строились очень плотно из-за непомерно завышенной цены на землю, и впрочем ничем особенным не отличался. Харлин всмотрелась в окно напротив. В нём было темно, как и во всех остальных квартирах этого этажа, что казалось довольно странным, так как чёрная полоса среди горящих окон других этажей очень выделялась. Она нахмурилась и присмотрелась получше. Привыкшие к темноте глаза рассмотрели то, что не заметили поначалу — силуэты находившейся в комнате мебели и элементов интерьера. Харлин уже собиралась отойти от окна, сославшись на разыгравшуюся паранойю, но в последний момент заметила, как что-то, поначалу принятое ею за стул с кучей одежды, встало и отошло от окна. Раздался гром и темноту переулка разрезала яркая вспышка молнии.       Харлин в ужасе отскочила от окна и осела на пол. Хотелось закричать и позвонить в полицию, но она попросту закрыла глаза и зажмурилась. Квинзель просидела так около пятнадцати минут, пока не успокоилась и, открыв глаза, не посмотрела на часы на плите. Было уже поздно, так что было самое время ложится спать. За стенкой, хоть и приглушённо, всё равно достаточно громко заиграла музыка. По собственному опыту Харлин знала, что стучать соседям бесполезно. Квинзель разочарованно застонала, закрывая руками глаза. Ночь без сна обещала быть долгой, полной шорохов и какой-то попсовой музыки из-за стены.

***

      Около четырёх утра только было задремавшую на полу кухни Харлин разбудила настойчивая трель звонка мобильного телефона. Голову раскалывало на части так, что она была готова сама её себе оторвать, только бы больше не чувствовать это препротивное ощущение. К её удивлению за стеной всё ещё играла музыка, идентифицированная ею как песня Casin — «glue70». — С самого утра? Вы серьёзно? Почему вокруг меня одни психопаты? — гневно вскричала Квинзель. В данный момент ей хотелось иметь под рукой аспирин и револьвер с полным магазином. Однако этого всего не было, так что ей оставалось лишь покорно поднять трубку и попытаться голосом убить собеседника на том конце метафорического провода. — Доктор Квинзель слушает. — Вы нам срочно нужны! Тут проблема с… — Джокером? — тут же подорвалась с пола Харлин, в спешке оглядывая гостиную, которую отлично видно с кухни, в поисках ближайшей одежды. — Нет, упаси боже, нет, — эти слова заставляют её успокоено выдохнуть, — вы же лечили пациентку по имени Кристин Леорн, верно? Мы никак не можем дозвониться до её нынешнего лечащего врача, так что пришлось звонить Вам. Она тут… — Можете не объяснять, я выезжаю.       Харлин моментально собралась, но не так быстро, как это было бы, если бы сбежал всё-таки её нынешний пациент. Вот коли бы сейчас на свободе оказался сам Джокер, она даже не могла точно осознать, что бы делала. Было бы вполне разумным тут же взять документы и деньги, бежать из города куда подальше, только бы мистер Джей её не нагнал, но не для внутреннего голоса Харлин, который настойчиво убеждал её в обратном. А именно в том, что она вполне может кинуться на его поиски. Зачем? На это внутри всё смеялось, издеваясь над наивной девушкой.       До Аркхэма Харлин добралась за минут двадцать, так как в такое раннее время пробок совсем не наблюдалось. Город был всё такой же мрачный, как и прошлым, позапрошлым или любым другим утром в Готэм-сити. Потухшие вывески создавали впечатление, будто бы город живёт только по ночам, запуская с наступлением темноты ритм сердцебиения улиц, пуск пульса неоновых огней и голос города в ночных клубах. В каждом переулке рекой льётся кровь Готэм-сити и его жителей, разодетых в яркие костюмы и платья, улыбающихся и смеющихся до самого утра, когда они все вновь станут серой однородной массой, лишив Готэм-сити хоть каких-либо красок, кроме как зелени купюр, пущенных на подкуп и коррупцию.       Приехавшую Харлин тут же сопроводили до камеры бывшей пациентки. Когда Квинзель вошла внутрь, Кристин все еще сидела под койкой. Она встала рядом с ней, скрестила руки на груди и заговорила мягким, но не лишённым строгости голосом: — Кристин, дорогая, это Харлин. — Доктор Квинзель, это вы? Это действительно вы? — раздался из-под койки напуганный голос. — Да, Кристин, это я. Тебе нужно вылезти оттуда, — как можно мягче попросила девушку Квинзель. — Он здесь, — прошептала в панике Леорн.       Квинзель расстроенно нахмурилась. А ведь когда она работала с девушкой, та почти избавилась от панических атак. Видеть её в таком состоянии было чуть ли не физически больно. — Кристин, пожалуйста, — устало выдохнула Харлин, — вылезай оттуда.       К её удивлению, Леорн действительно вылезла из-под кровати и положила ладони на пояс, словно в ожидании дальнейших инструкций. Волосы были донельзя спутаны, лицо испачкано то ли в пыли, то ли в грязи, а на руках виднелись лиловые разводы синяков. Оставалось только понять сама ли она себе их нанесла или же всё-таки постарались местные врачи и санитары. — Ты понимаешь, что того, что ты видишь, не существует, правильно? — мягко спросила Харлин. Леорн воззрилась на девушку ярко-серыми глазами, которые сейчас были затянуты пеленой неуверенности. — Конечно, не существует, — ответила она и сквозь туман безумия выглянула в лицо своего прежнего психотерапевта, — Но вы ведь никогда не жили с этим… Повсюду вокруг вас… видите? Они везде. — Кристин, милая, я… — начала Харлин, пытаясь оставаться спокойной. — Он здесь! — вскрикнула пациентка трясущимся высоким голосом. Этот вопль испугал Квинзель, но она не сдвинулась с места. Глаза Леорн сосредоточились на ней — огромные и безумные. — И вы! — прошипела она, вдыхая через плотно сжатые зубы. — Вы помогаете ему! Я знаю это, знаю! — Кристин, послушай меня, — сказала Харлин, понимая, что припадок еще не совсем сломил её, что с ней еще можно было договориться. — Это параноидальная иллюзия. Борись с ней. Она не настоящая.       Но было слишком поздно. Кристин уже явно была не способна на хоть какое-нибудь более-менее рациональное мышление. Она начала кричать, и Харлин удивилась, почему никто из санитаров до сих пор не вошёл. — Конечно, именно это ты и должна была сказать, — огрызнулся Леорн, — Ты — грязная неверная сука! Он убьёт нас всех по твоей вине!       Она набросилась на Харлин, та же инстинктивно уклонилась. Слава богу, спортивная подготовка давала о себе знать, благо бывшая гимнастка продолжала растягиваться и ходить в зал по выходным, но Кристин снова пошла в атаку. Квинзель всё ещё не покидала мысль о том, что до бывшей пациентки можно достучаться. — Кристин! — сказала Харлин, пытаясь сохранять дистанцию. Леорн начала кружить, и Квинзель поворачивалась вслед за ней, не желая оказаться к сорвавшейся сумасшедшей спиной. — Кристин, я не хочу причинить тебе вред!       Внезапно она выпрямилась, что заставило Квинзель действительно испугаться и отшатнуться. Сумасшедший блеск медленно покидал взгляд Леорн, подбородок вздернулся, но улыбка оставалась прежней. — Тогда не делайте этого, доктор Квинзель. Не делайте ошибок.       Харлин расслабилась и выдохнула, рассчитывая на что-то лучшее и светлое в пациентке, но, как оказалось, зря. Леорн вновь ринулась на своего бывшего психиатра, к чему та совсем не была к готова. Цепкие пальцы Кристин с силой обхватили горло Квинзель, оставляя синяки. Воздуха тут же стало не хватать, а зрение начало затуманиваться. — Однажды вы научитесь думать, доктор Квинзель, и тогда мы будем соседками, — Прошипела Кристин прямо в лицо Харлин, — Он научит вас думать.       В палату наконец-то ворвались санитары и оттащили от психиатра охваченную безумием Леорн. Квинзель начала медленно оседать на пол, но была вовремя подхвачена под руки, и смогла устоять. Мужчины скручивали руки Леорн у неё за спиной, а вбежавший врач вколол ей успокоительное. Она сопротивлялась ещё немного, что-то тихо-тихо шепча себе под нос, после чего и вовсе отключилась. — Доктор Квинзель, с вами всё в порядке? — обеспокоено спросил мужчина, придерживающий её за локоть. — Д-да, — закашлялась она, потирая саднящее горло, — я, пожалуй, пойду в свой кабинет. — Вас проводить? — нахмурился санитар, никак не желая отпускать её руку. — Нет, спасибо. Я уверена, что уж дойти до собственного кабинета в состоянии. — нахмурилась Харлин и резко вырвала свой локоть из цепкой хватки.       Квинзель вышла из палаты и медленно пошла по коридору в сторону, ведущую к её кабинету. В этом же отделении была камера и Джокера. Она остановилась возле неё, развернувшись в пол-оборота. Ещё было слишком рано для сеанса, а окошко было плотно закрыто, что не давало узнать проснулся ли он, да и вообще понять, чем он может заниматься в своей камере в свободное время, которого у безумца было предостаточно и даже больше. Она коснулась рукой холодной железной двери, за которой был скрыт гений, страх и король всего Готэм-сити. Он был несомненно опасен, жесток и холоден. Харлин не раз слышала о нём и его деяниях в новостях по телевизору, читала в интернете или натыкалась на упоминания об этом по радио, которое вечно слишком громко было включено у старушки, соседки девушки. Джокер совершал воистину ужасные вещи, кровавые расправы и теракты. Вечные «игры в кошки-мышки» с Бэтменом не раз заканчивались разрушением того или иного района, концом сотен жизней и финалом чужих историй, однако к финалу их истории им прийти никогда не получалось. Обычно Джокер удачно сбегал, а иногда его ловили и прятали в Аркхэм. Но, тем не менее, ей было интересно, что случится, если она его выпустит. Какая-то крохотная часть её разума вопила о том, что он совершенно определённо её убьёт и нельзя даже и сметь думать о том, чтобы попросту взять и открыть эту дверь. О, что бы тут началось! Джокер, без каких-либо сомнений, смог бы в одиночку вырезать половину Аркхэма и удачно сбежать. Да и вполне вероятно, у него уже есть в этой прогнившей лечебнице свои люди, но искушение посмотреть, что произойдёт, всё равно было рядом. Однако нового пароля от камеры Квинзель всё ещё не получила. Хотя, следует уточнить, что не знала она только последнюю цифру.       «Вы помогаете ему! Я знаю это, знаю!» - пронёсся в голове у неё голос Кристин Леорн. Харлин отпрянула от двери и прижала руку к шее, на которой уже наливались сине-красным очередные синяки, словно обжегшись о всё ещё ледяную дверь камеры. Она невидяще посмотрела на дверь, а потом резко развернувшись на каблуках, поспешила уйти подальше, чтобы немного подумать и уложить в голову происходящее. По словам бывшей пациентки выходило, что Квинзель и есть сообщница Джокера.